– Фишт! Вставай! – услышал он сквозь дрему тонкий мальчишеский голос. И повернулся на другой бок.
– Фишт! Ну, пожалуйста… – теперь голос был другой, такой же тонкий, но девчоночий.
Нет, они не отвяжутся. Фишт сел на лежанке, поставив босые ноги на прохладный деревянный пол. Через маленькое окошко, затянутое бычьим пузырем, пробился луч утреннего солнца, нарисовал на полу светлый квадратик с крестиком переплета.
Дверь со скрипом приоткрылась, и в проеме появилась чумазая мордашка мальчишки лет пяти. Выгоревшие добела на солнце спутанные волосы торчали на голове в разные стороны, отчего мальчишка был похож на ежа.
Фишт знал, что они точно не отвяжутся.
– Ладно, заходите, – проворчал он, сунул ноги в сплетенные из лыка сандалии и встал.
Мальчишка проскользнул в комнату, вслед за ним вошла девочка постарше. У нее было тоже чумазое лицо, длинные светлые и спутанные волосы падали на плечи. Девочка держала под мышкой какой-то сверток. Они остановились в нерешительности, взявшись за руки.
Фишт сел за стол и исподлобья посмотрел на детей.
– Ну, что на этот раз? – спросил он, стараясь сохранить хмурое выражение на лице.
– Мы хотим рыбу, – быстро сказал мальчишка.
– Опять рыбу. Я же вам говорил, что я больше не буду рисовать вам рыб, это не богоугодное дело. И потом, в реке полно рыбы, разве ты не умеешь ловить?
– В реке рыба мелкая и невкусная, – сказал мальчишка. – А ты можешь нарисовать большую и вкусную.
– Можно поймать и большую, – сказал Фишт. – Только надо хорошо потрудиться.
– А я тебе вот что принесла, – сказала девочка и протянула ему сверток.
Фишт взял что-то завернутое в не очень чистую тряпку и развернул. Поднял изумленный взгляд на девочку.
– Откуда ты это взяла, Лютик?
Девочка замялась, а мальчик потупил глаза.
– Проныра стащил в монастыре, когда отец привозил туда еду, – сказала она, наконец.
Фишт еще раз взглянул на то, что было в свертке – стопка настоящей бумаги и стилус, которым монахи переписывают церковные книги.
– Если кто-то узнает, что Проныра украл это… – сказал Фишт.
– Никто не узнает, Фишт, – зачастил Проныра. – Там у них полно этого добра.
– Нельзя брать то, что тебе не принадлежит.
– Конечно, Фишт, – сказал Проныра, опустив голову. – Я знаю, но я взял это для тебя.
Фишт задумался.
– Ладно, – сказал он со вздохом. – Я думаю, монахи от этого не обеднеют. А ты, Проныра, больше ничего без спроса не бери. Если поймаешься на воровстве, тебе очень не поздоровится, да еще и отец пострадает. Договорились?
Мальчик поднял голову и шмыгнул носом.
– Договорились, Фишт. Так ты нарисуешь нам рыбу?
– Хорошо, – сказал Фишт. – Может, погуляете немного, а потом придете?
– Нет, мы хотим посмотреть, – в один голос заявили они.
– Ну, хорошо, – проворчал Фишт. – Смотрите, но помните – ни одна живая душа не должна знать…
– Мы помним, Фишт, – сказала девочка. – Я лучше язык проглочу, чем кому-то скажу, а Проныре язык вырву, если он проболтается.
– А что я, – проворчал Проныра. – Я тоже никому…
– Теперь сядьте и помолчите, – сказал Фишт, взял один лист из стопки и разгладил его на столе.
Дети послушно сели на лавку и стали смотреть, что он будет делать. Бумага была серого цвета, плотная, стилус остро заточен – все это было настоящим сокровищем, ведь ему приходилось рисовать угольками на коре белого дерева.
Фишт взял стилус, ощутив как он удобно улегся в нужное местечко между пальцами, провел для пробы небольшую черту на листе. Стилус оставлял на бумаге тонкую черную линию. Фишт улыбнулся – можно будет рисовать очень мелкие детали. Взглянул на детей – они вытянули шеи, чтобы лучше видеть, а Проныра даже высунул кончик языка.
Он на несколько секунд замер, держа стилус над листом бумаги, потом одним длинным движением, не отрывая стилуса от бумаги, нарисовал контур горбатой толстогубой рыбы, легкими штрихами обозначил круглый глаз, щиток жаберной крышки, длинный колючий плавник на спине и три пары брюшных плавников. Подумал немного и пририсовал два небольших усика у рта. Снова взглянул на детей – сейчас и Лютик смотрела, смешно приоткрыв рот.
Контур рыбы был готов, дальше нужно было заниматься деталями. Фишт заштриховал хвост и плавники, четче прорисовал голову, глаз, губы и занялся продолговатыми чешуйками, идущими по гребню спинки и боку рыбы. Это не заняло много времени. Фишт, склонив голову в сторону, критически осмотрел рисунок, добавил еще несколько штрихов и отложил стилус.
Теперь предстояло самое важное. Дети затаили дыхание. Фишт положил ладонь на изображение рыбы, сосредоточился, полузакрыв глаза, а когда почувствовал под рукой движение, тихонько ударил пальцами по рисунку и убрал руку. На столе появился живой зеркальный карп, точно такой, как на рисунке – горбатый, толстобрюхий, беззвучно открывающий рот и шевелящий хвостом. Дети шумно вздохнули и поднялись со скамейки.
– Проныра, принеси хорошую ветку с дерева, – сказал Фишт.
Мальчик тут же сбегал на улицу и принес тонкую, но прочную ветку. Фишт продел ветку сквозь жабры карпа, поднял его и отдал детям. Рыбина весила фунтов десять, и когда они вдвоем понесли ее, хвост едва не касался пола. У порога Лютик и Проныра обернулись и в один голос сказали:
– Спасибо, Фишт…
– Ладно, идите, – сказал Фишт. – Отцу скажите, что у меня был хороший улов, и я поделился с вами.
Он вышел на крыльцо и с улыбкой смотрел, как дети, смешно семеня, волокли рыбину по траве, пока они не скрылись за деревьями.