Запрещенные виды любви (окончание)

[Георгий]

В нем сразу можно было угадать учителя. Ну или по крайней мере одного из тех, у кого голова забита разными премудростями исходящими от сложных наук и долгих размышлений.
Он был высок, однако весь его рост крала сутулость. У него была угловатая подпрыгивающая походка и всегда устремленный вниз взгляд - он будто шел по чьему-то следу. Именно потому, что он смотрел себе под ноги, он не сразу заметил Гурмана. А тот позволил себе понаблюдать за учителем пока он, вышагивая по коридору, приблизится настолько, что сможет наконец-то заметить хозяина дома.
На учителе был серый костюм, переживший, наверное, не один десяток раз химчистку, немного помятый и немного великоватый для его сухой фигуры. За те деньги, которые ему платил Гурман за обучение мальчика, учитель мог бы пошить костюм у лучшего портного города. Мог бы сменить застиранную рубашку темно-синего цвета на какую-нибудь другую с бархатными манжеами и позолоченными пуговицами. Мог бы так же выбрать себе галстук, который был бы менее криклив по сравнению с тем, что был сейчас на нем. А старый затертый саквояж сменила бы сумка из крокодиловой кожи. И очки имели бы оправу, сделанную из панциря черепахи.
Гурман гадал, куда мог тратиться учитель, если он по-прежнему ходит в старых зашнурованных туфлях и с невзрачными механическими часами, но так и не смог ничего придумать.
Между тем он рисковал остаться незамеченным. Учитель был уже рядом и собирался пройти мимо, оставив незамеченным старика Гурмана, чей пестрый халат служил лишь ярким дополнением к мыслям.
- Здравствуйте, - первым приветствовал его Гурман.
Учитель резко остановился и повернул голову. Какие-то мгновения в его глазах сквозило недоумение. Откровенное недоумение по поводу того, что за пожилой человек в домашнем халате перед ним, что это за место, в котором он находится, и вообще как он здесь оказался. Потом его глаза чуть сузились, всматриваясь внимательнее в Гурмана, на лице появилась приветственная улыбка, и только тогда учитель кивнул:
-А, добрый день, - он с готовностью подошел к Гурману. - Извините, я задумался и не сразу вас заметил.
- Ничего, бывает, - понимающе сказал Гурман, тронул локоть учителя, предлагая тому продолжить свой путь, и зашагал сам рядом. - Ну, как успехи у нашего ученика?
-Хорошо, если говорить в целом, - ответил учитель. - Но сегодня он был немного рассеян. Мне даже показалось, что немного расстроен. Его все время что-то отвлекало, и он никак не мог включиться в работу. У мальчика что-то случилось?
Гурман ответил не сразу.
-Нет, ничего такого, о чем я бы знал.
-Вообще, если говорить честно, он у вас способный мальчик.
-Я знаю, - усмехнулся Гурман.
-Нет, я вполне серьезно, - говорил учитель. - Ему обязательно надо будет продолжить образование, если только он сам того захочет. Я думаю, что вы в состоянии это сделать, не смотря на его положение. Я имею в виду инвалидность. Он очень способный и как раз сейчас эти способности ему надо развивать. Я уверен, что когда-нибудь буду гордиться, что у меня был такой ученик.
Если бы ты знал хоть двадцатую часть правды о мальчике, то ты никогда не переступил бы порог этого дома, подумал Гурман. Ты боялся бы приблизиться к нему, как к улью полному взбешенных пчел.
Гурман кивнул.
-Я тоже надеюсь на это.
Они остановились у спускающейся вниз лестницы. Внизу стоял Никита.
-Вас проведут через другой выход, - сказал учителю Гурман. - Сегодня у меня маленькая пресс-конференция.
-По поводу чего? - поинтересовался учитель.
-Об этом вы узнаете из газет, которые как всегда больше наврут, чем напишут, - рассмеялся Гурман. - Я просто не хотел бы, чтобы вы столкнулись с кем -либо из этой голодной оравы.
-Да, мне тоже как-то неохота с ними.
-До свидания, - попрощался Гурман.
-Всего хорошего, - кивнул учитель и начал спускаться вниз по лестнице. Гурман следил за ним до тех пор, пока Никита не принял его в свои руки, потом развернулся и пошел в комнату мальчика.
Им нужно было поговорить.


-Ты плохо вел себя.
Мальчик почувствовал под собой холод. Это все кресло - оно похолодело от слов отца, стало неудобным, будто тоже осуждало. Мягкое сидение выставило свои острые бока, пластиковые ручки неприятно врезались в локти мальчика. Он сложил руки на коленках и сжался - тоже стал весь острее, чтобы ответить креслу, которое было всегда и во всем согласно с отцом: ты плохо вел себя, дрянной мальчишка, и потому следует тебя немного наказать.
-Учитель опять недоволен тобой, - говорил отец. Он стоял у окна и смотрел во двор, где перед входом собрались люди из-за ограды. Мальчик мог видеть только спину отца, однако он не смот¬рел на нее, он слышал голос отца и представлял его лицо... - Он ушел, расстроившись. Он говорит, что ты никчемный ученик, что ты не можешь справиться с простейшим...
Лишь однажды мальчик решился взглянуть на отца, когда тот сердился. Это было давно, но мальчик навсегда запомнил этот момент и никогда больше не поднимал перед отцом глаза
Сейчас спина отца, ее безмолвный взгляд, который чувствовал на себе мальчик, была очень похожа на то лицо, что он видел когда-то.
-Учитель говорит, что ты был сегодня рассеян. Он ушел раньше, потому что не мог больше заниматься с тобой. Что с тобой такое?
Мне просто приснился плохой сон, подумал мальчик, но ничего не сказал отцу. Тот и не ждал ответ. Он продолжал сердиться.
-Я замечаю, что ты всегда нервничаешь, когда возвращаешься из города. Ты становишься не таким, каким я хочу тебя видеть. Наверное, я не смогу больше выпускать тебя в город.
Мальчик вздрогнул. - Нет! - хотел выкрикнуть он, но удержался. Однако отец, казалось, услышал его безмолвный крик.
-Ты заслужил такое, но я тебя прощу. Сегодня я делаю это в последний раз. Если еще когда-нибудь после твоего выхода в город мне кто-нибудь скажет, что ты выглядишь не так как всегда, я больше не пущу тебя дальше нашего сада. Понятно?
Мальчик кивнул. Отец, стоя к нему спиной, заметил и это.
-Вот и хорошо, - произнес он. - Ты уже большой парень, и ты должен научиться владеть своими чувствами. Лицо и тело всегда говорят за человека больше, чем он сам может сказать словами. Ты должен понять это. Понять и кое-чему научиться.
Отец развернулся. Лицо его на фоне окна было таким же темным, как и спина. Мальчик не хотел видеть то, что оно ему говорило, и потому смотрел в пол.
-Я люблю тебя, мой мальчик, - сказал за свое лицо отец. - Я хочу научить тебя кое-чему, чтобы ты смог выжить в этом мире.
Кресло вновь стало мягким. Мы любим тебя, хоть ты и довольно дрянной мальчишка, повторило оно. И мы прощаем тебя в последний раз. Смотри, не делай так больше.
Мальчик едва заметно улыбнулся и опять кивнул.
-Скоро тебе предстоит еще раз отправиться в город, - сообщил отец. - Зданевич сам пустил себе пулю в лоб, поэтому не стоит о нем даже думать. Если ты это делаешь, то перестань. Он убил себя сам, а значит, он достоин забвения, - говорил отец. - Следующий наверняка окажется сильнее. И убить его придется наверняка тебе, мой мальчик. Но даже тогда ты не имеешь права срывать уроки учителей.
Иначе мы опять будем сердиться, напомнило холодно кресло. И уже не простим тебя. Ты навсегда останешься во мне, говорило инвалидное кресло. Навсегда, выразительно повторило оно.
Навсегда, подумал мальчик.
Отец отошел от окна
-Я хочу, чтобы ты подумал над тем, о чем я только что говорил. Я зайду к тебе вечером, и ты расскажешь мне, что ты понял.
Мальчик только сейчас решился поднять глаза на отца, но тот уже повернулся и шел к двери.
-Подумай хорошенько, мой мальчик, - сказал на прощание он.
А я прослежу за ним, заявило кресло и притянуло мальчика к себе.


В коридоре Марка гурмана встретил Никита. В руках у него была телефонная трубка.
-Вам звонят. Уже второй раз.
-Хорошо, спасибо, - Гурман взял у него телефон, дождался пока Никита отойдет на несколько шагов, затем вытянул антенну и включил связь. - Слушаю, - сказал он.
-Здравствуйте, - ответила ему мембрана знакомым голосом. Это был Саванюк. - Узнаете? - спро¬сил он.
-Да, - Гурман отвернулся от слуги и неспешно зашагал по коридору. - Звоните, чтобы сказать мне спасибо?
-Точно, - рассмеялся в трубке Саванюк. - И еще, чтобы сказать, кто будет следующим.
-Надеюсь, я его знаю, - предположил Гурман.
-О да, и притом даже хорошо знаете, - сообщил Саванюк.
-И кто же он?
Услышав имя, Гурман остановился. Его старческое сердце замерло, пропустив удар, потом забилось вновь - часто и беспокойно. Несколько секунд он слышал только эти удары. И еще гуляющий в опустевшей вдруг голове отзвук имени, которое ему сообщил Саванюк.
Шимаяский.
Гурман закрыл глаза. Чувства нахлынули на него со всех сторон. Он вспоминал... вспоминал все сразу, все последние двенадцать лет.
Наверное, он молчал слишком долго, потому что телефонная трубка начата вдруг беспокоиться.
-Алло, вы слышите меня?
-Да, - Гурман открыл глаза и увидел залитый солнечным светом коридор. - Да, конечно, Шиманскнй. Я знаю его.
-Это будет сложно сделать?
Гурман развернулся и так же неспешно зашагал в обратно в сторону Никиты.
-Не думаю, - ответил он. - Вы дадите мне время?
-Да Но лучше поспешить.
-Хорошо. Больше не надо мне сюда звонить., - попросил Гурман. - Я сделаю это. До свидания.
-Желаю удачи...
Гурман сложил трубку. Подошел Никита и взял ее у него из рук.
-Как там эти? - Гурман ткнул пальцем в сторону окна, имея в виду журналистов.
-Ждут, - коротко ответил Никита
-Надо было дать им хотя бы попить чего-нибудь.
-Я вывез тележку с апельсиновым соком, - сказал Никита - Некоторым предложил коктейли. Кто хотел, тот мог пить сколько угодно.
-Хорошо. Можешь идти передать им, что я сейчас спущусь. Только переоденусь
Сказав это, Гурман развернулся и направился к своему кабинету. Его губы произнесли слово, отзвук которого все еще кружил среди мыслей:
-Шиманский...
"...Лицо и тело всегда говорят за человека больше, чем он сам может сказать словами.
Я должен понять это. Понять и кое-чему научиться. Так сказал отец. Он зайдет вечером, и мне надо будет рассказать ему свои мысли.
Я уже большой?
Пришла Багира. Сейчас она опять ляжет спать. А я выеду на улицу, когда отец прогонит всех ЭТИХ..."

+ + +
Прошло уже два часа, как Марк Гурман отбился от вопросов журналистов и попросил всех покинуть территорию особняка. Эту маленькую пресс-конференцию, случившуюся по поводу смерти Игоря Зданевича, никак нельзя было назвать удачной с точки зрения удовлетворения журналистского любопытства. Хотя, с другой стороны, на которой располагалась фигура Марка Гур¬мана, все прошло как нельзя лучше.
Жанна посмотрела на часы. Да, точно, скоро уже будет два часа, как она чего-то ждет, сидя в своей машине. Она не уехала с территории Золотого Лимона, как это сделала основная часть тех, кому посчастливилось лицезреть сегодня самого Марка Гурмана Она все спешили в свои редакции, студии, чтобы побыстрее взяться за ручку или оседлать эфир. Глупцы. Что они напишут или скажут своим читателям или слушателям? То есть написать и сказать будет что, однако все это будет пустой ерундой, лишь тем, чем заполняют пустые полосы или избыток времени в информационных новостях, ведь Гурман сумел провести разговор так, что не было произнесено ни одного лишнего слова.
Жанна взяла сигарету и закурила. Она смотрела за двухметровую ограду на утопающий среди зелени дом Гурмана и уже начинала думать о том, что она здесь делает.
Когда своему коллеге. Пусть тот займется этой пустышкой. У него был талант делать мыльные пузыри-статьи, а из того обмылка, которым за пять часов ожидания наградил их Гурман, получиться несколько удивительных газетных пузырей.
Только вот она в этом не будет участвовать. Для статьи, под которой будет стоять ее имя, нужно нечто большее, чем простой кусок мыла
Она отвела свою машину к тому месту, где оканчивался участок Гурмана, и осталасьокончилась пресс-конференция, и слуга выпроводил всех заворота, Жанна решила не возвращаться сразу в редакцию. Она передала блокнот с записями ждать это НЕЧТО, хотя не имела ни малейшего представления о том, что это будет.
Жанна вновь посмотрела на часики, которые все время пытались съехать у нее с запястья. Еще час и если ничего не произойдет, она уезжает. Наведается в редакционную неразбериху и сразу домой, чтобы выспаться к вечеру. Ей уже хотелось спать. Она чувствовала, что прятавшийся за зеленью сада дом Гурмана уже ничего ей сегодня не подарит.
Но она ошибалась.
Жанна не успела еще докурить сигарету, как заметила за зелеными кустами, высаженными вдоль ограды, какое-то движение на территории Гурмана. Она отогнала от лица сигаретный дым. По дорожке действительно что-то двигалось, но пока она не могла еще определить что это было. Жанна приоткрыла на всякий случай дверцу машины и взяла в руку маленький фотоаппарат "Кодак".
Она ждала, когда это Нечто, ради которого она парилась в машине целых два часа, появится из-за кустов. И оно появилось, Жанна сразу узнала, кто это был.
Сын Гурмана. Двенадцатилетний мальчик, прикованный к инвалидному креслу болезнью. О нем ходили весьма противоречивые слухи, и никто еще не видел его лицо.
Кресло, а вместе с ним и мальчик двигалось по песчаной дорожке. Жанна пока оставалась незамеченной, хотя от машины, в которой она сидела, до кресла, в котором ехал мальчишка, было не более десяти метров. Она даже слышала легкое жужжание моторчика, что крутил колеса кресла, и то, как они приминают под собой песок. Жанна долго оставалась без движения, пытаясь рассмотреть лицо мальчишки. Мешали частые прутья ограды. «Кодак» пока был бесполезен - его самонаводящаяся система возьмет в фокус ограду, а мальчишка выпадет из поля резкости.
Надо было выйти из машины, приблизиться вплотную к ограде и тогда фотографировать. И на-до сделать это так, чтобы не испугать мальчика.
Жанна распахнула дверцу машины. Инвалидное кресло остановилось, мальчик повернул голову в ее сторону. В следующее мгновение на дорогу выпрыгнули две фигуры и бросились бегом к ограде, готовя фотоаппараты. Это были два представителя дешевых бульварных газетенок, которым каким-то чудом удалось проникнуть на Золотой Лимон.
Сердце Жанны замерло и сжалось. Сейчас они напугают мальчишку. Два тупоголовых дебила с заряженными фотокамерами могли испугать кого угодно.
-Стойте! - крикнула им Жанна
Мальчик в кресле вздрогнул. Он еще несколько секунд оставался без движения, наблюдая за теми, кто приближался к ограде. Жанна выпрыгнула из машины и бросилась наперерез репортерам. Кодак нервно щелкнул у нее в руке, ловя в кадр пустую картинку неба.
-Не бойся, мальчик, - попыталась было крикнуть на бегу Жанна.
Но было уже поздно. Кресло развернулось на месте, собрав вокруг себя песок и подняв с земли легкую пыль, и, прежде, чем кто-либо успел сделать первый кадр, быстро покатило к дому.
Жанна остановилась на полпути. Кодак еще раз впустую использовал кадр.
«...Когда я у видел их глаза, я испугался. Я готов был вскочить с кресла и побежать, но вовремя вспомнил, что этого нельзя делать при чужих людях. Зачем отец пускает их в дом?.."
"...Я говорив с отцом. Я рассказал ему про то, что я понял из его слов. Он был доволен мной. И еще он сказал, что мне надо будет еще раз зарядить пистолет."
"...Попасть в дом Шиманского было не трудно. Я подружился с его сыном. Завтра я возьму с собой пистолет и убью Шиманского."
Саванюк вошел к себе в квартиру, постоял в прихожей, о чем-то думая, потом вышел обратно на лестничную площадку. Приблизившись к окну, он распахнул его, достал сигареты и закурил.
Он совсем забыл покурить сегодня за всеми этими делами. Впрочем, забыть было из-за чего, ведь он узнал о Гурмане такое... Если конечно этот Никита, или как там его звать, ничего не придумал со страха. Да, со слугой Гурмана обошлись не очень ласково и намекнули, что может быть еще хуже, так что тот запросто мог насочинять все что угодно.
Нет. Саванюк помотал головой. Такое нельзя было придумать. Но если все же это все бред, то он сам, этот чертов слуга, и поплатиться за свои слова. Ведь если позвонит Деев, то Саванюк будет действовать через него.
И через сына Марка Гурмана
Он выглянул во двор и посмотрел на гоняющих мяч ребятишек. Он думал о мальчике, которому было уже двенадцать лет.

- После смерти Шиманского "Тройка" лишилась своей последней опоры. Я рискну предположить, что это конец ассоциации...
Деев выключил телевизор. Сейчас ему было не до новостей, которые трещали возбужденными голосами дикторов телевидения об убийстве Шиманского. Все новости он узнает из дневного выпуска, а сейчас необходимо было решить еще одну проблему.
Проблему, имя которой было Марк Гурман.
Да, старику было уже семьдесят два года. Он знает слишком много, чтобы жить. Он начал встречаться с репортерами. Когда-нибудь его старческий ум дрогнет, и вот тогда... Да, он достаточно пожил. Славно пожил. Хватит.
Деев взял трубку телефона и набрал номер Саванюка,


"...Я думал сегодня все утро про то, что рассказал мне Никита. Он рассказал мне про мою маму. И про отца,"

Марк Гурман сидел на диване в своем кабинете, просматривая утренние выпуски газет, когда дверь без стука отворилась, и в кабинет въехал мальчик. Кресло замерло в двух метрах от двери.
-Что ты здесь делаешь мой мальч... - Гурман осекся, увидев в руках у мальчика пистолет. - Что ты... - начал было он, но вновь остановился. Газета задрожала в его руках.
Мальчик встал с кресла, обошел его, закрыл за собой дверь, развернулся и выстрелил. Газета взлетела вверх из рук Гурмана, несколько раз хлопнула в воздухе бумажными крыльями и упала подстреленной птицей на диван.

«...сейчас с улицы на звук выстрела должен будет прибежать Никита. Он тоже знает обо мне слишком много. Он должен умереть.
Я люблю его. Я люблю и Гурмана, а он ведь обманул меня. Но они знают очень много про меня и поэтому они все...
...умерли.
И мне надо будет сделать это с теми, кто только что узнал обо мне все... »