Такаббир Сентябрь 17th, 2015, 12:20 pm
***
Вилар откинул одеяло. Опустив ноги на холодный пол, обвел взглядом комнату. Кроме кровати, бельевого шкафа и старенького кресла, в ней ничего не было. Похоже, комната служила одновременно и спальней, и гостиной, и гардеробной. Вот только его гардеробная в имении отца в три раза больше, чем эта камора.
Переступив через чемоданы, которые еще не успела разобрать прислуга, Вилар вошел в ванную: в углу душевая кабинка, рассчитанная на худого человека; над маленькой, словно игрушечной раковиной потемневшее зеркало; на вбитых в стену гвоздях три несвежих полотенца – с вечера их так никто и не сменил. О ванне напоминали привинченные к полу искривленные ножки.
Вилар боком втиснулся в кабинку, дернул дверцу. Черт… заело… С третьей попытки дверца закрылась. Из покрытого ржавчиной душа полились реденькие струйки горячей воды.
Вилар закрыл глаза. Оказывается, тяжело быть человеком, для которого интересы родины превыше собственных.
Думы переметнулись к предстоящему разговору, ведь с Адэром так и не удалось встретиться после бала. Сначала помехой послужили многочисленные гости, требующие внимания именинника, затем скоропалительные сборы исчерпали остатки времени и сил, а позже разные автомобили понесли друзей в Порубежье.
Подставляя воде лицо, Вилар подбирал слова, чтобы объяснить скорее себе, а не Адэру, причину выступления на Совете Великого. Шепотки в кулуарах дворца об образе жизни престолонаследника давно переросли во фривольные беседы за чашечкой кофе в светских гостиных. Истории обрастали пикантными подробностями и сомнительными слухами и грозили просочиться сквозь стены особняков и замков. А как только хохот над непристойными анекдотами сотрясет воздух трактиров и приезжих домов, пробьет последний час величия Тезара. Адэр, вместо того чтобы положить конец пересудам, казалось, намеренно подогревал их – безудержное, буйное веселье с кутежом и попойкой стало частым гостем в его замке Грёз.
Всего несколько дней назад во власти душевного порыва Вилар решил вытащить друга из болота порочных утех и тем самым уберечь отчизну от позора. Но сейчас, в маленькой и душной комнате, уверенность в правильности своего поступка истончилась, поплыла к двери и вместе с невесомым паром выскользнула в щели. И когда Вилар протер запотевшее зеркало, отражение посмотрело на него глазами человека, осознавшего свою ошибку.
В коридоре Вилар столкнулся с Муном. Смотритель сухо сообщил, что наследник укатил куда-то на своем автомобиле. Вилар открыл уже рот, чтобы указать старику на недопустимость прозвучавших выражений, но удержал резкие фразы – недовольное бормотание о нравах современной молодежи было так похоже на сетования отца.
Вынырнув из родных сердцу воспоминаний, Вилар оглянулся. Сгорбленная спина виднелась в конце коридора.
– Мун!
Смотритель приблизился на удивление быстро. В необычайных сине-зеленых глазах, окруженных сеткой морщин, замерло ожидание.
– Если ты решил, что Адэр Карро – очередной наместник, то сильно заблуждаешься, – проговорил Вилар.
Старик согнулся, словно тонкий прутик ивы.
– Я не видел его комнату. Надеюсь, она не такая, как моя.
– Мой господин, мне никто не сообщил, что с правителем приедут важные особы, поэтому с вашей комнатой вышло недоразумение. Я уже выбрал для вас апартаменты. К вечеру они будут готовы. – Старик еще сильнее сгорбился. – Извините, что не предупредил вас.
– Займись подбором прислуги. Тех, что нас встречали, мало.
– Будет исполнено, мой господин.
– В замке есть телефон?
Мун провел Вилара под центральную лестницу. В углу, над низенькой дверью горела матовая лампа. Влево, в темноту, убегал узкий коридор. Указав на него, Вилар спросил: «Что там?» – и, услышав «архив», вошел в комнату с грязным оконцем под потолком. На столике стоял старый телефонный аппарат без диска для набора номера.
– А как… – успел сказать Вилар, но Мун закрыл за собой дверь.
Вилар поднял трубку.
Послышался щелчок, и прозвучал строгий женский голос:
– Приемная старшего советника Троя Дадье. Кто у аппарата?
Вилар растерялся. Он хотел позвонить отцу, а никак не Дадье.
– Говорите, – потребовал голос в трубке.
– Маркиз Вилар Бархат.
– Соединяю.
Повисла долгая тишина. Вилар молил Бога, чтобы старший советник был занят.
– Ты опоздал, – вкрадчиво прозвучало в трубке. – Мне уже доложили, что вы добрались до замка. Как чувствует себя Адэр?
– Он… ему тяжело.
– Когда ты вызвался поехать с ним, на что ты рассчитывал?
– Ни на что. Я хотел поддержать друга.
– Вот и поддерживай, только уже в роли советника.
Невольно, необдуманно вырвалось:
– Прошу прощения, но, кем я буду, решаете не вы.
– Что-то еще? – резанул слух металл в голосе.
– Я совершил ошибку и хочу ее исправить, – торопливо говорил Вилар, боясь, что Трой положит трубку. – Мне нужна ваша помощь.
– И это будет провал. Твой провал, как советника, и провал Адэра, как правителя.
Вилар уставился на оконце, такое же маленькое, как надежда вернуться домой.
Он сидел на широких ступенях и измученно вглядывался вдаль. Солнце клонилось к земле. По аллеям тянулись длинные тени фонарных столбов. В неряшливых зарослях кустарника шуршал листвой ветер. А чуть дальше, за полусонным мирком, начинался мертвый, грязно-желтый мир, распластавшийся до самого горизонта.
Наконец вдалеке показался автомобиль. Вилар поднялся, отряхнул брюки, застегнул верхние пуговицы сорочки. Из-за плеча бесшумно вынырнул Мун и, приложив ко лбу ладонь козырьком, затаил дыхание. Почему старик так волнуется?
Опередив водителя, Адэр открыл дверцу. Выйдя из машины, протянул руку. Черноволосая девушка, прикоснувшись к его пальцам, выпорхнула из салона. Мун надсадно задышал. Дочь? Внучка? Хороша чертовка! Но зря тревожится старик – Адэр к таким равнодушен.
Вдруг девушка посмотрела на Вилара. По-особенному, сбиваясь с ритма, забилось его сердце. Непривычно тяжело приподнялась и опустилась грудь, делая вздох. Стало невыносимо жарко.
– Кого-то ждешь? – спросил Адэр, взлетев по лестнице.
– Да… тебя… то есть вас. Мы можем поговорить?
– Через полчаса буду в столовой, – сказал Адэр Муну и бросил Вилару: – Идем.
Открытые настежь окна сверкали чистыми стеклами, колыхались белоснежные занавеси, позвякивала хрусталиками люстра, отражаясь в натертом до блеска паркете. Стол и стулья излучали красивое матовое сияние. Только кресло с наброшенным сверху красным плюшем оставалось нелепым и жалким.
Адэр подошел к окну, оперся руками на подоконник. Опустил голову. Вилар стоял, вытянувшись, возле двери. Как назло, давил воротничок сорочки. Вызывая чувство гадливости, по спине струился пот. И предательски дрожали колени.
Молчание затянулось. Вилар испугался, что друг уйдет, так и не выслушав жалкий лепет оправданья.
– Адэр… Прости меня.
Адэр передернул плечами. Озлоблен. Конечно. И сильно раздражен. Смешно надеяться, что сейчас он способен простить и понять. Но откладывать разговор опасно – и без того глубокая пропасть между ними вот-вот превратится в бездну.
– Адэр… Я знал, что Порубежье нищая страна, но не думал, что настолько. Я знал, что назначение наместником заденет твое самолюбие, но не думал, что Великий подарит тебе трон. Всё пошло не так, как я представлял себе. Я ошибся. Прости меня.
Адэр развернулся. В глазах холод. На лице спокойствие. До чего же он похож на своего отца…
– У меня один вопрос: почему исподтишка?
– Я хотел сказать, но тебя почти месяц не было во дворце.
Адэр отодвинул от стола кресло. Долго смотрел на него, видимо, раздумывая – стоит садиться или нет. Сел.
– Зато теперь я знаю: нельзя доверять ни отцу, ни другу. К сожалению, отца не выбирают. – Погладил плюш на подлокотниках. – Возвращайся домой. Ты мне больше не нужен.
Заслуженный удар под дых. Вилар даже ощутил физическую боль, и только леденящий взгляд не позволил прижать руку к животу и согнуться.
– Можешь идти, – холодно произнес Адэр.
– Я хочу загладить свою вину. Я перерою все документы, я подниму все законы, но найду условия, при которых ты сможешь отказаться от Порубежья, и при этом не будешь выглядеть смешным.
Адэр вскочил:
– Смешным? Есть одно условие. Мое! Я покину Порубежье лишь для того, чтобы взойти на престол Тезара! – Стремительно пошел к двери. На пороге оглянулся. – Простить – не обещаю. Но постараюсь на время забыть о «ноже в спину». Жду тебя в обеденном зале.
Takabbir Rauf