Смерть во спасение, рассказ, НФ, 13500

[Maxfactor]

Шар из покрытого никелем оружейного плутония рассыпался в бурую горку пыли. Заведующий лабораторией Петр Петрович Никаноров глянул на экран анализатора: адская смесь окислов и гидроксидов. Дрянь, конечно, та еще, зато вряд ли кто сможет восстановить из такой мути чистый плутоний. По крайней мере, за разумное время.
Никаноров нажал похожую на гриб красную кнопку. Взвыли аварийные вентиляторы. Бокс почти мгновенно опустел.
- Летите, мои маленькие друзья! – Никаноров бросил взгляд в окно, на высокую трубу вытяжной системы. – Несите Земле вечный мир.
Петр Петрович запер лабораторию и прошел в раздевалку. Он едва успел надеть пиджак, как дверь с грохотом распахнулась, и в помещение ворвались спецназовцы с автоматами наперевес. Не слишком ли многочисленный караул для одного маленького ученого?
Никаноров медленно повернулся и протянул руки:
- Совсем ваше ведомство не ловит мышей. Я думал, вы за мной раньше явитесь.

За полированным столом замер, будто восковая фигура, невзрачный человек в пиджаке. Когда Никанорова усадили перед ним, он будто очнулся, направил на собеседника настольную лампу и представился:
- Майор Панин. Как остановить вашу пакость?
- Никак. Это невозможно. В принципе, - ответил Петр Петрович и пафосно добавил: – Стражник теперь стоит, простите за каламбур, на страже человечества. Он проходит через любые фильтры и барьеры. Ничто ему не помеха.
- А я надеялся на сотрудничество и лояльность, - мягко сказал Панин.
Никаноров повторил:
- Сотрудничество и лояльность? Да! Именно поэтому я сразу вам говорю: не тратьте ресурсы, не пытайтесь остановить Стражника – это бесполезно. Да не переживайте вы так. Ничего плохого не произошло!
- Ничего плохого? Вы спустили с поводка опасный вирус, - Панин только не шипел. – Еще немного, и начнут умирать невинные люди!
- Похоже, у вас на работу набрали клинических идиотов! – резнул Никаноров. – Стражник для человека безвреднее комнатной пыли – это не биологическая сущность, а самореплицирующийся молекулярный механизм. Так что с тем же успехом вы можете подцепить заразу от своего компьютера, пока разглядываете порносайты!
- Надеюсь, вы правы. Но если Стражника станет слишком много…
- Поймите, энергии радиационного фона Земли не хватит для бесконечного размножения. Несколько сотен единиц на кубометр максимум. Но этого достаточно, чтобы проникнуть в любые хранилища ядерного оружия и уничтожить плутониевые триггеры и запальные стержни.
- А заодно и лишить человечество атомной энергетики, - добавил Панин.
Никаноров пожал плечами:
- Для активного размножения Стражнику нужно альфа-излучение определенной интенсивности. Его может дать только оружейный плутоний. Да, теоретически можно сделать урановые бомбы, но это крайне невыгодно.
С минуту Панин сидел с каменным, совершенно непроницаемым лицом. Потом тихо спросил:
- Для чего вы это сделали?
- Ради детей! – ответил Никаноров. – Мне не хочется, чтобы их жизнь зависела от человека с кнопкой. По-моему, здесь и так все ясно. Смиритесь, майор! Человечество лишилось возможности уничтожить себя. Мир, дружба, счастье! Нам остается прекратить войны и заняться чем-нибудь полезным. Я сделал то, о чем мечтали поколения ученых еще со времен Тринити!
- У вас же сын и дочь, насколько мне известно? Взрослые. Вы их вырастили в одиночку?
- Именно так, - Никаноров вздрогнул. Через детей особисты могут надавить на него! Но сделать уже ничего нельзя.
- Уважаю. Не бойтесь – мы же не звери. Сын за отца не отвечает!
Панин нажал на кнопку селектора:
- Сержант!
В комнату влетел часовой с автоматом.
- В девятнадцатую его! И полный пансион!
Никанорова провели длинным коридором. В стенах темнели металлические двери. Сержант громко считал номера:
- Один, два, три… девятнадцать!
Откуда-то появился охранник с ключами. Лязгнул замок, и сержант втолкнул Никанорова внутрь.
Камера, скорее, напоминала гостиничный номер или комнату в общежитии, а не тюремный блок. Здесь не было нар, большую часть свободного места занимала застеленная деревянная кровать. Старый письменный стол притулился в углу. Узкий проход вел в санузел. Матовый свет плафонов ярко, но вместе с тем мягко заливал комнату. О том, что весь этот комфорт лишь предваряет изощренную пытку, стало ясно намного позже.
Никаноров едва успел снять пиджак, как вдруг лампы погасли. Теперь в комнате горел только тусклый синий свет. Наверное, наступила ночь.
Из-за двери не доносилось ни единого звука. Никаноров прилег на кровать. Мягко и удобно. В чем же подвох?
Обычно человек, вырванный из повседневной жизни, не может заснуть в первую ночь заключения. Он думает о потерянной свободе, об оставшихся на воле родных. Но Никаноров, выпуская свое детище, знал, на что идет. И все равно, прежде, чем уснуть, он успел удивиться собственному спокойствию.
Когда Никаноров очнулся, в комнате горели лампы. В стене открылась дверца, в нише за ней поблескивал металлический поднос с привинченными тарелками. Рисовая каша, хлеб и компот – еда нехитрая, но для тюремных поваров просто шикарная. И на том спасибо.
Едва Никаноров подкрепился, лампы снова погасли. Как, уже ночь? Сколько же он спал?
На этот раз время тьмы показалось бесконечностью. Но как только Никаноров начал забываться тяжелым сном, в глаза ударил мягкий, но назойливый свет. Утро? Не может быть! Но часы отобрали особисты, и Никанорову ничего не осталось, как считать секунды.
Через некоторое время он понял: свет включают и выключают как попало, безо всякой последовательности. Надзиратели могли погасить лампы и через три, и через десять часов. Точно так же выдавали еду.
Вскоре жизнь превратилась в беспорядочное мелькание света и тьмы. Несколько раз Никаноров стучал кулаками в дверь, кричал и выл, катаясь по полу, но его мучители остались глухи к отчаянным мольбам. Наверное, он сошел бы с ума, если бы однажды к нему не явилась дочь.
В тот раз свет погасили быстро. Никаноров упал на кровать и увидел на сидящую на краю Аню. Ее лицо оставалось в тени, но хрупкую, утонченную фигуру дочери он узнал бы даже в кромешной тьме.
- Здравствуй, папа! – сказала она.
- Нет… - прошептал он. – Этого не может быть. Как ты сюда попала?
- Через потайную дверь.
- Теперь ясно, - Никаноров хотел взять дочь за руку.
Аня вскочила и прижалась к стене:
- Стой! Нельзя меня трогать – иначе я уйду.
- Хорошо. Я догадываюсь, зачем ты здесь. Но…
- Папа, я соскучилась, - Аня не дала Никанорову договорить. - Места себе не нахожу. Думаю только о тебе.
- Как вы меня нашли?
- Люди из спецслужб сами пришли к нам. Все обыскали. Даже телевизор разобрали по частям. Сказали: если ты раскроешь секрет, тебя отпустят домой.
Никаноров схватился за голову:
- Как же они не поймут? Ничего нельзя сделать. Стражника не остановить: такой возможности просто нет. Не знаю, сколько времени я здесь, но, наверное, все уже кончено. Ядерного оружия на Земле не осталось. Миру – мир!
- Значит, до свидания. Мне пора. Зовут.
- Стой! – закричал Никаноров. – Еще минуту! Как там Илья?
Аня не ответила. Ярко, намного сильнее, чем обычно, вспыхнули лампы. Невыносимый свет резнул по глазам. Никаноров зажмурился, а когда снова обрел способность видеть, дочь исчезла.
С того дня переносить пытку стало легче: от безумия спасала надежда. Скоро, очень скоро он обнимет своих детей, но пока надо терпеть. Никаноров закрывал лицо одеялом, спал на животе и конце концов попросту перестал обращать внимание на беспорядочное моргание ламп. Ему стало все равно. И он дождался.

Лязгнул замок, и новый сержант проводил Никанорова в уже знакомый кабинет. За столом сидел осунувшийся и помятый майор Панин. Под его усталыми, налитыми кровью глазами темнели мешки.
Панин заполнил бланк:
- Подпишите! И с вещами на выход!
- На расстрел? – уточнил Никаноров!
- Сейчас не тридцать седьмой! Не хватало нам делать мучеников из ничего! Вперед, на волю! Жаль, совесть у тебя в роддоме украли!
Никаноров подписал бланк и украдкой глянул на календарь на стене: оказывается, он провел в застенках полтора года.
- А я думал, вашу контору закрыли! К чему она сейчас, когда нет смысла воевать?
- Наша работа будет нужна всегда! – отрезал Панин. – Свободен!
- Минуту! – сказал Никаноров уже в дверях. – Я хочу сказать вам спасибо.
- За что?! – Панин изумленно моргнул и подался вперед.
- Как, за что? За свидание с дочерью. Вы ее пустили ко мне через потайную дверь.
Панин покрутил пальцем у виска:
- В девятнадцатой камере нет никакой потайной двери.
Никаноров вышел на улицу. Стояла приятная летняя прохлада. Сквозь тяжелые тучи едва проглядывало солнце.
Со стены дома с укором глядела нарисованная женщина, за ней ощетинилась десятками штыков Красная Армия. «Родина-мать зовет!» Зачем здесь этот плакат? Забыли снять реквизит на День Победы?
На перекрестке Никаноров свернул за угол и остановился: прямо на него указывал пальцем красноармеец в будёновке. «Ты записался добровольцем?» - гневно вопрошал воин. Под плакатом мелким шрифтом было приписано: «Если тебе от шестнадцати до пятидесяти пяти лет, мы ждем тебя в ближайшем призывном пункте по адресу…»
На пустынных улицах встретился лишь патруль: две совсем юных девушки в военной форме. Они неодобрительно, даже презрительно посмотрели на Никанорова и прошли мимо. Укороченные автоматы в их руках покачивались из стороны в сторону, в любую минуту готовые изрешетить нарушителя.
Никаноров шел больше часа, и по дороге ему не попалось ни одного мужчины. Рядом со своим домом он заскочил в супермаркет и несколько раз протер глаза, разглядывая невозможные, невероятные ценники. Остатков его наличности не хватило бы и на коробок спичек.
- Девушка! – крикнул он кассирше. – Вы не ошиблись?
- Это коммерческие цены! – ответила та, разглядывая себя в зеркальце. – По аттестату дешевле. Паек бесплатно.
- По какому аттестату?
- По воинскому.
- Где ж его брать?
- Вы с Луны прилетели, что ли? Зайдите в призывной пункт на втором этаже! Там с вами разберутся. А я не справочное бюро, извините!
Никаноров чертыхнулся, поднялся по лестнице и без стука вошел в кабинет с табличкой «призывная комиссия».
Маленькая женщина в армейской форме что-то усердно набирала на клавиатуре компьютера. Увидев Никанорова, она сверкнула холодными синими глазами и представилась:
- Помощник военкома капитан Жукова! Что у вас?
- Прежде всего, мне нужен аттестат.
- Имя, фамилия?
- Никаноров Петр Петрович. Год рождения…
Жукова только что не уперлась носом в монитор:
- Вы военнослужащий? Работник оборонного предприятия?
- Нет.
- Значит, резервист. Странно. Вас нигде нет. Никаких данных. Откуда вы явились?
- Из тюрьмы, – неосторожно сказал Никаноров.
- Ложь! – реплика прозвучала, как разрыв снаряда. – Всех заключенных отправили на фронт еще в первую волну мобилизации!
- Мобилизации? – растерянно переспросил Никаноров. – И какую пользу могут принести заключенные на фронте?
- Враг израсходовал на них «умное» оружие. Во многом благодаря зекам война перешла в затяжную стадию.
- Не понимаю. Что еще за война? Говорю же: я сидел в тюрьме и ничего не знаю.
Голос Жуковой стал резок и сух:
- Теперь я, кажется, понимаю! Вы ведь политический? Да, политический! Ничем не могу помочь. «Политикам» довольствие не положено.
- Что же мне делать?
- Понятия не имею. У детей спросите. Вы ведь наверняка отмазали их от фронта! Ну-ка, посмотрим!
С минуту Жукова ожесточенно крутила колесико мыши. Потом сухие черты ее лица смягчились, она протерла глаза пальцами:
- Никак не могу привыкнуть, - пробормотала капитан. – Соболезную. Командир танкового взвода лейтенант Никаноров Илья Петрович геройски погиб в бою.
Никанорову показалось, будто его с размаху оглушили дубиной:
- Как… погиб.
- Пал смертью храбрых. Его танковый взвод ценой своей жизни уничтожил ракетные установки противника и этим задержал наступление – так написано в наградном листе.
- Но у него была отсрочка! Он же учился в университете!
- Всех слушателей военных кафедр отправили на фронт во вторую волну мобилизации… стойте! Здесь еще запись!
Жукова молчала целую минуту. Несколько раз она приоткрывала тонкий, чуть накрашенный рот, но каждый раз слова застревали в ее горле. Наконец она прокашлялась:
- Никанорова Анна Петровна, медсестра. Погибла в бою, прикрывая раненого.
Перед глазами поплыло. Никаноров покачнулся. Жукова вскочила, усадила его на стул, налила воды и зашептала:
- Это война! У вас дети – герои. Мои даже не доехали до фронта: всего одна «умная» бомба… их больше нет.
- Почему война? Откуда? Да говорите!
Жукова выпрямилась и, потрясая кулаками, воскликнула:
- Будь проклят тот, кто уничтожил ядерное оружие! Если бы я могла до него добраться! Своими руками бы разорвала!
- Может, надо было сдаться?
- Вы не представляете, что творится на захваченных территориях. Кто будет снабжать чужаков? Зачем? Людей сгоняют в фильтрационные лагеря и оставляют умирать. Потом остается только сжечь тела, и вопрос решен. Не нужно даже тратить патроны. Все происходит само собой. Вроде бы само собой…
В голове щелкнуло. Обломки картины сложились в единое целое: вместе с оружейным плутонием рассыпался в прах стержень, на котором держался хрупкий мир. Чья-то чаша перевесила. И этот кто-то без колебаний воспользовался своим превосходством, не боясь получить фатальный удар от слабого противника. Парадокс: чтобы жить, человечеству нужна смерть. Смерть во спасение.
Никаноров поднялся, смерил Жукову взглядом и решительно произнес:
- Товарищ капитан! Запишите меня добровольцем! За ошибки надо платить!
Домой он так и не попал. Вечером его, командира женского мотострелкового взвода, увез воинский эшелон – тепловоз и два десятка старых вагонов. Никаноров ехал сражаться с теми, кто пришел строить новый, прекрасный и счастливый мир. Только ни ему самому, ни его детям в этом мире не хватило места.

[Татьяна Ка.]

Что-то мне не пошло. Устала от "военных действий".

[Zialam]

Вот я хочу дать человеку нормальный совет о не потере своего времени на так сказать подобный жанр. Ну кто они у вас все? Вот буквально все? Раньше где то при 60-х годах и т.п. Писали журналы литературного содержания с писателями от трактаров и т.п. У их в своё время (и кстате строе - мало кстате определенном) подобный «жанр» о самопредседателях был везде, и даже до сих пор этим злоупотребляют, в как бы современной литературе.
Выглядит что каждый берет, причём берет взрослый и наверное полноценный человек род рабочей деятельности, той какую он сам хочет. От этого глаза сразу воротятся как от болезненного. Ведь это же люди взрослые. А для взрослых в итоге - не получилось. Тут или на роботов переходить, то ли на обыкновенные дружеские узы, в которых и надо только разворачивать все такие пределы событий. Фантастика сдесь всё же не волшебное слово. Ведь от слова «взрослый» надо уходить достойно - например хотябы робот... или возраст... Мы подобную литературу все же не выбирали и читать о взрослом ребёнко-рае совсем не то. И ещё: Я как бы идейно протестую против как бы описания хронологии исторических военных действий не предпринятых к описанию не в те годы в которые было бы положенно. Слишком хотя бы тонка нить неуподобляемых автору нюансов. И хотя бы поэтому.
Такие произведения обязательно будут оставлять негативно-несоциальные подсознательные ощущения.

Идею я уловил. Но в конце её, я бы сказал что она не там обрывается и не тем заканчивается. А далее её стоило бы перекинуть на какие нибудь другие шестеренки, а взросло-людским персонажам это не подходит. А больше сдесь сказать не чего.