"ПОСЛЕДНИЙ ПАРАД". Исторический. 1 глава. 11 647 зн.11

[Руслан]

ПОСЛЕДНИЙ ПАРАД.
Р. И. Ибрагимбекову – Мастеру – с искренней благодарностью.

От автора: Персонажи книги – реально жившие личности. Все события - подлинные исторические факты. Однако сюжет - лишь поиск внутренней правды внутри сотканного автором вымысла. Последний парад для героев ещё не наступил. И это правда.
ЧАСТЬ 1.

ГЛАВА 1.
Деревня Мышкино. Весна 1907 года.

Делай, что считаешь нужным, только до конца.
Так говорили отец, дед, а до этого прадед. Маленький Всеволод едва его помнил. Зато наказ, передаваемый из поколения в поколение, забыть было сложно.
Только до конца…
Годы спустя Всеволод Федорович не раз задавался вопросом - сумеет ли он не уронить честь рода? Мысль об этом приходила Рудневу совершенно нежданно – посредине занятия в Морском училище, на прогулке с Верой, во времена кругосветного путешествия.
Наверное, он ждал. Ждал, надеялся и – чего греха таить – боялся. Что шанс, все-таки, выпадет.
Шанс, конечно, выпал. И Руднев вздохнул полной грудью, шагнув в огонь. В боль, в потери, в мучительный выбор. Он сумел, прошел до конца. За Веру, Царя и Отечество. В кровь, смерть и огонь. Он выстоял. Казалось бы, всё.
Так зачем Господь посылает ещё шанс?! Разве Всеволод Федорович просил? Все чего он ждал – покоя. После взлета и ещё одного, вроде бы, последнего выбора, который привел сюда, где все когда-то и началось. Наконец-то покой.
И вот Господь бросает вызов. Зачем, Боже? Всё в руце твоей, но для чего снова?..
Сумею опять? Смогу? Я не могу не бояться, о Боже…

В кабинете соединились настоящее и прошлое. Портрет прадеда на стене глядел на Всеволода Федоровича, как всегда, доброжелательно, но строго. А напротив картина Айвазовского «Бой брига «Меркурий» - крошечный кораблик с Андреевским стягом, между двумя огромными линейными кораблями под турецким флагом. Руднев нечасто подходил к картине на расстояние вытянутой руки – до сих пор казалось, что холст пропитан запахом порохового дыма…от снарядов, кореживших когда-то палубу совсем другого корабля…
Сам Всеволод Фёдорович одет был по-домашнему Уютный потертый халат, мягкие тапочки. Даже борода и усы, словно в противовес молодцеватому прадеду. Руднев, словно добрый дедушка, гораздо старше своих сорока восьми.
На столе лежала рукопись, пожелтевшие газетные вырезки – на одной его фото в парадной военной форме, на другой снимок четырехтрубного крейсера и приземистой канонерской лодки с высокой мачтой. Вырезки накрывал разворот свежей газеты с заголовком «Визит японского посланника в Санктъ-Петербургъ».
Стремительное перо резко зачеркнуло «японского посланника» красными чернилами. Несколько капель упало на фотографии русских кораблей, словно опять обагрив их кровью.

- Батюшки светы, по чью душу-то?!..- тётка Марфа по-людски говорить не умела, всегда причитала и охала.
- За тобою, - буркнул притулившийся на завалинке Степан – сам государь, ишь ты, за Марфой послал. Советоваться, ишь ты, говорит с нею буду…
Копыта месили весеннюю грязь, из-под колес летели брызги грязной воды из луж. Казалось, в воздухе они сами собою очищаются – так ярко блестели во время короткого полета в лучах апрельского солнца.
- Ах ты, Господи….сам Государь-батюшка….последние дни, чай, настали…
Курьерская двуколка с императорским вензелем подкатила к господскому дому. Колеса кареты и лошадиные копыта не тронула весенняя грязь – словно тоже озадачилась значительностью момента.
Не каждый день навещает тульскую деревушку курьерская служба. Да что там – не каждый год. Значит – что-то да будет. К добру ли, к худу?
- Дык коль Марфа к Государю, так точно последние дни наступят – хохотнула статная девка с коромыслом
Марфа уперла руки в худые бока.
- Чай, поумнее вас! Барин говорит – ты, Марфа, живой голос народа русского .
- Вона… - закашлялся махорочным дымом Степан, - то барин, верно подметил. Ишь ты. Голос. Как рот раскроет…всюду народ слышит.
- Тьфу!
Меж тем дверь кареты отворилась. Курьер в форменной одежде щурился на солнце, рассматривая хозяйственные постройки, колодец, девку с коромыслом.
- И в дяревне и в городе…и в Петербурге…- Степан щедро осыпал махоркой новые валенки, больно рука от смеха тряслась.
- Ах ты…язва…народа русского! – от возмущения Марфа налилась до малиновой синевы.
- А ну! Тишина! Разойдись!
И стало вдруг тихо. Столпившиеся у господского дома молча смотрели, как спускается по ступеням худой мужчина средних лет. Немудрено, что замолчали все – до сего момента говорил Тихон Чибисов спокойным голосом, ни разу его не повысив. А тут вдруг – словно плетью хлестнул. И тетка Марфа языком подавилась. И Семен приподнялся, нащупав несуществующие лампасы на дырявых штанах.
Такого Тихона уже и забыли – из-под матросской куртки виднелись полоски белоснежной тельняшки, ботинки начищены, сверкают на солнце. Марфа даже прищурилась.
- Это кто ж такой, а, Тихон? – спросил Семен. Бочком отходил уже в сторону, глядя на уверенно вышагивающего к господскому дому курьера.
- К барину это, - Тихон двинулся гостю навстречу.
- Ишь ты. Что ж теперь барин?
Вопрос остался без ответа.
Курьер приблизился к дому, спокойный и деловитый. И Тихон испугался остро вспыхнувшего безумного желания схватить этого человека, засунуть обратно в новенькую карету, под страхом смерти наказав уезжать и забыть сюда дорогу. Пускай уезжает далеко-далеко, где осталась их прежняя с барином жизнь…
- Старшина в отставке Чибисов Тихон, здравия желаю! – Чибисов выпрямился, просто вытянулся в струнку. - Прикажите доложить?
- Доложи, братец. – Кивнул курьер. - Да побыстрее. Торопиться барину нужно.
- Изволите следовать?
Бывший матрос и государственный курьер скрылись в сенях господского дома.
- Дед, а дед. Самосадом-то угостишь, - окликнул Семена сидящий на козлах кучер.
- Что ж теперь барин… – только и повторил негромко Семен, открывая кисет. Курить уже не хотелось.

Всеволод Федорович по-прежнему был домашним. Это особенно заметно на фоне затянутого в мундир курьера и принарядившегося в матросскую форму Чибисова. И всё-таки в Рудневе что-то изменилось. По крайней мере, Тихон помнил этот взгляд. Желание вытолкать курьера прочь вспыхнуло ещё острей. Но уже поздно.
Всеволод Федорович вертел в руках бумагу с гербовой печатью. Рядом лежал вскрытый конверт. Красные чернила на старых фото высохнуть не успели, казалось, конверт тоже запачкан теперь кровью. Тихон поморщился. Крови он не боялся. Но видеть её отнюдь не стремился.
Как и капитан, наверное. Но больно уж странный у него сейчас взгляд…
- В какой срок требуется ответ? – Руднев сжимал гербовую бумагу так крепко, что надорвал пальцем краешек.
- Немедленно, господин контр-адмирал, - склонил голову курьер.
- Я должен обдумать.
- Когда господин контр-адмирал изволит дать ответ? Господин Скрыдлов ожидает…
- Я должен обдумать…
- И очень хорошо, - улыбнулся вдруг курьер. Было очень странно увидеть улыбку на сухом лице. – Ежели господин контр-адмирал не имеет возражений, желательно бы поговорить с господином контр-адмиралом наедине.
Чибисов вопросительно смотрел на Руднева.
- Это, – курьер перестал улыбаться так же внезапно, как и начал, – дело государственной важности.
Руднев кивнул Чибисову.
Тихон провожал взглядом карету, пока она не скрылась за холмом у опушки. О недавнем госте напоминали теперь лишь следы колес и лошадиных копыт в грязи. Скоро исчезнут и они, высохнут, затопчутся. Если бы все в этой жизни исчезало так же бесследно…
Тихон услышал за спиной шаги Всеволода Федоровича и обернулся. Руднев стоял на пороге господского дома.
Дом выглядел нерушимым и вечным, словно деревянные стены пустили в древнюю тульскую землю корни. Родовое село Рудневых – тут действительно их корни. Казалось здесь, в Мышенках, все всегда будет спокойно, ведь это дом.
Но и дом не смог защитить их от внешнего мира.
- Собирайся, Тихон. – Руднев оглядел матросскую форму Чибисова, - а, впрочем, ты готов.
За спиной раздались шаги. Тихон повернул голову. Тетка Марфа прошла мимо – не только Тихона, но и её никто такой до сего дня не видел. Молчаливая, собранная, строгая. И голос был – никто бы и не подумал, что простая деревенская может говорить со спокойным достоинством.
- Если собрался – не бойся, - никто даже внимания не обратил на сказанное барину «ты», - отец, дед, прадед. Они с тобой. И мы, барин.
- Спасибо, мать. – Руднев неожиданно поклонился женщине. - А нами Бог.
Марфа перекрестила Руднева, а стоящий неподалеку Семен отдал контр-адмиралу честь с уверенной лихостью старого солдата. И контр-адмирал козырнул в ответ.
Апрельское солнце заливало двор, слепило Тихону глаза. Силуэт Руднева из-за этого казался окольцованным золотым сиянием, и хотя Вселовод Федорович по-прежнему облачен был в домашнюю одежду, Чибисову казалось, он видит, как сверкают на солнце пуговицы парадного мундира, колышутся эполеты и даже позвякивание контр-адмиральской шпаги слышал. Конечно, это обман, морок, но Тихон видел и многое другое – кровь на стекле боевой рубки, похожую на красные чернила, разбитый штурвал и картину Айвазовского в клубах едкого порохового дыма.
Прошлое не уходит, подумал вдруг бывший ординарец бывшего командира давно погибшего крейсера. Провел руками по собственной старой форме. Никуда не уходит, а бежит за тобой, словно навязчивая собачонка. Чтобы в один прекрасный день вцепиться и уже не отпускать до самой смерти. Собаку можно отбросить, убить. А прошлое опасно и неуязвимо.

- Останься. Не надо. Зачем тебе это?
- Я должен.
- Кому?
В кабинете ничего не изменилось – даже гербовая бумага и заляпанный красным конверт куда-то исчезли. И хозяин по-прежнему облачен в потертый халат. Впрочем, это всё, что роднит его теперь с прежним Рудневым.
Нет сомнений теперь, чей предок изображен на портрете, что смотрит на заваленный газетными вырезками письменный стол. Руднев и прадед сейчас словно братья-близнецы – осанка, горделиво подкрученные усы. Непреклонная воля Рудневых кристаллизуется теперь во взгляде Всеволода Фёдоровича.
Этого Мария Николаевна и боится сильнее всего.
- Кому ты теперь можешь быть должен? – повторяет она, как заклинание. – Сам для себя ответь – кому?
- Кому? Себе самому.
- Папа! Папенька!
В кабинете сразу же становится тесно. Трое мальчуганов пяти-восьми лет – Николай, Георгий и Пантелеймон шумной стайкой окружают отца. Младший Пантелеймон немедленно взбирается отцу на руки.
- А им? – Мария Николаевна указывает на детей. – В конце-концов, мне?
- Помнишь, ты ждала в Порт-Артуре? Если бы я тогда отступил, ты бы увидела меня гораздо позднее.
- Или бы вообще не увидела.
- Или так. Но я исполнил свой долг. И теперь смотрю в глаза любому, кто желает со мною об этом говорить. И боятся мне нечего.
- Я знаю тебя. Неосторожное слово…и каковы последствия?..
- Есть одна вещь, душа моя, - Всеволод Федорович опускает Пантелеймона на пол, шагает к столу - вещь называется – правда. Истина. Они разрисовали её грязью и назвали шедевром. Но я видел подлинный рисунок.
Руднев держит в руках газетные вырезки.
- И он написан был кровью. Нашей кровью. Поэтому - я должен.
-Обещай хотя бы одно… - просит жена.
Семён Руднев смотрит с портрета. Потомок отвечает долгим взглядом. Между двумя Рудневыми вновь протянулась незримая нить. Иногда Марии Николаевне кажется, она даже может её увидеть.
- Что обещать, душа моя? – перебирая детские волосы, спрашивает Руднев.
Жена смотрит в глаза Семену Рудневу, словно пытаясь спросить совет. А его потомок переводит взгляд на другую картину. Марии Николаевне прекрасно известно, что значит для него этот кусок холста с тремя кораблями.
- Если уж истина так важна, - она говорит, удивляясь, что эти слова исходят из её уст, - обязательно её добейся. Или не езжай тогда вообще.
Всеволод Федорович поочередно берет на руки детей, целует каждого в лоб. Обнимает жену и детей, прижимает к себе.
- С нами Бог, - тихо говорит Руднев.
На картине Айвазовского продолжает бесконечный бой «Меркурий».

[Oleg]

Если не возражаете, поворошу текст.

Колеса кареты и лошадиные копыта

"лошадиные" - можно выбросить. Есть карета, есть копыта. Достаточно для понимания.

Курьер в форменной одежде

Как-то не очень. Подобрать бы здесь другое выражение. Насколько помню, у царей были фельдегери для подобных поручений.

И Семен приподнялся, нащупав несуществующие лампасы на дырявых штанах.

Поменял бы "нащупав" - на нащупывая.

виднелись полоски белоснежной тельняшки

Вряд ли здесь приемлемо слово "белоснежной".

- Изволите следовать?

Плохо звучит. "Извольте" - впоне достаточно.

- Дед, а дед. Самосадом-то угостишь, - окликнул Семена сидящий на козлах кучер.

Плохо верится, чтобы кучер такой кареты стрелял курево у дворового мужика.
Пока вот такие мелочи. Если устраивает, можно продолжить.

[Руслан]

Да, замечания справедливые. Завтра поправлю текст. Спасибо.

[Руслан]

И да - продолжайте.

[просто мария]

Руслан писал(а):

Колеса кареты и лошадиные копыта

"лошадиные" - можно выбросить. Есть карета, есть копыта. Достаточно для понимания.

Для понимания - да, но с "лошадиные" фраза звучит лучше и читается плавнее.

[Oleg]

Для понимания - да, но с "лошадиные" фраза звучит лучше и читается плавнее.

Мария, кому как. А у меня сходу возникает вопрос: "А кого ещё можно запрячь в карету, да ещё с копытами чтобы были? Кого-то из жвачных, но скорость тогда не та, не курьерская? Можно запрячь чертей, скорсть будет соответствовать, но тогда на козлах кареты должен сидеть кто-то в образе кузнеца Вакулы. А если так, то жанр надо менять с исторического на соответствующий.
Мы же не пишем:
-...он кивнул головой.
Правда, некоторые умудряются ещё ввернуть дополнительное уточнение - "своей". И такое предложение можно составить так, что и звучать будет и читаться будет плавно. Но будет ли это привильно? И всё это - из той же "оперы".
Ладно, всё это - вкусовщина, а решать автору.

Продолжу, коли автор позволяет препарировать текст.

[просто мария]

Мы же не пишем:
-...он кивнул головой.

Почему нет? То есть лично Вы, может, так и не пишете, а вот Станюкович писал. И Писемский тоже. И Григорович, и Виль Липатов, и Борис Житков...
Думаю, что если классики и прочие известные писатели это выражение употребляли, то и нам, грешным, не возбраняется.

[Джек-Попрыгунчик]

Колеса кареты и лошадиные копыта

А Мария все же права.
давайте глянем на вариант Олега.
Грязь не тронула колеса кареты и копыта, словно бла-бла-бла....
Не возникает ли в даном случае (как у меня) вопроса - у кареты есть копыта? Я в шоке))))
Добавление "Я в шоке" является шуткой))))
Так что первоначальный авторский вариант кажется правильный)))

[Джек-Попрыгунчик]

Не каждый день навещает тульскую деревушку курьерская служба.

Для подобный царских поручений существовал Специальный фельдъегерский приказ.
Тут Олег прав.
Тем более спец.поручение.

[Джек-Попрыгунчик]

О недавнем госте напоминали теперь лишь следы колес и лошадиных копыт в грязи.

А вот тут, кажется мне, слово "лошадиных" лишнее....

[Oleg]

Всеволод Федорович по-прежнему был домашним. Это особенно заметно на фоне затянутого в мундир курьера и принарядившегося в матросскую форму Чибисова.

В этом предложении подвисают несколько вопросов и нелогичностей. Крепко надо подумать над этим предложением.
Зная трепетное, даже супер уважительное отношение флотских к форме(а тем более в те годы), совершенно не верится, чтобы, даже отставной адмирал(ношение формы им сохраняют даже сейчас), мог принять подобного курьера в домашнем халате. Получается, что отставной матрос успел переодеться, захотел это сделать, а адмирал нет? Не успел, или не захотел? Или матрос знал о визите, а адмирал нет? Почему?
Видите автор, сколько всего возникает. Если так нужно для сюжета - это одно, а если нет, то это не укладывается в рамки флотских понятий офицеров тех лет. В царское время офицеры были "белой косточкой", а офицеры флота(тем более такого ранга) - белее белого. Элитой, спецефической кастой, действительно - славой и гордостью нации.
Думаю, что вы это знаете, но тогда, не упускайте это из памяти при написании текста, иначе, возникает недоверие к нему.

- Немедленно, господин контр-адмирал, - склонил голову курьер.

И опять. Контр-адмирал, домашний халат, склонённая голова курьера(наверняка, пусть и невысокого чина, но офицера) - цепочка совершенно нелогична для тех лет. Как для одного, так и для другого - достоинство офицера не пустые слова. Это потом, наши военноначальники могли встречать посыльного в кальсонах и то, далеко не все.

Тетка Марфа прошла мимо – не только Тихона, но и её никто такой до сего дня не видел.

Корявенькое предложение. Перестроить бы надо.

неожиданно поклонился женщине. - А нами Бог.

Не слишком ли пафосно? Где-то дальше, есть повторение этой фразы. Ваше дело конечно, но я бы её видоизменил. Уж больно она наталкивает на воспоминания, где и у кого, эта фраза была обозначена. Тем более, что в тексте присутствуют военные.
Пока перекурю Продолжу позже.

[Oleg]

Мария, возможно, классики и знают, чем может ещё кивнуть человек кроме головы(правда, я тоже догадываюсь - чем можно), но это будет уже не из разряда литературы.
Можно написать, что угодно и для кого угодно и, издадут. Вы это лучше меня знаете и, классиками назовут и, все будут кивать головами и головками. Одни пишут, другие читают и воспринимают, каждый на свой лад.
Я ж не спорю, они классики - им видней. А у меня есть своя "колокольня".

[Oleg]

Руслан писал(а):
О недавнем госте напоминали теперь лишь следы колес и лошадиных копыт в грязи.


А вот тут, кажется мне, слово "лошадиных" лишнее....

А я бы не стал здесь спорить с автором. В первом предложении было знаковое слово "карета", а здесь только следы колёс.
Если колёса телеги, то её могли везти и волы, а это уже другие копыта. Пойди разбери в грязи, кто прошёл, проехал. А автор уточняет "лошадиных" - здесь это к месту.

[Руслан]

Очень полезные замечания. Я ведь пишу первый вариант и вижу лес вместе деревьев. Так что всем, особенно Олегу, весьма благодарен.

Вторую главу выкладывать?

[Oleg]

Руслан писал(а):
Колеса кареты и лошадиные копыта


А Мария все же права.
давайте глянем на вариант Олега.
Грязь не тронула колеса кареты и копыта, словно бла-бла-бла....
Не возникает ли в даном случае (как у меня) вопроса - у кареты есть копыта? Я в шоке))))
Добавление "Я в шоке" является шуткой))))
Так что первоначальный авторский вариант кажется правильный)))

Слово выбрасывается, а автор перестраивает предложение и, всё встаёт на свои места. Это так сложно?

[Oleg]

Вторую главу выкладывать?

Выкладывайте.
Не один же я читаю и пытаюсь что-то разобрать. Добью эту главу, а на ночь глядя, посмотрю вторую.

[Руслан]

Сцену с жандармами надо будет давать с перебивками, я думаю.

ГЛАВА 2

Санкт-Петербург. Весна 1907 г.

Пасмурно, серо, сыро. В такую погоду бывает уютно – если расположиться у горящего камина с дымящейся чашкой в удобном кресле. Тогда и барабанящие в окно капли ласкают слух - особенно на фоне потрескивающих поленьев, - и в голову приходят поэтические сравнения по поводу атмосферного безобразия за окном. Вот, к примеру, небо…
Словно кто-то плеснул в голубую пиалу серый протухший кисель. Тучи комковатые, готовы пролиться не только дождем, но градом.
Петроградская весна в календарных правах.
Волны Невы тоже свинцово-серые. Массивные «утюги» броненосцев и броненосных крейсеров на рейде, кажется, скованы мутной водой и больше не сдвинутся с места последней стоянки. А вот юркие катера и номерные миноносцы уверенно режут стылую воду среди металлических громадин Балтийского флота.
Даже золотой кораблик на шпиле Адмиралтейства утра обычный блеск, потускнел.
Хороший день, чтобы распрощаться со всем привычным, подумалось человеку, разглядывавшему город из окна кареты.
Из окна был виден фонтан. Там, несмотря на мелкий дождик, несколько гимназистов начальных классов увлеченно старались пустить ко дну кораблик, обстреливая посудину мелкими камушками. Кораблик, несмотря на артобстрел, держался. Удачи, думал человек в карете, держись до последнего. Может, ты и не победишь, но и проигравшим тебя тоже не назовут. Хотя кому от этого легче? На дне морском все равны.
И все-таки, ему хотелось, чтобы кораблик продержался, как можно дольше.
- Гони, братец, резвей.


За окном было зябко, а вот в кабинете жарко. Топили в Морском министерстве хорошо, да и атмосфера сегодня накалена.
- Увы, господин посол. Мы сделали всё возможное.
- Совершенно в этом уверен.
- Отказался безо всяких объяснений, господин Кагэмура.
- Понимаю.
- Разумеется, это отнюдь не является неуважением к вашей стране…
- У нас нет никаких оснований сомневаться.
Ну-ну, думал советник. Всё шло по плану. И всё-таки не избавится от смутного беспокойства. Словно ноющая зубная боль.
Японский посол смотрел на советника с каким-то даже сочувствием. От этого становилось не по себе. Япошка, словно знал, что от него скрывают.
- Быть может, контр-адмирал согласится принять нас в своём имении? - Кагэмура-сан перевел взгляд за окно, словно надеялся увидеть самого контр-адмирала. - Это, если я не ошибаюсь, где-то под городом Тулой?..
Конечно не ошибаешься, подумал советник. Не удивлюсь, если не ошибешься даже в расположение комнат в доме контр-адмирала. А то и в моем доме. Союзники. Но даже с союзниками надо держать ухо востро. Особенно с такой великолепно налаженной разведкой. Сегодняшние союзники, вчерашние враги. Советника это не удивляло. Он, вообще, редко испытывал эмоции.
Однако сегодняшний собеседник, похоже, ничуть не уступал своему визави в профессиональной выдержке. Как ни старался советник, но так и не смог понять, что скрывается за неизменно холодным взглядом раскосых глаз сидящего напротив. А ведь советник не без оснований считал себя знатоком человеческой натуры. И должен без осечек закончить начатую партию.
- Господин посол, - советник доверительно наклонился к сидящему напротив собеседнику, - могу я говорить с вами прямо…без дипломатического протокола?..
Это была коронная фраза и редко когда подводила. Главное поймать нужный тембр голоса – неохотно-доверительный, чтобы собеседник ощутил вину, оттого что советник вынужден отойти от обычной обтекаемости дипломатических фраз.
- Безусловно, я вас внимательно слушаю, - кивнул посол.
- Дело в том….нам очень жаль, господин посол, - советник замялся, подбирая якобы необходимые слова, - контр-адмирал…он, вообще, ведет крайне замкнутый образ жизни. Вы понимаете? Видимо это последствия ранения.
- Я понимаю, - в очередной раз повторил посол. -Что ж, в таком случае, не смею и дальше отнимать у вас драгоценное время.
Кагэмура поднялся и коротко поклонился.

Карета была одноместная, лошадка резвая. Копыта цокали по брусчатке. Проспект вымощен серым камнем, но под дождем казался серо-черным – в тон сыплющему дождем небу. Зато грязи на улице не было. Карета оставляла позади дома, переулки, жмущихся к тротуару пешеходов.
Однако преследователи отставать не собирались. Черная неприметная двуколка. Но запряженные в неё лошади составили бы достойную конкуренцию и ездовым рысакам, а сидящий на козлах город знал лучше опытного извозчика. Так что, двоим мужчинам – также весьма неприметной наружности - волноваться было неочем. Никуда преследуемый не уйдёт. Вернее, уйдёт – но куда надо. Сопроводим, как приказано, честь по чести. Улицы, вокзал – пожалуйте! Счастливой дороги!
Едущая впереди карета прибавила скорости. Сидящие в двуколке переглянулись. А карета добавила ещё – лошадка шла уже рысью, отрываясь от двуколки медленно, но верно.
- Не уйдет, - обронил один из неприметных. – Пусть попробует.
Кивнул кучеру – двуколка прибавила ходу.
Не уйдёт.


- Что вы, господин посол! – советник тоже вскочил с кресла. – Располагайте моё временем, как вам будет угодно!
- Боюсь, моё время столь же ценно, как и ваше, господин советник, - ни единый мускул не дрогнул на суровом лице самурая, но мелькнуло в его глазах…Советник считал себя опытным физиономистом, однако сейчас предпочел бы ошибиться. Увиденное в глазах собеседника смахивало на банальное презрение.
Советник отогнал непрошеные мысли. Он дипломат. И это игра. Это всегда всего лишь игра. А эти самураи всегда чересчур серьёзно относились к своему пресловутому кодексу чести.
Советник шагнул вперед, чтобы самолично распахнуть перед гостем дверь.

Двое неприметных метались внутри своей кареты. Приказ есть приказ – удостоверится, что преследуемый сел в поезд. Дождаться отправления. Казалось, что проще?!
Когда карета преследуемого резко свернула в неприметный проулок, особого беспокойства это не вызвало. Да, глупо. Он только потеряет время. Ну, а им-то что – их время казенное.
А главное – каждый проулок кончается тупиком. Как и любая попытка играть в игры с Особым Жандармским корпусом. Глупо. А казалось бы – взрослый человек, контр-адмирал!
Проулок был пуст.
Только цоканье копыт.
Вот тут неприметным жандармам Особого корпуса и стало нехорошо. Храбрецами никто из них себя не считал – их работа требует несколько других качеств, безрассудную храбрость оставим военным. Посему внезапно исчезнувшая из проулка карета вызвала легкий приступ паники. Но и этого мало! Цоканье копыт! Где, куда она теперь могла ехать! Мистика…А это уже совсем не их профиль.
Жандармы перекрестились, кучер на козлах последовал их примеру.
И увидели они то, что не смогли заметить сразу в неярком свете пасмурного петербургского утра. Неширокий проем между двумя покосившимися домишками. Пролетка туда проедет совершенно отлично.
А вот жандармская двуколка – ну никак.
Цоканье копыт понемногу стихало. Глупо, как глупо. С их стороны.
- На выход!

Раз-два, раз-два.
- Не отставай!
Легко сказать.
Жандармы бежали трусцой, почти не задыхаясь. Вот только жарко уж очень было. Форменные шинели и мундиры
А карета преследуемого двигалась теперь вполне себе неторопливо. Словно сидящий внутри позволил себе легкую прогулку, неторопливо любуясь видами города. Ну пусть-пусть…главное, что едет по направлению к вокзалу. Там разберемся. Вот только бежать за ним рысцой чертовски унизительно. Но что поделать – приказ, есть приказ. В проём тупика двуколка не протиснется, а выехать их проулка кучер не успеет – карета преследуемого успела бы скрыться.
А и черт с ним! Лишь бы к вокзалу. И тут карета резко прибавила ходу…


Шинели оба держали в руках, мундиры распахнуты. Сбросить бы все и бежать налегке. Но куда сбросить? В питерскую грязь? Отдать городовому? Некогда. Да и нет тут его. Карета, как нарочно, ехала по самым глухим питерским улочкам.
- К вокзалу?
- Да вроде…
- Не отставай!
Легко говорить! Первый незаметный был раза в полтора толще.
Редкие прохожие провожали пыхтящих жандармов изумленными взглядами. Нечасто такое увидишь.
- Никак черти за ними гонятся, - задумчиво изрекла старушка на пороге булочной и торопливо перекрестилась.
Карета незаметно прибавляла ходу. Или это им только казалось? Куда он едет? К вокзалу…Приказ…Мундиры….Кучер…Легко говорить…
В голове у обоих всё перемешалось – только тяжелое дыхание, красный туман пред глазами и козлы кареты.

Если и было на свете счастье для этих двоих, то оно находилось здесь, прямо перед глазами. Простая надпись «ВОКЗАЛ».
Преследуемый оказался благоразумным человеком, приехав, куда надо. Жандармы почти готовы были простить ему эту совершенно безумную гонку. Главное приказ будет выполнен. Они не сдались. И победили.
Жандармы стояли, отдуваясь со счастливыми улыбками, глядя как карета останавливается неподалеку от перрона.
А потом в поле зрения оказались вдруг круглые вокзальные часы…И раздался гудок паровоза.
Только этого не хватало!
- Быстрее! Быстрей!! Господин контр-адмирал! Господин Руднев! Быстрее!!
Жандармы резво рванули вперед. Где там ездовым рысакам! Куда только усталость исчезла.
- Поезд! Поезд! Скорее!!
Жандармы разделились. Один мчался к карете, второй бросился в начало состава, где стоял толстый начальник станции, готовый дать сигнал к отправлению.
Поезд Москва-Тула.
Взмах руки.
Колеса паровоза дрогнули, с металлическим лязгом свихнулись с места вагоны. Поезд тронулся.
Первый жандарм подбежал уже к начальнику станции. Сердце прыгало бухало, но слова сами полились изо рта.
- Там адмирал..контр…его..в поезд….приказ….Руднев…советник!
Начальник станции испугано таращил оловянные глаза.
- Скорее!
Хлопнула дверца кареты. Мелькнули контр-адмиральские эполеты, сабля стукнулась о рессоры. С легкостью молодого мужчины контр-адмирал преодолел расстояние до набиравшего ход поезда, легко вспрыгнул на подножку вагона.
Из жандармов казалось, разом выкачали весь воздух. Глупо улыбаясь, усталые и счастливые, они шли навстречу друг другу. Вагон с адмиралом удалялся от первого жандарма, приблизившись ко второму. Жандарм машинально взял под козырек – все-таки контр-адмирал.
Цоканье копыт – карета стремительно удалялась от вокзала. Контр-адмирал вещи же в ней отставил, мелькнула мысль. Куда же так удирает этот извозчик?..
Контр-адмирал лихо отдал жандарму честь.
И тогда поплыло все перед глазами жандарма, потому что начальник держал вырезку из старой газеты с портретом Руднева, и они запомнили этот высокий лоб с едва заметными залысинами, и волосы и усы, а у человека с поезде усы и борода тоже были, но был он моложе лет по крайней мере на пятнадцать и никакой не Руднев это был, этот неуловимый контр-адмирал… был сейчас в вагоне и торжественно отдавал жандармам честь, удаляясь от них все дальше ординарец…Чибисов, кажется, фамилия.
- А впрочем, какая уже разница? – словно сомнамбула произнес жандарм.
- Что? Ты чего? – крикнул подбежавший напарник.
- Кажется, я знаю, где сейчас Руднев, - обронил первый, ещё словно во сне, - это явно не там.
Жандарм указал на почти скрывшийся поезд.
- Чего?! Кто же тогда в вагоне?
- Знаешь, как это всё называется?... – жандарм полез за папиросами. - Ловля на живца.
- Но мы же…
- Нас ловили! Нас! - папирос в кармане не оказалось. Видимо выпали на бегу. - И знаешь что?!
- Что?...
- Поймали! Нас! Провели!! На-а-с!
Напарник оглянулся – от коляски, разумеется, и след уж простыл. И поезд скрылся. Только таращил испуганные глаза начальник станции не в силах уразуметь, чего хотят эти красные потные люди в жандармских мундирах.
- И что теперь?
- С докладом к начальству пойдём.
Первый жандарм глубоко вдруг задумался.
- Знаешь, только если между нами, - жандарм поднял голову, глядя на коллегу в упор, - мне вот сейчас кажется, что лучше бы нашим начальником был контр-адмирал…С таким…вот точно не пропадаешь.
- А он бы согласился?
Жандарм оглядел потного распаренного напарника и глубоко вздохнул.


Резная дверная ручка привычно легла в ладонь. Победную улыбку сдержать удалось. Это могло бы испортить игру. Уронить честь мундира. Всего хорошего, господин Кагэмура…
Шаги за дверью. Неторопливые, уверенные. Помощник Кагэмуры? Насколько советник помнил, вышагивал господин Такэда практически бесшумно. Кто-то из военных министерства? Но был дан строгий приказ – не тревожить.
Шаги замерли. А ручка не поддавалась, отказывалась проворачиваться. Кто-то её держит?! Что за наглость?!
Ручка поддалась совершенно внезапно, дверь распахнулась. Советник едва удержался на ногах. Кагэмура предупредительно поддержал коллегу за руку. Вот позор-то бы – упасть на глазах иностранца…Ладно, сейчас мы узнаем, кто у нас рискует шутить с действительным статским советником…
- Честь имею приветствовать, господин контр-адмирал! – голос Кагэмуры пробежался эхом по длинному коридору. – Похоже, слухи о вашем…недомогании несколько…преувеличены?
Советник испуганно вскинул голову. Взгляд упал на эполеты капитана первого ранга, кортик вместо шпаги и…лицо Всеволода Федоровича Руднева, перед распахнутой дверью.
- Источник слухов заслуживает доверия? - невозмутимо поинтересовался Руднев, наблюдая за бросившим испуганный взгляд на Кагэмуру советником.
Вместо ответа Кагэмура коротко поклонился – и поди вот пойми, означало это «да» или «нет»? По крайней мере, уточнять это у советника точно не было никакого желания.
- Господин контр-адмирал! – первый шок у советника прошел, необходимо было срочно перехватывать инициативу. – Вы собрались на бал-маскарад?! Что это?!
Трагическим жестом советник указал на капитанские эполеты, украшавшие плечи Руднева.
- Вас успели разжаловать?!
- Нет…
- Тогда это что?! Или вы действительно хотите лишиться адмиральских эполет?!
- Звание контр-адмирала, - кротко заметил Всеволод Фёдорович, - было пожаловано мне лично Государем. И лишить меня оного может только он. Но, думаю у Государя имеются более важные дела, чем моя скромная особа, не правда ли?
Чёрт побери, до чего досадно - этот Кагэмура прекрасно понимает и говорит по-русски!
- Возможно. Но где же ваш мундир? И кто…
- …его носит сейчас, вы это хотели спросить, полагаю?
- Да. То есть…На что вы намекаете, адмирал?
- Упаси меня Боже, - все так же кротко ответил Всеволод Федорович. – Какие намеки, господин советник. Просто мне показалось, вам интересно, где сейчас мой мундир, а я облачен это?
Руднев огладил ладонью капитанские эполеты.
- Да-да….мне…интересно…
- С охотой удовлетворю ваше любопыство. Да и господину послу интересно. Не правда ли?
Снова короткий поклон Кагэмуры.
- Да-да, - советник ухватил Руднева за рукав, явно собираясь увести, - однако сейчас не время…
- Но я как раз очень рад возможности всё-таки увидеть господина Руднева, несмотря на…некоторые слухи, - вежливо, но твердо ответил Кагэмура. – Более того, вынужден настаивать на нашей встрече тет-а-тет господин советник. В конце-концов, я всего лишь выполняю волю своего Императора.
- Я тоже давно мечтаю о встрече с подданными вашего микадо,- четко и сухо уронил Руднев. – Мечтаю давно. До сей поры. А сейчас, я наконец-то…
Руднев сделал шаг навстречу японцу. Советник побледнел и суетливо попытался закрыть японца спиною.
- Для меня будет честь, - Кагэмура остался на месте и лишь поклонился в третий раз.
- Вам может не понравится содержание нашего разговора, - бросил Руднев, - совсем не понравится. Ничего приятного господин японский посол, вы от меня вы не услышите.
- Господа-господа, - суетился советник, - господин Руднев, я буду вынужден…
- Что, господин советник?
- Всеволод Федорович, дорогой мой, - советник проникновенно смотрел Рудневу в глаза, - разрешите вас на пару слов. Буквально минута. Или две. После чего вам будет позволена аудиенция с господином послом.
- Я вы уверены, что я смогу застать господина посла здесь после нашей беседы? – усмехнулся Руднев.
- Я буду ждать, господина контр-адмирала в кабинете с господином Такэдой. – наклонил голову посол. - У господина Такэды имеется особый повод для встречи с господином Рудневым.
- Я вернусь, - веско бросил контр-адмирал в капитанском мундире.

[Oleg]

Семен отдал контр-адмиралу честь с уверенной лихостью старого солдата. И контр-адмирал козырнул в ответ.

А что у мужчин на головах(у вас этого нет)? На флоте существовало и существует до сих пор выражение - "к пустой голове, руку не прикладывают".

колышутся эполеты

Вряд ли, они кремятся намертво. Колыхаться могут только, свитые с золотой нитью "сосульки" бахромы(точное название можно найти) свисающие с эполет.

подумал вдруг бывший ординарец бывшего командира давно погибшего крейсера.

Если желаете сохранить это предложение, придётся искать и уточнять.
Поразмышляем. Командиром крейсера, как тогда, так и сейчас, он мог быть только в чине капитана второго ранга, за редким искючением, первого ранга. Крейсеры различаются по размерам и значению, отсюда и разные звания. "Ординарец" - надо уточнять. В сухопутной армии - да были ординарцы у высших офицеров и генералов. Были даже в морской пехоте(позже), но тут ключевое слово - пехота. У вас есть отставной матрос, мог ли быть он ординарцем? Большой вопрос. У сухопутных высших офицеров(далеко не у всех) были денщики, а на флоте их роль исполняли матросы - вестовые. А ординарцами, как правило были офицеры младшего чина. Короче, это всё надо перепроверять или уходить от подобного в тексте.

И боятся

"боятЬся". Глаго отвечает на вопро - что делатЬ.
Теперь, если позволите, общее впечатление от текста.
Всё хорошо и вроде бы читается, но к серединке начал уставать от обилия имён, отчеств и всего прочего. Дворовым можно, придумать род занятий(кухарка, конюх и пр), проредить, как-то разбавить. Местоимения есть.
В начале текста и, особенно в конце, чувствуется уклон в сценарные приёмы. Мне это не очень мешло, не знаю, как другим.
Жанр вы выбрали сложный, да ещё с морской тематикой. Тут ухо надо держать востро, иначе, историки морского дела за малейший промах будут бить не только руками, но и пинать. А издателю это надо?
Успехов.

[Руслан]

подумал вдруг бывший ординарец бывшего командира давно погибшего крейсера.

Если желаете сохранить это предложение, придётся искать и уточнять.
Поразмышляем. Командиром крейсера, как тогда, так и сейчас, он мог быть только в чине капитана второго ранга, за редким искючением, первого ранга. Крейсеры различаются по размерам и значению, отсюда и разные звания. "Ординарец" - надо уточнять. В сухопутной армии - да были ординарцы у высших офицеров и генералов. Были даже в морской пехоте(позже), но тут ключевое слово - пехота. У вас есть отставной матрос, мог ли быть он ординарцем? Большой вопрос. У сухопутных высших офицеров(далеко не у всех) были денщики, а на флоте их роль исполняли матросы - вестовые. А ординарцами, как правило были офицеры младшего чина. Короче, это всё надо перепроверять или уходить от подобного в тексте.

И боятся

Вот именно здесь все чётко. Командовал "Варягом" Всеволод Федорович в чине капитана 1 ранга, так как "Варяг" являлся бронепалубным крейсером первого ранга (таковых было большинство в эскадре). А вот старший офицер Степанов был капитаном 2 ранга (он появится по ходу сюжета). "Кореец" был канонерской лодкой, им командовал тоже капитан 2 ранга Геннадий Павлович Беляев. Тут все четко.

Что касается Тихона Чибисова. Он действительно был личным ординарцем Руднева и его земляком. Общался ли он с капитаном после возвращения с Кореи - не знаю. Здесь уже мой художественный вымысел.

Остальные замечания приняты с неизменной благодарностью.

[Руслан]

Да, дворовых и правда можно оставить без имен.

Торчат таки сценарные уши? Это просто новеллизация моего дипломного сценария. Но хотелось сделать Литературу...

В теме русско-японской войны я достаточно уверенно ориентируюсь. Но, конечно, надо будет показать потом специалистам.

[Oleg]

Что касается Тихона Чибисова. Он действительно был личным ординарцем Руднева и его земляком.

У вас он нарисован отставным матросом, сейчас вы подтверждаете, что он был личным ординарцем. Вот это меня и напрягло. Мог ли быть матрос ординарцем? Соответствует ли должность званию простого матроса? Тут или одно, или другое.
Во всём остальном, мы с вами не противоречим.

[Руслан]

Проверил по документам. Квартирмейстер 4 статьи и личный ординарец. Спасибо, Олег!!!

[Oleg]

от возмущения Марфа налилась до малиновой синевы.

Чуть не забыл эту мелочь из первой главы. Думаю, неудачное сравнение. Вы, как южанин, могли спутать ежевику с малиной. Можно поменять на что-то другое, хотя бы на сливу-венгерку, она действительно с синевой.

Теперь по второй главе.

и больше не сдвинутся с места последней стоянки.

Зачем же так сходу читателю бить поддых ?! Он ещё не врубился что к чему, а вы уже обрекаете суда на последнюю стоянку. Тем более, что времени до действительно Последней стоянки, ещё много.

Даже золотой кораблик на шпиле Адмиралтейства утра обычный блеск, потускнел.

Что-то с этим предложением не так. Перестройте. Язык цепляется.

город из окна кареты.Из окна был виден фонтан.

Надеюсь, понятно? Можно поиграть словами, или начать новый абзац с последней фразы.

- Гони, братец, резвей.

- Гони братец! Думаю, вполне достаточно. Он обращается к кучеру, от кого и зависит резвость коней.

- Увы, господин посол. Мы сделали всё возможное.
- Совершенно в этом уверен.
- Отказался безо всяких объяснений, господин Кагэмура.
- Понимаю.
- Разумеется, это отнюдь не является неуважением к вашей стране…
- У нас нет никаких оснований сомневаться.

Этот диалог и весь абзац перечитал дважды, прежде чем врубился, какая строка, кому принадлежит. Надо бы акцентировать внимание читателя, хотя бы ещё в одной строчке.
Перекур.

[Руслан]

Да, ежевика у нас не растёт.

Все замечания приняты. Тут править не буду, а у себя, в перерывах между написанием, начну потихоньку.

[Oleg]

Кагэмура поднялся и коротко поклонился.

Читая, слегка споткнулся здесь. Коротко, быстро, медленно(глубоко, почтительно, учтиво). Вам решать, чем можно заменить или оставить, как есть. Я бы заменил на "учтиво".

Располагайте моё временем,

Поправьте здесь.

Советник шагнул вперед, чтобы

В этом абзаце очень много "советника". В последнем предложении можно употребить "Он". Ничего не нарушится.

Вот тут неприметным жандармам

А вот тут слово "неприметным" можно и убрать. Вы же рассекречиваете их перед читателем. Зачем повторяться?

Пролетка туда проедет совершенно отлично.

Оба-на! А изначально была карета. Выкручивайтесь из ситуации автор.

Вот только жарко уж очень было. Форменные шинели и мундиры

Нестыковочка. Если на них и в двуколке были мундиры, то, они были не совсем "незаметными", как вы их пытались изобразить. Да и не будем забывать, что у флотского офицера в таком возрасте - отменное зрение. Переоденьте их в штатское, и в таком наряде можно упариться.

Первый незаметный был раза в полтора толще.

Редкие прохожие провожали пыхтящих жандармов изумленными взглядами.

Понимаю, что вам всё ещё нравится сло во "незаметный", но описанная вами ситуация, говорит об обратном., а по сему, в первом предложении "незаметный" можно заменить на жандарма, а во втором предложении, "жандармов" - на служак. Смысл не изменится и повтора не будет.

красный туман пред глазами и козлы кареты.

"...и козлы удаляющейся кареты".
Всё. Перекур до утра.