Мои первые женщины. рассказ

[Кинниш]

В детстве я переспал почти со всеми подругами своей матери.
Она часто уезжала в Большой Город и подкладывала меня, 4-5 летнего шкета, к ним в постель в порядке известной только ей очередности.
20-летняя Катя, наша квартирантка, была первой, когда инициативу проявил я, в присутствии матери, позабыв стыд и совесть.
- Я хочу с тобой спать, - это канючу я.
- Чего это вдруг? У вас, молодой человек, своя кровать есть, - это отвечает Катя.
- Ну, не-е-е-ет! Ну, пожа-а-а-а-алуйста. Я буду тихо спать.
- Да уж знаю я, как вы тихо спите.
- Ну, мне одному неинтересно!
Люба, катина подружка, хихикает: ну и типчик, этот ваш ГЛебушка.
Но Катя сохраняет серьезность, никаких скидок на возраст, когда перед тобой особь мужского пола.
- Ну, мало ли, юноша, что вам интересно. Мне тоже много чего интересно, ноя скромно молчу. И вообще сначала женятся, а потом спят друг с другом. Так что, бери замуж, а потом поговорим.
- Неее... Сначала надо поспать, а потом жениться, - настаиваю я.
Как-то странно они смеются, будто и не надо мной, а чему-то своему.
- Ох, Глебушка, и зачем тебе старая тетка. Стану бабкой, бросишь ведь, - вздыхает Катюша.
- Никогда не брошу!
- Ой, смотри, запомню... Ладно, беги заваривай чай для своей королевы.
Это означает согласие. Урааа! Тетя Катя, как мы здорово будем спать!
В ту ночь я опозорился. Это бывает с мужчинами.
Наутро всеобщее веселье: жених описался. Преждевременное мочеиспускание, как по учебнику. Обоссал и невесту, и себя, и святое брачное ложе. Вот это темперамент, кто бы мог подумать.
Убегаю в ванную злой, как тролль. Как же я так, а?! Взрослый парень, а
напрудил под себя, как маленькая ляля. Это все "чай для королевы", будь он неладен!
Антонина была ее соседкой.
Антонина - хрупкая учительница начальных классов, девушка с голубой кожей,высоколобая "блонди", почти точная копия Белохвостиковой в период ее ранних артистических упражнений.
Предметом гордости Антонины была ее талия, доведенная практически до состояния фужера под шампанское. Она составляла суть и смысл ее жизни. Утром Антонина выпивала бутылку кефира 1 - это был ее завтрак, вечером бутылка кефира № 2 и яблоко, в качестве контрольного выстрела в желудок.
Несмотря на все это изуверство, жизнь теплилась в этом удивительном организме. А еще у нее была попка, высокая "африканская" попка, которая в содружестве с осиной талией производила неизгладимое впечатление на местное мужское население. Впрочем, до
конкретных предложений дело доходило редко. Ее отсутствующий холодный взгляд мог отбить желание размножаться у любого живого организма.
Антонину я побаивался - все-таки училка. Мы обычно проводили наш
вынужденный совместный досуг, скрючившись на диване с учебником математики. Ровным, стерильным голосом она
учила меня сложению и вычитанию, а я все косил и косил своим пытливым оком на вырез ее халата, за которым голубела ее грудь, погруженная в летаргию. Она всегда расстегивала еще одну пуговку, когда я подсаживался рядом. Зачем, я не понимал, и исправно таращил глаза в учебник, боясь выдать свое любопытство. Держу пари, что эта холоднокровная бестия получала удовольствие от замешательства маленького существа, которое по малости лет не может
сорвать с нее халат, так чтобы с треском отлетели пуговицы, по-хозяйски
разложить на диване и сделать с ее драгоценным телом все, что посчитает необходимым.
Засыпали мы молча. Иногда перед сном она рассказывала о Большом городе, но через несколько минут снова замирала, как будто вспоминала о неком табу. Я спал с ней крепче, чем с кем бы то ни было.
Впоследствии этим двум девушкам не очень повезло в жизни, но это точно не из-за меня.