Татьяна Ка. писал(а):Мне не хватило в начале одного маленького предложения от лица говорящего, типа " я откинулся в кресле", "уставился в мониторы", "посмеивался, глядя на экран". То есть очень резко с диалога начали.
Понятно.
Продолжим.
3
- Итак, как прошла неделя?
- Честно говоря, не очень. Снова те же сны.
- Луанда?
- Луанда. Сан-Кристобаль. Хайберский перевал. Везде, где я убивал и где могли убить меня. Особенно часто почему-то снится одна девушка, анголка. Ее убили свои же: считали, что она работает на гонконгцев. По-моему, у нее не осталось ни одной целой кости. И они вырезали ей глаза.
- Принимали лекарства, которые я прописала?
Я посмотрел на Оливию, размышляя, говорить ли правду. Затем решил, что если обманывать личного психотерапевта, то какой тогда вообще в нём толк.
- Нет, - наконец покачал я головой. - Я чувствую себя после них как зомби: передвигаюсь, словно с ватой в ушах, в голове туман. Это плохо сказывается на работе.
- Хорошо, я выпишу новый рецепт, - кивнула Оливия. - А какое чувство преобладает в ваших снах: страх, тревога, может быть, апатия или беспричинное отчаяние?
- Скорее, тревога, - сказал я. - Мне все время кажется, что я куда-то опоздал и из-за этого могут пострадать люди. Близкие мне люди. Кажется, что я чего-то не успел. Что-то важное для меня. А когда я почти уже понимаю, что именно, то просыпаюсь.
Задумчиво покивав, Оливия спросила.
- Вы подумали над вопросом, который я задала на прошлой неделе?
- Верю ли я в бога? Нет. В смысле, подумал и мой ответ - нет.
- Ваш ответ звучит весьма уверенно. Почему же вы не озвучили его в прошлый раз?
- Ну, вы же сказали, чтобы я подумал и ответил на следующем сеансе, - слабо улыбнулся я.
- Хорошо, - Оливия сделала пометку в блокноте. - То есть, вы отрицаете возможность посмертного существования? Вы это каким-то образом обосновываете для себя или просто верите?
- Знаете, - начал я, - отец мне в детстве рассказывал, что в Советском союзе - это страна, в которой я родился и провел детство - в удостоверении личности была так называемая "пятая графа", в которой указывалась национальность. В армии США, как потом оказалось, тоже существовала своя пятая графа, только она выбивалась на армейских жетонах и указывалось в ней вероисповедание солдата. Никогда не мог понять, зачем рядом с личными данными и группой крови надо указывать, к какой религии ты относишься. Разве что это полезно мусульманам: вы знаете, что Аллах велит хоронить их в день смерти до захода солнца? В армии я не раз задавался вопросом: если бы я назвался поклонником Одина, меня бы сожгли в погребальной ладье в случае смерти?
- И на вашем жетоне, наверное, значилось "атеист"? - предположила Оливия.
- Да.
- Это, конечно, интересно, но вы так и не ответили на мой вопрос.
- Я обосновываю это очень просто, - улыбнулся я. - В своей жизни я видел больше убитых, чем крупиц кофе в этой банке, - кивнул я на стоявшую в шкафу за спиной Оливии банку молотого "Kimbo Premium". - И никто из них мне с того света даже весточки не прислал. Хоть бы завалящий призрак - так нет же.
- Понятно, - наморщила она переносицу. - Но вы ведь участвовали в боях. Неужели вас никогда не посещало чувство, что вас способно спасти только обращение к какому-то высшему всесильному существу?
- Нет, - покачал я задумчиво головой. - Даже в Афганистане или Ираке, сидя в укрытии под перекрестным огнем - а знали бы вы, как противно завывают минометные снаряды - я чаще думал о том, что сегодня приготовила на ужин отцу мама, или какого размера прелести у раздатчицы из солдатской столовой. Когда после Луанды мне удалили селезенку и часть желудка, я думал не о каком-то абстрактном боге, а о мастерстве профессора Соболева, вырастившего новые из моих же клеток. Честно говоря, больше всего меня тогда интересовала технология изготовления искусственных органов, а впоследствии я волновался из-за того, что, как оказалось, современная медицина не может обеспечить их стопроцентное приживление, а не о прощении грехов. Являюсь ли я рабом божьим - это еще вопрос, а вот рабом фармакологии, с тех пор - однозначно.
Оливия, поразмышляв, кивнула и задала новый вопрос.
- Скажите, я знаю, что в 2036-м вы, к сожалению, потеряли жену и двоих детей. Почему вы не женились повторно?
- Сложный вопрос, - пожал я плечами. - Скорее всего, я не хотел, даже теоретически, еще раз пройти через то, что мне довелось испытать в тот год. Вероника и близнецы...они были моей жизнью. Наверно тогда от каких-нибудь крайностей меня спасла только работа. А когда я немного отошел, то решил, что лучшим выходом будет никогда и никого не пускать так глубоко в сердце, как их. Так что с тех пор и до 2054-го я довольствовался ни к чему не обязывающими кратковременными связями.
Блеснуло ли во взгляде Оливии, когда она услышала год, когда я потерял интерес к противоположному полу - все-таки почтенные семьдесят четыре - уважение или мне только показалось? Впрочем, какое это имеет сейчас значение?
- А дети вне брака? - спросила она.
- Исключено, - я решительно рубанул рукой в воздухе.
- Тогда вы не могли не задумываться о том, для кого создали такую громадную компанию, я бы даже сказала - империю, - предположила Оливия.
- Задумывался, - нехотя ответил я и не дожидаясь нового вопроса ответил. - Вообще-то, если между нами, я размышляю над вариантом создания собственного клона с последующим усыновлением и передачей компании по наследству.
- Вот как, - подняла та брови и даже ее раскосые глаза, казалось, сделались больше. - Но ведь клонирование человека, если я правильно помню...
- Запрещено десятком конвенций, - закончил я за нее. - Но вы ведь сами упомянули про империю. Я вам даже больше скажу, - вошел я во вкус, - я подумываю о включении в завещание пункта, обязывающего передавать все права на "Military and tactical Resources Inc" каждые пятьдесят лет новому клону. Тогда можно будет сказать, что я воистину обрел бессмертие и мои точные генетические копии будут продолжать благородное дело по уничтожению себе подобных. Я посчитал, что половины моего состояния должно хватить, чтобы доказать его действительность в любом суде. Как вам? - торжествующе посмотрел я на нее.
Та неопределенно пожала плечами, черкая в блокноте.
- Так что вы скажете? - спросил я. - В чем мои проблемы? Как мне избавиться от этих снов?
- В общем-то, Питер, - сказала Оливия после недолгого молчания, - ваша проблема, учитывая возраст, довольно банальна. - Она сделала паузу. - У вас - средней тяжести танатофобия. - С этим вполне можно работать и я...
- Танатофобия - боязнь смерти? - уточнил я свои знания древнегреческого.
- Да.
- Помилуйте, - усмехнулся я. - Каждый знает, что рано или поздно умрет. И я - не исключение. Но чего тут бояться?
- Именно так вы и думаете в обычном состоянии, - удовлетворенно кивнула Оливия. - Когда бодрствуете. А во время сна ваш подспудный страх освобождается: отсюда и та самая неясная тревога, боязнь куда-то не успеть и страх за близких вам людей. Вы только не волнуйтесь. В вашем возрасте - это вполне распространенное явление. Восемьдесят семь лет - даже в наше время не шутка.
- Да половине моих соседей по "Forbes" за восемьдесят, - сказал я. - У каждого - собственные клиники, лучшие специалисты. С нашими возможностями, таким, как мы - ещё пыхтеть и пыхтеть на этом свете. У меня все внутренние органы после замены - как у молодого: главное, блокираторы отторжения тканей вовремя принимать - и живи себе, радуйся.
- Питер, - сочувственно, вроде бы, вздохнула Оливия. - Если бы вы знали, сколько из этого списка посещают психотерапевтов с такими же проблемами - вы бы сильно удивились. Миллиардное состояние - это не таблетка от смерти, к счастью ли или к несчастью. Вы можете сколько угодно убеждать себя и меня, что вам неведом страх перед смертью, но пока вы не признаете, прежде всего, перед самим собой, наличие проблемы, вы так и будете страдать от бессонницы или видеть сны, которые мы с вами обсуждали в прошлый раз. И моя задача - помочь вам в этом. Поэтому...
Я вдруг выпал из разговора, размышляя над тем, что увидел в ее приемной, автоматически отвечая на вопросы и кивая в нужных местах.
- Мистер Рыкоф, сосредоточьтесь, пожалуйста, - обратила та, наконец, внимание на мой несколько отстраненный вид.
- Оливия, а как вы относитесь к теориям о генетическом пределе? - неожиданно вырвался у меня вопрос.
- Хм, - она внимательнее присмотрелась ко мне. - Интересный у вас ход мысли. Я, конечно, знаю, что эта теория сейчас довольно популярна и многие лаборатории заявляют, что могут спрогнозировать предел жизни отдельно взятого человека. Но я бы, честно говоря, запретила такие тесты специальным законом.
- Почему?
- По-моему, это очевидно, - сердито заявила она. - Вне зависимости от реальности этого метода, если вы верите в него - вы просто программируете себя на определенную дату смерти, указанную в тесте. Так что таймер включает не какой-то там ген, а ваш собственный мозг. Это очень опасная вещь, Питер, так что советую вам держаться от этого подальше.
- Понятно, - кивнул я и посмотрел на часы на ее столе. - Мое время, насколько я понимаю, истекло?
- Да, - кивнула она. - Итак, резюмируя сегодняшнюю встречу - я рада, что мы выявили вашу проблему, хоть вы еще, судя по всему, не готовы признать ее существование. Я бы хотела, чтобы до следующего сеанса вы посмотрели эти голофильмы, - подала она мне листок с десятком строчек. Мне бросилось в глаза одно из названий: "Старикам здесь не место". - Сегодня к вечеру я пришлю вам на почту новый рецепт.
- Всего доброго, - я встал из глубокого кресла, пожал ее узкую чуть прохладную ладонь и откланялся.
Выйдя из кабинета в приемную, где сидела секретарь, я подошел к небольшому столику, стоявшему возле дивана для посетителей. На столешнице лежала перемешанная стопка цифровых листов. Именно их я просматривал полтора часа назад, в ожидании застрявшей в пробках Оливии.
Потащив за краешек, я вытащил один из листов, "Петербургские вести", убедился, что это тот самый, привлекший мое внимание, свернул в трубочку и, проигнорировав удивленный вопрос помощницы Оливии, вышел из кабинета к ожидавшему Анджею.
4
- Куда? - обернулся ко мне Анджей, когда мы упаковали свои тела в просторный "Руссо-Балт Люкс".
- В офис.
Я активировал интелфон, отключенный на время визита к Оливии, и он сразу завибрировал, отмечая пропущенные вызовы. Больше половины было от Донны. Я набрал номер.
- Ну, что там? Я же говорил, что буду без связи два часа.
- Я знаю, - хладнокровно ответила Донна. Она была со мной больше двадцати лет, так что давно научилась пропускать недовольство мимо ушей. - Но с вами пытался связаться Бенджамин Уоршоу: он сейчас в городе и хотел лично обсудить какие-то вопросы.
- Хмм. - Уоршоу был правой рукой Романа Корнева, а тот, в свою очередь, возглавлял совет директоров компании, заправлявшей несколькими подводными добывающими платформами на хребте Ломоносова. Вместе с инфраструктурой компании в Тикси, куда перекачивались добытые углеводороды, это составляло лакомый кусок для любой частной охранной структуры.
- Ладно, свяжись с Уоршоу и скажи, что я готов с ним пообедать, скажем, через полтора часа. Закажи столик в "Золотой Орде" и напомни мне через час. И еще: скажи Надзаро, что он мне минут через сорок понадобится. Отбой.
Отключившись, я достал цифролист, развернул. Если Оливия действительно заботится о том, чтобы ее клиенты не задумывались о разных вредных, с ее точки зрения, теориях, то ей надо лучше следить за тем, что секретарь оставляет на столе для развлечения случайного посетителя.
Впрочем, к главному титулу - "Ужасный скандал в английском королевском семействе: сын наследника престола - чернокожий" - занимающему треть листа, претензий быть не могло, а заинтересовавшая меня надпись приютилась где-то в подвале, так что немудрено, что девица могла ее пропустить. А скорее всего, ей было просто наплевать.
"Генетический предел: богатые тоже плачут", гласил скромный заголовок в рубрике "Интересно о науке". Я ткнул в надпись и на большую часть листа развернулась статья, которую я мельком пробежал в приемной Оливии.
"Каждый из вас, читатель, - писал некий Изяслав Клецкин, -
конечно же, не раз встречался с рекламой услуг клиник по замене органов. Еще бы: новое слово в медицине - поизносилась печень или забарахлило сердце? Просто смени их на выращенные из твоих же клеток и живи, как говорится, до сто двадцать лет. Ведущий специалист московского центра "Возрождение плюс", профессор Игорь Дравинцев в специальном комментарии для "Петербургских вестей" высказал мнение, что после решения проблемы отторжения замененных органов, возможно говорить о том, что на жизненный цикл человека будет влиять лишь физическое состояние его мозга. На вопрос нашего издания, может ли идти речь о практическом бессмертии, он ответил: "пожалуй, именно это нам всем и предстоит узнать".
Однако любому, кто интересовался услугами подобных клиник, известно, что средняя стоимость одной операции по замене, к примеру, легкого или селезенки, по карману лишь весьма состоятельным людям, или обладателям страховок класса "бриллиант". Пользуясь случаем, наш долг - напомнить читателям, что Страховая компания "Петербургский Щ.И.Т." предлагает страховые полисы по самым низким ценам.
И что же, спросит взволнованный, а возможно, и разгневанный, читатель: теперь сладко жрущие и мягко спящие богатеи будут жить вечно? Но не все так просто, как выяснили специально для вас "Петербургские вести".
Все больший вес в научном мире набирает теория о генетическом пределе биологического организма. Ее адепты, среди которых, к примеру, один из ведущих академиков РАН, Г.С. Васильев, считают, что старение любого организма на нашей планете, в том числе и человека, изначально заложено в его геноме. В продолжении всей жизни организма, как следует из этой теории, в геноме накапливаются ошибки, до тех пор, пока в один прекрасный или, скорее, ужасный, день жизненно важные для него гены постепенно начинают отключаться. Такими генами, по мнению Васильева Г.С., могут быть те, что регулируют энергетический обмен на клеточно-молекулярном уровне и отвечают за обновление клеточного материала. При этом, как он считает, более других на пути обоснования этой теории продвинулся известный японский биохимик Мацумото Окадо, удостоенный в 2045-м году Нобелевской премии сразу в двух направлениях - химии, и физиологии и медицины, за исследования в области старения генов. Напомним читателям, что это тот самый ученый, который десять лет назад объявил о разработке нового метода омоложения организма, подвергнутого обструкции научным миром.
Медицинский центр Окадо уже почти двадцать лет проводит генетические анализы для всех желающих узнать свой естественный предел. И, насколько известно нашему изданию, еще никто не пережил срок, указанный в результатах теста. Как говорится, доводы Окадо оправдывает само время.
Итак, если эта теория верна, то радуйся, среднестатистический читатель: никакие деньги мира не спасут современных Крезов и Шейлоков от встречи с высшими силами и от адских котлов за прегрешения в земной жизни. А это значит, что еще не все в этом мире можно купить за деньги. Этой оптимистической новостью вас сегодня удивлял и огорошивал всегда ваш - Изя Клецкин."Я ткнул в уголок листа и статья снова скукожилась до заголовка. В задумчивости поводил пальцем по поверхности листа и вдруг от неожиданности сначала вздрогнул, а потом раздраженно выругался сквозь зубы: взгляд упал на еще одну колонку, озаглавленную
"Elysium Space" предлагает места на марсианских кладбищах".
Я откинулся на кожаную спинку сиденья и начал считать до ста, успокаивая зашедшее в испуге сердце. Оливия даже не подозревала, насколько права, называя мне диагноз: страх смерти. Только проблема была совсем не в том, что я не хотел этого признать. Дело, как раз, было в том, что я осознавал его чересчур ярко. Все началось примерно месяц назад, когда мне впервые за последние сорок лет приснилась Луанда и я проснулся в холодном поту с колотящимся сердцем. И с четкой мыслью, оставившей странное послевкусие: я не хочу умирать! Я не принимаю аксиому, что я - смертен.
Не то, чтобы я не знал или не думал об этом раньше. Но, как и все, держал это знание где-то на периферии сознания, как пьяница, знающий, что у него в подкладке пиджака зашита мелкая купюра на крайний случай. В молодости к этому прибавилось то, что я слишком часто встречался лицом к лицу с курносой, воспринимая тогда смерть скорее игрой в русскую рулетку, чем неотвратимостью.
Но почему-то настоящий страх пришел ко мне только сейчас. Возможно, это было связано с Донной? Ей всего сорок пять, двадцать из которых она провела возле меня. Наверно, после Вероники это была самая близкая женщина в моей жизни. Два года назад у нее в мозгу нашли какую-то редкую разновидность опухоли. Естественно, я сделал все, что в моих силах: лучшие клиники, лучшие нейрохирурги, цена не имела значения. Опухоль вырезали и все забылось как страшный сон, но через полгода она объявилась снова и все завертелось по новому кругу. И снова, вроде бы, все чисто, и вновь рецидив через три месяца. За два года врачи шесть раз выжигали кусочки ее мозга и с каждым разом все ближе вероятность того, что она превратится в овощ, когда лезвие медицинского лазера уничтожит очередную порцию нейронов.
Как бы там ни было, с того дня практически каждую ночь мне снились страницы моей жизни, связанные со смертью и, смотря правда в глаза, приходилось признать, что в этом фолианте чересчур много листов. В конце концов я обратился к Дитмару, главному врачу кельнского медицинского центра компании. Без подробностей, просто сказал, что мне нужна консультация психотерапевта. И он посоветовал Оливию Вэй - наглядное опровержение киплинговских строчек: "Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут". Ее отцом был француз, а мать - китаянка из Шанхая. Союз двух цивилизаций принес отличный плод - восточная утонченность лишь подчеркивала французский шарм.
Целью походов к Оливии было вовсе не желание получить ответ о подоплеке моих снов. Я хотел, сам не знаю почему, чтобы о моих страхах мне сказал чужой человек, профессиональный поверенный чужих тайн. Самому признаться в этом мне мешал непонятный стыд. Я дважды начинал разговор с Дитмаром, намереваясь поделиться своимипроблемами, но оба раза так и не смог решиться.
Сегодня, когда я услышал от Оливии собственный диагноз, вроде бы даже стало легче дышать. Остается лишь дождаться ночи, чтобы узнать, принесло ли это облегчение в мою ночную жизнь.
5
- Приехали, - вырвал меня из раздумий голос Анджея.
Я вышел из машины и зашагал к зданию, мельком глянув на полуметровые буквы названия на фасаде: " Military and tactical Resources Inc.". Никакой краски: голый титано-вольфрам. За те десять лет, что они тут висят, даже царапинки не заимели.
Зайдя в вестибюль и кивнув охранникам, в сопровождении Анджея я зашел в личный лифт и через полторы минуты уже выходил в своем офисе. Кивком отпустив телохранителя, я подошел к огромному, во всю стену, окну, за которым расстилалась гладь Финского залива. Со стометровой высоты открывался великолепный вид на море, особенно во время ненастья.
Я прижался лбом к холодному стеклу и пару минут просто так стоял, ничего не делая и стараясь ни о чем не думать, просто отдаваясь на волю мысленного созерцания собственного "Я". Это, конечно, не было каким-нибудь дзен-буддизмом, но все же помогало расслабиться в перерывах напряженного дня. Я вернулся за стол, из-за которого поднялся каких-то три часа назад, и сел в кресло. Активировал селектор.
- Да, - откликнулась Донна.
- Что там Надзаро?
- Обещал через пять минут быть.
- Хорошо. Соедини с Дитмаром.
Секунд через двадцать голотарелка перед столом тихо загудела и выбросила пучок лазерных лучей. Воздух над ней загустел призрачным облаком.
- Привет, Дитмар, - сказал я, адресуясь проявившейся в воздухе голове. - Не отвлекаю?
- Как может отвлекать главного врача центра его собственник, - улыбнулся он. Я до сих пор не мог привыкнуть к тому, как улыбка меняет его узкое суровое лицо викинга, смягчая и разглаживая морщины, которые он принципиально не желал сводить медицинскими методами. - Я тебя слушаю, Питер.
- Да вот, хотел узнать, как ты относишься к теории о генетическом пределе организма. - Я поудобнее устроился в кресле и налил в стакан клюквенного морса.
- Хмм. - Дитмар присмотрелся ко мне, как будто пытаясь обнаружить какой-то, один ему известный знак, на моем лице. - Интересный вопрос. И неожиданный. Можно спросить, с чем связан такой интерес?
- Просто прочитал статью, - пожал я плечами, - появились вопросы. Насколько она верна, по-твоему?
- Трудно сказать, - теперь уже он повторил мой жест. - На мой взгляд, твердых доказательств этой теории до сих пор нет. Те исследования, что есть, выглядят солидно, но проверить их истинность не представляется возможным. Разве что со временем, когда накопится достаточный статистический материал...
- Ты имеешь в виду результаты генетических анализов? Умирают ли люди в предсказанное им время?
- В том числе и это, - кивнул тот. - Хотя существует мнение, и я его, по чести разделяю, что эти результаты могут играть роль своеобразного плацебо, только с обратным знаком: такие тесты обычно заказывают люди, уже верящие в эту теорию, а следовательно, узнав результат, также могут уверовать в его истинность и убедить себя, что им надо умереть в определенный отрезок времени. - Дитмар потянулся куда-то вбок и вытащил из воздуха сигарету. - Некая разновидность НЛП8, в общем. - Так может теперь ответишь, с какой целью интересуешься. Я бы крайне не рекомендовал...
- А что скажешь о Мацумото Окадо? - перебил я его. - Ведь он за исследования в этой области получил Нобелевскую премию, так?
- Мацумото, - протянул Дитмар. - Ну у тебя и вопросы сегодня. Ну, получил. И что? Он же за исследование получил, а не за доказательство. Он многое осветил, конечно, но...
- А что ты сам о нем думаешь? - я отпил морса.
- Кто-то считает его гением, - почесал он переносицу, - кто-то - шарлатаном и прожектером.
- А ты?
- Я, скорее, поставил бы на первое, - после недолгих раздумий ответил тот и вопросительно посмотрел на меня, безмолвно требуя объяснений.
- Ладно. - Я оперся локтями на стол. - Ты хотел знать, зачем я все это спрашиваю? Изволь. Я хочу, чтобы ты заказал в центре Окадо анонимный анализ моей генной карты для определения генетического предела.
- Что?! - лицо Дитмара перекосилось. - Питер, не сходи с ума. Тебе восемьдесят семь, ты понимаешь, что...
- Дитмар, придержи коней, - поднял я руку. - Ты за кого меня принимаешь? За какого-нибудь фаталиста, желающего покориться Року? Я никогда ничего не делаю просто так, пора бы уже запомнить.
- Ну, хорошо, - смирился тот. - Как там у вас говорят? Вольному - воля? Я займусь.
- Вот и отлично. Как только получишь результаты, сразу перебрось мне. Как там Донна? Боюсь уже ее спрашивать.
- Пока без изменений, - он досадливо передернул щекой. - Ждем очередного рецидива. Крайний срок - неделя. Будем надеяться, что на этот раз обойдется.
- Спасибо. Не буду больше задерживать. Отбой.
Я отключил голотарелку, включил селектор.
- Донна, что Надзаро?
- Ждет.
- Пусть зайдет.
Дверь открылась, пропуская Марко Надзаро, главу аналитического управления корпорации. Из моего ближнего круга он был самый молодой: всего сорок лет, последние девять из которых работал на "MTR Inc". Типичный итальянец - смуглый брюнет с волоокими черными глазами, сразившими немало дам. Быстрая торопящаяся походка, при разговоре вечно жестикулирует, рубя ладонями точки и восклицательные знаки. Густая шевелюра усыпана колечками жестких, как проволока, волос, будто после завивки.
- Добрый день, Питер.
- Привет, Марко. Выпьешь? - я пододвинул ему стакан и графин с морсом.
- Воздержусь. - Он сел в кресло, закинул нога на ногу, вопросительно взглянул.
- Как Джанин? - спросил я. - Как дети?
- Питер, когда вы задавали мне подобный вопрос в этом офисе в последний раз, - усмехнулся тот, - все закончилось поиском шпиона в нашем отделе перспективных разработок. Почему бы вам сразу не перейти к делу?
- Что ж, можно и перейти. Держи, - я положил на стол "Петербургские вести", ткнул в интересующий меня заголовок и щелчком отправил лист через столешницу в сторону Марко. Тот, ловко подхватив его, зафиксировал открытую статью.
- Там упоминается некий Мацумото Окадо, - кивнул я на лист. - Японец. Я хочу, чтобы ты собрал на него максимальное досье. Акцент - на всем, связанном с его научными изысканиями. Заниматься будешь один, все данные - на бумажных носителях. Уровень допуска - три А.
Марко, просматривая статью, неопределенно хмыкнул, услышав, что делиться полученной информацией он вправе исключительно со мной одним.
- Значит, генетический предел и метод омоложения, - посмотрел он на меня исподлобья. - Для того, чтобы выхватить суть предстоящего задания, ему понадобилось меньше минуты. Именно за это я его и ценил. - Сроки?
- Предварительный доклад жду через неделю. Потом, возможно, уточню направления, по которым рыть дальше. Вопросы?
- По сути задачи - нет, - пожал тот плечами, что означало, что вопросы иного характера его явно одолевают.
- Вот и хорошо. Тогда более не задерживаю.
Дождавшись, пока Надзаро выйдет из офиса, я откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и помассировал веки, размышляя над только что состоявшимися разговорами. Уверенность, что я все делаю правильно, не покидала меня все время, пока я говорил с Дитмаром и Марко. Но стоило мне остаться одному, как внутри поднялась волна сомнений, в попытке все переиграть и оставить как есть. "Танатофобия, - шептал один из внутренних "я". - Это всего лишь страх смерти вынуждает тебя бросаться из крайности в крайность. Но от судьбы ведь не уйдешь, Питер. Так зачем ты хочешь узнать отмеренный тебе срок? Неужели ты нашел алмаз в навозной куче, которую из себя представляет этот "желтый" листок?"
Наконец, преодолев внутреннее искушение, я открыл глаза и вызвал Донну.
- Скажи Анджею, пусть готовят машину: я еду на встречу с Уоршоу.
8 нейролингвистическое программирование