Мертвец. В погоне за жизнью

[labyrinth888]

9. Живым вход воспрещён
Адрес Дождева Корнилов выяснил быстро. Обвинение в убийстве двух людей – дело серьёзное, но прямые доказательства пока отсутствовали. В конце концов, если бы не та случайная встреча в наркопритоне Гусевой, опер вообще не узнал бы фамилию бойца, уделавшего Борова в прошлое воскресенье. Кто же он: сумасшедший убийца, движимый галлюцинациями, или обычный парень из бойцовского клуба, совершенно случайно оказавшийся не в то время и не в том месте?
Подозреваемый возвращался домой в крайне задумчивом состоянии, сжимая в руках чёрную книгу с золотистыми узорами и надписями на обложке. Георгий как бы случайно перекрыл собой дверь подъезда. Матвей остановился.
План оперуполномоченного был прост, как три копейки. Он решил использовать один метод: человеку ни с того ни с сего говорят ошеломительную правду, которую тот ну никак не ожидает услышать, после чего ловят на откровенность. К примеру, сходу заявляют о подозрении в совершении преступления, а затем внимательно смотрят на реакцию…
– Боец, у меня к тебе разговор. Ты числился пациентом психолога Дыбко Леонида Ивановича. В курсе, что с ним произошло?
– Понятия не имею, о чём ты, – отрезал Мертвец, пытаясь обойти нежелательного собеседника.
Реакция пренебрежительная и неоднозначная… Всё оказалось бы проще в случае попытки бегства, нападения, ну или хотя бы бессмысленных оправданий с перепуга. Подвела уловка.
– А ну стой, – Корнилов бесцеремонно ухватил Дождева за руку, от чего молитвослов упал на пыльные ступеньки. – Я тебя от участкового отмазал, а ты в молчанку играешь? Некрасиво.
Матвей бережно поднял и отряхнул попранную книгу. Внутри заклокотало. Столь дорогую сердцу вещь он положил на кирпичную перегородку, разделяющую вход на лестничные площадки и помещение мусоропровода.
– Я с тобой разговариваю, Дождев!
Вместо ответа Георгий получил прямой удар в скулу с правой, заставивший его отпрянуть. Подобного развития событий он точно не ожидал, поэтому на мгновение застыл в недоумении.
– Триста восемнадцатая статья, применение насилия в отношении представителя власти. Лишение свободы сроком до пяти лет. При тяжёлых последствиях – до десяти. Зря ты это затеял… Теперь будем говорить в отделе. Или ты хочешь, чтобы я достал табельное?
– В милицию я не пойду, – твёрдо и зло заявил Мертвец. – Хочешь стрелять – стреляй.
Он собирался направиться к квартире, но опер успел остановить его, крепко вцепившись в левое плечо и больно выкручивая руку.
– Батюшки свет, средь бела дня! – послышался хриплый старушечий голос со второго этажа.
– Спокойно, бабуля, милиция работает! – отозвался Корнилов и получил по голове правым локтем с разворота так, что в ушах загудело. Щелчок в мозгах, и инстинкты гладиатора взяли верх над рассудительностью сотрудника органов…
В следующий момент его левая нога угодила Дождеву в челюсть, впечатывая череп наглеца в кирпичную стену. Оказалось не так страшно, разве что щёку стесал… Георгий ринулся вперёд с ударом колена, но Матвей успел отступить чуть назад и встретить противника кулаком в глаз.
Оказавшись в углу около двери, оппоненты принялись дубасить друг друга с близкого расстояния, зачастую атакуя наугад. Мощным боковым Мертвецу поломало нос, а оперативнику коварным апперкотом откололо кусочек зуба, но бойцы продолжали мясорубку, не обращая внимания, ни на полученные раны, ни на стеснительных прохожих, предпочитающих в конфликт не вмешиваться.
Какой-то дедушка, собирающийся выйти из подъезда, заметил жестокую драку у двери и решил отложить прогулку до более спокойных времён. Медленно развернувшись и покачав головой, он поковылял обратно к ступенькам, по которым только что спустился.
– Хулиганы…
Корнилов, естественно, был старше и опытнее Дождева и посему имел значительное преимущество. Он агрессивно теснил соперника к стене, как будто бился в бойцовском клубе, а не проводил мероприятие по задержанию подозреваемого. По губам и подбородку Матвея уже стекала кровь из носа, попадая в рот и перемешиваясь со слюной, но он всё равно не сдавался. Потому что знал: в поединке побеждает дух, который даёт жёсткая мотивация.
Георгий явно перегибал палку – такого неуважительного отношения к себе вынести не мог. Схватки на лесной арене помогали контролировать себя, но в случае прямой угрозы реакция оказалась жестокой и беспощадной.
Левой рукой оперативник прижал Мертвеца к перегородке, нанося удары правой. Тот почти перестал защищаться, хотя всё ещё оставался в сознании. Окровавленная ухмылка отпечаталась на лице, словно у безумца.
В следующую секунду Дождев резко пригнул голову к плечу, и кулак противника с чудовищной силой врезался в кирпичную стену. В кисти Корнилова что-то звонко хрустнуло, а сам он взвыл от боли.
Матвей сполз вниз и коротким ударом с левой подломил Георгию колено. Тот хромая сделал пару шагов назад и едва не оступился. Боль отрезвила правоохранителя, а его противника – наоборот…
– Что ты творишь, дурак? Хочешь получить десятку строгача?
Мертвец, пошатываясь, встал на ноги.
– Дыбко девок насиловал, вот и поплатился. На зону я не пойду и живым не дамся.
Вот тебе и ответная откровенность… Всё-таки сработал метод.
Где-то совсем близко послышался вой милицейской сирены.
– Скорей, в подъезд! – среагировал Корнилов, увлекая Матвея за собой. – Если не хочешь объясняться с нарядом, быстро поднимаемся в квартиру!
Дождев возражать не стал. Только вот руки слушались плохо, никак не мог ключом в замочную скважину попасть, да и в глазах двоилось немного… Повезло ещё, что дело без галлюцинаций обошлось.
– Проклятье, молитвослов забыл! – вдруг прохрипел он и кинулся обратно, оставляя ключи в уже открытой двери.
– Стой, стой, я забрал его! – Георгий помахал книгой. – Бегом в помещение!
Звук сирены уже звучал возле крыльца, когда дебоширы захлопнули дверь.
– Надеюсь, за нами не осталось кровавой дорожки… Сидим тихо, если будут звонить, не открываем.
Матвей вытер запачканной футболкой кровь на лице, забрал молитвослов и положил его на полку с книгами перед кроватью.
– Проходи что ли…
Оперативник, прихрамывая, переместился из прихожей в комнату.
– Ты как, живой? – спросил он, ощупывая сколотый зуб и подбитый глаз.
– Носом дышать не могу, – Мертвец присел на постель. – А в остальном всё нормально.
– Я так понимаю в больницу ты не собираешься… Тогда нужно вернуть носопырку на место, пока хрящи не срослись как зря. Могу вправить.
– Валяй.
Корнилов здоровой рукой крепко ухватил нос бывшего оппонента и произвёл необходимые манипуляции. От таких звуков даже сторожевой воронёнок клюва с балкона не показывал.
– Теперь вроде ровно, – заверил опер рыкающего от боли Матвея.
Дзынь-дзынь!
– Они дверь ломать не станут? – прогундосил Дождев, пытаясь остановить потоки крови из ноздрей.
– Не станут, не имеют права без ордера, – заверил Георгий, присаживаясь рядом. – А теперь позволь услышать полную историю о любовных похождениях нашего покойного психолога…
– Откройте, милиция! – донеслись звуки с лестничной площадки.
– Эта тварь девчонок под гипнозом насиловала. Я случайно узнал, когда подслушал сеанс по телефону. Моя знакомая стала его жертвой, я не успел её спасти, наверное…
– Под гипнозом?
– Я сам охренел, как узнал, что это работает.
Матвей ощупывал распухший нос, уперевшись локтями в колени, а Корнилов разминал повреждённую руку. Милиция, кажется, убралась восвояси.
– Кавказца тоже ты застрелил? Где ствол взял?
– У знакомого одолжил, – сейчас Мертвец не видел смысла лгать, но и выкладывать всю подноготную не собирался. – Тот ваххабит хотел убить меня за то, что я чуть не поимел мусульманку. Как узнали о связи этих смертей?
– Визитка Дыбко осталась. Знатную вы дуэль устроили, раньше стрелять приходилось?
– Только из охотничьего.
– Недурно, если не врёшь, конечно. Уж больно метко попал.
– Какой смысл врать сейчас?
– Разве что срок сократить, а так никакого, – сделал вывод Корнилов. – Я видел твой диагноз в базе данных психолога, тебя мучают галлюцинации…
– Мучают.
– Из-за них убиваешь?
– Нет, не из-за них. Просто так получилось.
Дождев прекрасно понимал, что в свете последних фактов он со стороны сильно смахивает на маньяка и психопата.
– Знал бы ты, как часто эту фразу говорят убийцы… Странный ты парень, психические отклонения, тяжкие нарушения закона, а книжкой своей церковной вон как дорожишь. Не бывает столько совпадений, не бывает. Ты думаешь, почему я с тобой вожусь?
– Не знаю. Наверное, из солидарности по бойцовскому клубу. Кстати, какое у тебя там прозвище?
– Заметил, значит… моя кличка Корней.
Пепел наконец-то покинул балкон и вспорхнул Матвею на плечо. Тот поглядел в телефон – шестнадцать пропущенных звонков от Яны. Забыл после храма звук включить.
– Как жить дальше думаешь? Ты, конечно, лишил общество не самых ценных кадров, но…
– На исповеди я обещал Богу и священнику, что отправлюсь воевать в Чечню, – перебил Георгия Мертвец. – Я не могу отступить от своего, поэтому если хочешь закрыть дело, придётся меня грохнуть. Напишете потом, что оказывал сопротивление при задержании.
– Вышибить тебе мозги из пистолета я всегда успею, – оперативник встал, подошёл к балкону и осторожно выглянул через стекло. – А голову лечить не пробовал?
– Пробовал, пока безуспешно. Говорят, война поможет.
Дождев достал из тумбочки пластырь и заклеил перебитую переносицу. Корнилов стоял возле подоконника и молчал.
– Завтра к десяти утра в военкомат, – голос оперуполномоченного приобрёл тембр калёного железа. – Пока тебя не заберут, каждое воскресенье приходишь в бойцовский клуб – буду присматривать за тобой. И чтобы через три недели максимум духу твоего здесь не было. А если надумаешь дурить, я тебя покалечу и посажу в одиночку на пожизненное.

На следующее утро Матвей с огромным трудом встал с постели. Вчерашняя мясорубка с Корниловым отняла много сил, болело тело, сломанный нос, стёсанная щека. Плюс вчера вечером читал последование ко Святому Причастию и благодарственные молитвы – ещё одно испытание.
Калине он так и не перезвонил. Не хотел говорить ей об армии, не хотел, чтобы одноклассница видела его в таком состоянии. Опухоль с лица уже немного спала, но внешний вид оставлял желать лучшего.
По пути в военкомат Мертвец зашёл в парикмахерскую, где за скромную плату его побрили наголо. Он с усилием воли заглянул в зеркало и ужаснулся, – но вовсе не из-за галлюцинаций, просто не узнал себя в отражении. Слишком суровый образ получился, особенно со свежими ранами и пластырем на переносице.
Достигнув пункта назначения, Дождев подошёл к женщине в военной форме, находящейся за постом с надписью «Дежурный».
– Здравствуйте, я хочу поехать в Чечню на срочку.
Дама настороженно посмотрела на добровольца и вдруг улыбнулась.
– Авантюрист что ли? Паспорт давай сюда.
Матвей отдал требуемый документ. Военнослужащая стала копаться в одном из выдвижных ящиков.
– Дождев? Странно, твоё личное дело отсутствует в картотеке… Сейчас звякну начальнику. Поднимайся в девятнадцатый кабинет, второй этаж.
– Хорошо.
Поиски длились недолго, Мертвец почти сразу приметил лестницу. Туда-сюда сновали тощие призывники в трусах с несчастными и напуганными лицами, изредка офицеры или какие-то тётки с кипами бумаг. Табличка с цифрой девятнадцать на искомой двери гласила: «Начальник отдела Прокопов Александр Александрович». Матвей постучал и заглянул вовнутрь.
– Разрешите?
Невысокий коренастый мужичок с грозным видом сделал разрешающий жест.
– Заходи, садись!
Доброволец переместился в кабинет и сел на стул возле т-образного стола начальника отдела.
– Значит, в Чечню хочешь? – сказал он, перелистывая девственно чистые страницы приготовленного дела призывника. – Похвально, похвально. Но сперва извольте пройти учебку. Проблемы есть со здоровьем?
– Ничего серьёзного.
– Ещё бы, так махаться здоровья надо много, – Прокопов поставил печать на одной из страниц. – Говоришь – полностью здоров. Это хорошо.
Закончив записи в документах, Александр Александрович звучно захлопнул папку и добавил:
– Приходи недели через две, потребуется время, чтобы полностью восстановить твоё потерянное личное дело. Медицинскую карту лучше не приноси, сделаем справку, что в больницу последние пять лет не обращался. Так проще будет на Кавказ попасть. Вот повестка, расписывайся и уматывай.
Дождев молча поставил роспись и забрал свою часть бумажки.
– Спасибо огромное! – он встал со своего места и вышел из кабинета.
Процедура прохождения комиссии закончилась гораздо быстрее, чем рассчитывал Матвей. Как поразительно всё устроилось! А ведь он мог уже сидеть в камере или быть убитым при задержании. Вполне вероятно, что одна из этих сомнительных перспектив непременно осуществилась бы, если бы Мертвец отказался исполнять епитимью отца Владимира.
Кстати об отцах…
Дождев всё-таки решился рассказать своему родителю о далеко идущих армейских планах и уже предвкушал ураганный скандал. Недаром ведь пропали его бумаги из картотеки, военком наверняка стал немножечко богаче благодаря этому конфузу. А теперь уклонист призывается сам, добровольно, причём бросая к тому же оплаченную учёбу в институте.
Мертвец вернулся домой в задумчивом состоянии. Калинина снова звонила несколько раз и, не получив ответа, прислала смс:
«Дождик, умоляю, возьми трубку! Куда ты исчез, у тебя что-то случилось? Прошу тебя, дай о себе знать!»
– Прости, Яна, нам нет смысла видеться больше. Так будет проще для нас обоих.
Слегка перекусив, Матвей решил подремать до вечера и всё-таки сходить в гости к Вячеславу Николаевичу… Хоть не раз зарекался, что в клуб – ни ногой, но как-никак это всего лишь визит по делу, не для развлечений. Застать отца в собственном жилище практически невозможно, зато на рабочем месте – всегда, пожалуйста.
Возле фэйс-контроля роилась внушительная толпа молодёжи: необычно для середины недели. В будние дни администрация иногда устраивала тематические вечеринки, приглашая модных диджеев или полуголых певичек, организовывала скидки, бесплатный вход для девушек и многое другое. Этой ночью как раз начиналась одна из таких тусовок под названием «Шоу негритянок».
Мертвец с трудом протискивался сквозь народ, пришедший поглазеть на экзотику. У самого входа путь ему преградил охранник.
– Куда прёшь? Уголовникам у нас не место!
– Ты меня не узнал, Руслан? Это я, Матвей. Отец у себя?
Вышибала от удивления выкатил глаза, но быстро взял себя в руки, вернув на лицо невозмутимую мину.
– У себя, проходи...
Дождев вновь окунулся в соблазнительный мир ночных развлечений. Спускаясь по ступенькам, он всё более явно ощущал необъяснимо гнетущую тревогу... Будто бы шёл в некое подобие преисподней.
На сцене извивалось несколько облезлых трупов негритянок в бикини. Они скользили по установленным шестам и вращали округлостями по немыслимым дугам, красуясь перед разномастной толпой мертвяков. Работающая светомузыка, играя яркими цветами, добавляла немало жути в общую атмосферу. Столько покойников сразу Матвей не видел никогда, благо желудок оказался практически пуст...
С отвращением пробираясь через омерзительных созданий, слившихся в агонии танца, Дождев стремился поскорее добраться до покоев хозяина заведения.
– Привет, лысенький, угостишь даму коктейлем? – предложил труп кудрявой девицы, подмигивая единственным оком, так и норовившим выпасть из глазницы.
– Братан, зацени новую круглую! Первую бесплатно! – помахал пакетиком с таблетками скелет, потряхивая висящими на костях лоскутами кожи в такт басам.
– Куда прёшь, козлина? – огрызнулся широкоплечий мертвяк, имеющий вместо носа две дырки в черепе.
– Умгх... – захлёбывался собственной рвотой мёртвый алкоголик, одетый, впрочем, по последнему писку молодёжной моды.
– Фу, он блюёт! – истошно заверещала иссохшая мумия, сотрясая глубоким вырезом вульгарного платья, в попытках не попасть под извержение.
Двое мертвецов-охранников схватили пьяницу под сини рученьки и потащили через толпу дёргающихся жмуриков к выходу. Матвей растолкал танцоров и, чуть не поскользнувшись на испачканном полу, устремился к нужному коридору.
Он ввалился в кабинет отца без стука и обнаружил перед собой лишайное тело грязно-угольного цвета, но в опрятном и дорогом костюме. Мутные пожелтевшие глаза с удивлением взирали на нежданного гостя. Судя по всему, это и был Вячеслав Николаевич.
«Господи, помоги мне, избави меня от этих видений, спаси и сохрани».
– Ты что, наркотиками обдолбался? – Дождев-старший аж привстал с кресла. – Посмотри на себя, рожа разбита, волос нет!
– У тебя тоже видок так себе, – парировал отпрыск, зажмуривая глаза и потирая бритый череп.
«Дискотечный босс» придирчиво осмотрел себя с ног до головы, но никаких недостатков не обнаружил.
– Тебя куда лучше отправить, в обезьянник или в наркодиспансер? Позоришь меня в собственном заведении!
Матвей постепенно приходил в себя, стараясь творить в душе простенькую молитву.
– Я через пару недель в армию ухожу, – проговорил он. – Должны после учебки в Чечню взять.
От возмущения Вячеслав Николаевич чуть не задохнулся, а его глаза приобрели нотки невменяемости.
– Идиот! Дебил! Я же отмазал тебя, на хрена ты в военкомат попёрся! А как же плата за обучение, диплом? Кто тебя, бездаря, без него на работу возьмёт! Придурок!
В бешенстве родитель начал швыряться договорами и папками, а Дождев-младший подался к выходу.
– Если бросишь учёбу, ты мне больше не сын!
Доброволец закрыл дверь с обратной стороны. Мда, видимо на проводы отец не придёт.
«Кажется полегчало. Надо бы поскорей валить из этого гадюшника... И как только я мог вот так раньше жить?»
Из клуба он выбирался, как из последнего круга ада, слава Богу, что уже без галлюцинаций. Насколько долгожданным оказался свежий ветерок ночной улицы после душного прокуренного помещения! Небо озарилось вспышкой молнии, и через несколько секунд грянул гром и влил сильный дождь. Матвей неспешно двинулся домой, наслаждаясь сумраком слабоосвещённых дворов и зарождающейся грозой.
Подъезд, возле которого Мертвец подрался с оперативником, до сих пор не отмыли от капель крови, размазанных по полу снующими туда-сюда жильцами дома. На крыльце стояла плохо различимая фигура, кажется, женская, в тёмных спортивных штанах, белых кедах и серой толстовке с капюшоном, покрывающим голову. Незнакомка двинулась навстречу, не обращая внимания на ливень.
– Как ты мог! – полуночная гостья хотела влепить Дождеву пощёчину, но, разглядев припухлости и ссадины на его физиономии, остановила полёт руки. – Я места себе не находила, почему ты на звонки не отвечал?
Калина стала всхлипывать, и во взгляде её зелёных глаз даже сквозь темноту и воду читались обида и отчаяние.
– Пойдём в дом, – Матвей осторожно приобнял девушку за плечи и повёл во мрак подъезда. – Как ты узнала мой адрес?
– Через знакомую. Она работает в компании сотовой связи, – дрожащим голосом ответила Яна, утирая то ли выступившие слёзы, то ли капли дождя. – Я уже несколько часов тебя жду... Что с тобой случилось, почему ты побитый и лысый? Из тебя выбивают показания?
– В армию забирают, – сказал парень, отворяя дверь квартиры. – С тюрьмой всё обошлось. Проходи.
Одноклассница шагнула внутрь, освобождая от капюшона короткую стрижку «под мальчика». Из комнаты тут же прилетел воронёнок и плюхнулся на плечо долгожданному хозяину.
– Скучал, Пепел? – Мертвец почесал серую грудку пернатого. – Это мой питомец.
– Его так зовут? Большой...
Они вошли в комнату, Дождев включил свет. Только сейчас он смог более-менее разглядеть лицо гостьи, ожесточённое душевной болью и переживаниями, и даже без намёка на косметику. Несмотря на это, её черты казались ещё привлекательнее, чем обычно. Внешне перед ним стояла уже совершенно другая девчонка...
– Ты специально врёшь, что тебя служить призывают?
– Я не вру, это правда. Сам попросился, мне очень нужно. Пообещал...
– А как же институт? Кто за птичкой присматривать будет?
– Да ну его, этот институт. А птичку, – Матвей задумался, – давай отпустим.
Воронёнок сидел на его плече, хлопал глазками-бусинками и вслушивался в слова людей. Птицевод, плавно ступая, чтобы не потревожить Пепла, пошёл на балкон и распахнул окно. Сырой озоновый воздух устремился в квартиру, хотя гроза практически утихла, оставив после себя лишь измельчавшие осадки.
– Кар... – как-то неуверенно подал голос пернатый страж, вглядываясь во мрак ночи.
– Дневные птицы плохо видят в темноте, – Калинина вошла следом. – Не отпускай его с балкона, а то ещё разобьётся.
– Точно, я об этом не подумал... Ладно, отпущу завтра утром.
Внезапно воронёнок кинулся в тёмное пространство перед собой и растворился в темноте. Слышался лишь удаляющийся звук хлопающих крыльев.
– Ого! Смотри, улетел! Как это он так? – удивилась девушка. – Он у тебя особенный, наверное!
– Сам не ожидал!
Несколько минут оба всматривались вдаль, пытаясь разглядеть очертания ночного ворона, потом вернулись в комнату. Яна сняла толстовку и положила на кровать, расправляя края белой майки.
– Дождик, почему ты сбежал от меня?
Мертвец не знал, как ответить. Эти женщины вечно всё усложняют...
– Просто не хотел тебя будить, – нашёлся он. – Извини, что не отвечал на звонки, у меня были проблемы... Но сейчас они все решены, всё произошло наилучшим образом.
– Не совсем, у тебя осталась ещё одна нерешённая проблема.
Дождев заметно напрягся, перебирая в голове все возможные варианты.
– Я люблю тебя... – Калина жадно обхватила одноклассника, прижимаясь своей щекой к его плечу. – Я не хочу, чтобы ты уходил!
«Где ты была лет пять назад, родная? Я ведь теперь сам себе не принадлежу...»
Но эти мысли Матвей озвучивать, естественно, не стал, надеясь подыскать более подходящий ответ. Девчонка, конечно, по-прежнему очень нравилась ему и внешне, и внутренне, но никакой любовью тут даже не пахло. Зато всё чётче отдавало сладко-ядовитым привкусом блудного желания.
Похоть постепенно начинала завладевать душой и сердцем, подогревая воображение учащённым дыханием красавицы и манящим женским запахом, а Мертвец всё ещё не знал, что ответить. Зато почему-то был уверен, что согрешив сейчас, окончательно поставит на себе жирный крест.
– Пожалуйста, останься, я люблю тебя... – вкрадчиво прошептала Яна на ухо, не замечая, как слёзы катятся по щекам.
А как же данное слово?
– Я не могу остаться, Калина. Меня будут искать.
Она именно этого и ждёт. Они именно этого и ждут. Те, кто держал руку с пистолетом около виска Дождева…
А что стоит за этим ожиданием падения? Лишь вечная погибель.
– Ты хотя бы исполнишь мою последнюю просьбу?
– Не знаю. По мере сил и возможностей, – пожал плечами Матвей.
Сырой ночной воздух, проникающий через распахнутый балкон, веял стойким запахом озона и проникал в ноздри вперемешку с приятным женским дезодорантом, ударяя в голову не хуже дорогого спиртного. Принцесса не всегда достаётся суровому воину в качестве награды, чаще – в качестве наказания.
– Я хочу от тебя ребёнка...

[Татьяна Ка.]

Читаю и не могу разобраться, это серьезное произведение или что-то вроде солянки?

[labyrinth888]

Читаю и не могу разобраться, это серьезное произведение или что-то вроде солянки?

уточните пожалуйста Ваш вопрос Я так понимаю, в целом Вам не понравилось или как? Просто мне казалось что "солянка" это что-то не очень.

[Татьяна Ка.]

Начало мне понравилось больше. Казалось, что речь пойдет о поиске человеком места в жизни, его взросления. Но чем дальше, тем больше вы скатываетесь в какие-то "мальчуковые" разборки - носопырки, черепушки, веселенькие махачи...

[labyrinth888]

дальше веселеньких махачей будет больше
а если серьезно - не вижу препятствий в поиске места в жизни и "мальчуковых" разборок. Не знаю, как у Вас дома, но у меня и во многих других городишках нечто подобное происходит (имею ввиду не сюжет, а конкретные эпизоды). Пьяная быдлятина, стычки на национальной почве (сейчас уж гораздо меньше конечно), наркомания, мелкий криминал и прочая прочая. В нечто похожем живу, поэтому не вижу несовместимости с "поиском места". Хотя главная задумка была конечно не об этом

[labyrinth888]

10. Все дороги ведут на кладбище
– Серый, ты меня поражаешь! Это что ещё за фрукт? – недоумевал Корней, тыча пальцем в парня с косой чёлкой на пол-лица, выделявшегося из толпы бойцов своим чёрно-розовым прикидом. – Где ты его откопал?
В кругу бились круглый увалень по кличке Колобок и жилистый парень с татуировкой-надписью «Hooligan» на правой икре, прозванный в бойцовском клубе Динамиком из-за околофутбольного прошлого и любви к команде «Динамо-Москва».
– Наткнулся в анонимном чате, – улыбнулся Волков. – Пацан стал изливать душу, истерил, уверял, что собирается сброситься с крыши из-за какой-то там профурсетки с крашенными синими волосами, как у Мальвины. Сам знаешь, какая тонкая душевная организация у этих… представителей субкультуры эмо.
– Кажется, меня сейчас стошнит, – изобразил страдальческое лицо Георгий, театрально прикрыв рот плотно забинтованной рукой. – Не боишься, что однажды какое-нибудь ФСБ засечёт твои переписки?
– Наш программист научил меня пользоваться прокси-сервером, – Сергей указал на покрасневшего Колобка, пытавшегося избежать удушающего приёма противника. – В наше время столько возможностей сдохнуть, так зачем накладывать на себя руки? Вон, к чеченским общагам сходи, за один кривой взгляд башку в момент продырявят. Но почему-то мне кажется, что после первого же поединка этот бедолага страшно захочет жить.
Динамик ослабил хватку и зарядил толстяку в ухо свободной рукой. Тот резко плюхнулся на спину, придавив футбольного хулигана к земле своей массой. Фанат с трудом смог выбраться из-под нелёгкой туши, а Колобок откатился чуть в сторону, оправдывая свою кличку. Лишний вес сыграл не в его пользу, жилистый боец поднялся быстрее и угостил оппонента кроссовком в лицо.
– Боюсь спросить, какое прозвище будет у нашего лохматого зверя, – не прекращал острить оперативник. – Розовая Смерть?
– Так и назовём – Суицидник. К нему в противники уже Доберман напросился, он любит таких ярких разноцветных личностей. Гляди, как глаза от ненависти выпучил, даже на схватку не смотрит.
Действительно, на другой стороне лесной арены виднелся наголо бритый воин со свастикой на левой груди и портретом солдата СС на правом плече. Он безжалостно пожирал взглядом незадачливого юношу, которого слегка потряхивало, то ли от страха, то ли от неуверенности в себе.
– Жестокий ты человек, Волчара, – покачал головой Корнилов.
– Хотел ведь умереть – вот пусть теперь и отдувается! – парировал суровый организатор.
После очередного пропущенного «пенальти» по голове толстяк осел и вяло замахал руками, подавая сигнал о безоговорочной капитуляции. Динамик помог проигравшему подняться, и под возгласы и хлопанья они удалились.
– Доберман – в круг! Выходи и ты, мальчик эмо!
Матвей наблюдал в сторонке, как скинхед вихрем вылетел из толпы в предвкушении «мяса» и как навстречу ему выпихнули несчастного соперника, тщетно пытавшегося усмирить взбунтовавшиеся волосы. Новичок даже не успел понять, что пришла его очередь.
Дождев намеренно стоял в заднем ряду, предпочитая держаться подальше от опасного и загадочного опера. Драться в этот раз Мертвец всё равно не собирался – до сих пор всё лицо в синяках и кровоподтёках, кулаки которую неделю не заживают, болят перегруженные мышцы. Рано или поздно неогладиаторы к этому привыкают и тем самым прочно подсаживаются на наркотик насилия.
Доберман подал корпус впёрёд, производя два коротких тычка прямо в прикрытый чёлкой лоб. Голова юноши пару раз дёрнулась назад, он попятился, закрывая руками лицо, покрасневшее от прилива крови. В догонку сразу полетела нога, и эмо брыкнулся в душистую траву. В чистом голубом небе медленно проплывало одинокое маленькое облако, по своей форме чем-то напоминающее лошадку, прохладный ветерок покачивал хвойные иголочки, где-то вдалеке щебетали птахи. Шума лесной арены юнцу не было слышно ровно до тех пор, пока правый бок не объяла тупая ноющая боль.
– Вставай, мразь! – прорычал фашист, собираясь хорошенько пнуть лежачего Суицидника, которому вдруг перехотелось умирать. – Ты – позор нации!
Новичок подскочил как ужаленный и просеменил в бок подобно крабу. Шаг к противнику, два-три удара, отход. Доберман играл с несчастным, пытаясь разбудить злость в сердце юнца, при помощи страданий и страха погасить в его душе слабость и жалость к себе любимому. Именно так и становятся воинами. Матёрый скинхед не понаслышке знал об этом коктейле, превращавшим жалких неформалов, хлипких наркоманов, вчерашних школьников в беспощадных бойцов с режимом, готовых положить многие жизни на алтарь собственных убеждений.
– Дерись как мужик!
– Я сдаюсь!
– Нет, так дело не пойдёт, – вмешался Серый Волк. – Давай дерись нормально, если конечно подыхать передумал. А если нет – то и сдаваться незачем!
Матвей был уверен, что Волков блефует, прибегая к тонкому воспитательному моменту. К тому же он прекрасно помнил, как сам чуть не расстался с жизнью в собственной ванной, приставив к виску пистолет Кипиша. И потому убедился, что на самоубийство толкают нестерпимые душевные муки, кажущиеся нескончаемыми, и один из способов их преодолеть – это заменить болью физической.
Неуклюже избежав правого бокового, эмо двинулся вперёд, странно размахивая руками, словно неумелый пловец. Тем не менее, его кулак угодил в нос фашиста, описав перед этим дугу по немыслимой траектории. Бойцовский клуб одобрительно взвыл.
Ощутив в ноздрях запах собственной крови, Доберман на несколько секунд потерял контроль над собой. Но этих мгновений оказалось более чем достаточно.
Сокрушительный прямой удар опрокинул Суицидника, оставив под его левым глазом стремительно раздувающуюся гематому.
– Брэк! – скомандовал Волков и направился к поверженному новичку. – Живой?
Тот пробормотал что-то нечленораздельное, по-видимому, состоящее из причитаний и обидных ругательств. Фингал так сильно раздулся, что поднять веко оказалось выше человеческих возможностей.
– Ну-ка, несите нож! – потребовал организатор, наблюдая за набухающим мясом. Скинхед тут же протянул невесть откуда взявшийся клинок, больше похожий на армейский штык. Не в силах подняться неформал с подбитым глазом попытался отползти от Сергея, но тут же попался в цепкие руки «санитаров».
– Что ты мне свой меч-кладенец суёшь, им только туши потрошить! Боров, дай мне выкидуху!
После нехитрых хирургических манипуляций небольшой разрез под глазом выпустил лишнюю кровь, опухоль спала, освобождая пленённое веко. Эмо отбуксировали в сторонку, обработали рану.
– Ну что, жить хочешь? – поинтересовался у юноши Корней.
– Хочу.
– Молодец! Только я тебя умоляю, состриги это безобразие на лбу и купи себе нормальный спортивный костюм! – вздохнул Серый Волк. – А то сами сделаем тебе причёску как у Добермана.
– Хорошо… Только Суицидником меня больше не называйте. Моё имя – Рома, можно Роммель.
– А разве ты ещё к нам придёшь? – удивился кто-то из бойцов.
– Приду.

После бойцовского клуба Дождев направился к отцу Владимиру – как можно детальнее побеседовать о смерти. Хотелось знать, что его ждёт и к чему готовиться, как именно происходит разделение души и тела, весь путь до рая или ада. На исповеди батюшка обещал объяснить духовный механизм перехода в загробный мир.
Утренняя служба не так давно закончилась. Священник доброжелательно встретил Мертвеца, они спустились в трапезную. Хозяйничающая прихожанка приготовила чай и небольшое блюдце с баранками и пряниками, пожелала приятного чаепития и удалилась. Прочли молитву, перекрестили стол, сели.
– Вы хотели подробнее узнать о смерти, Матвей? – спросил настоятель.
– Да, с самого начала. Что происходит, когда человек умирает?
– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Хочу сделать небольшое отступление. Как правило, смерть является итогом жизни. Скорей всего, как человек эту жизнь прожил, так он и умрёт. Праведные люди обычно умирают легко, грешные – в больших страданиях, но бывают и исключения. Очень часто люди, находившиеся в страшных мучениях при смерти, могли умереть только после исповеди и Причастия. Таким образом, Господь даёт некоторым грешникам время для покаяния. К сожалению, очень многие сейчас грешат, рассчитывая на то, что успеют исповедоваться перед смертью, но Бог, видя такое лукавство, в силах забрать душу в любой момент. «В чём застану, в том и сужу».
С первых же минут беседа увлекла Дождева в другой мир, живущий по другим законам. Простые истины, на которые мало кто сейчас обращает внимание…
– Каждый из нас может умереть в любую секунду…
– Верно. Помня об этом, человек стремится всегда быть готовым к встрече со своим Творцом. Забвение о смерти очень губительно. Помню один случай, во времена красного террора. В одной деревушке коммунисты схватили двух священников: один старый одинокий, другой помоложе, у которого дома остались маленькие дети. Говорят: «Если не отречётесь от Христа, мы вас расстреляем». Молодой батюшка подумал: «Отрекусь сейчас, а потом покаюсь. У меня дети маленькие, надо за ними ухаживать». И отрёкся. А старик сказал: «Я со Христом всю жизнь прожил, с Ним и умру». Командир красноармейцев выстрелил в того, кто отказался от своей веры, и сказал пожилому: «А ты и сам помрёшь, нечего на тебя пулю тратить».
– Но он же ради детей поддался.
– Господь дал бы им великие блага за отца-исповедника. Бог выше и роднее любого самого близкого человека, нельзя ставить кого бы то ни было выше Него.
Чай Матвея уже начал остывать, а он до сих пор не притронулся к чашке.
– То есть, каким человек умрёт, таким останется навсегда?
– По большому счёту – да. Но после определения в рай или ад, душу окончательно покидает либо зло, либо добро. Благодать покрывает или уходит совсем. Но ещё есть шанс спасения до конца времён. Пока хоть одна православная служба совершается на земле, этот мир живёт. Люди, не переступившие порог смерти, могут молиться за усопших, тем самым помогая им выбраться из адовых мук или взойти ещё выше в небеса.
– Почему же святые рая не вымаливают грешников преисподней? У них ведь целая вечность впереди.
– Небожители могут молиться лишь за нас, осужденные ада лишены такой возможности. Только мы, находящиеся пока вне вечности можем молиться за всех. Когда наступит конец света, Господь будет судить Вселенную – и это великое событие будет заключительной вехой истории жизни на земле.
Наконец-таки Мертвец вспомнил об угощении и попробовал тёплый напиток из душистых трав. Во рту разлился освежающий вкус мяты.
– Интересно. А правду говорят, что смерть – это скелет с косой?
– Не только с косой. Чаще её описывают как скелет с множеством разных инструментов: топоров, пил, молотков, ножей. Этими инструментами она может мучить грешника, от их воздействия отнимаются конечности, немеет тело. А сама душа извергается только тогда, когда смерть даёт вкусить из чаши – настолько горький там напиток. Когда жизнь подходит к концу, у человека приоткрывается духовный взор. Некоторые сразу выходят из тела и попадают в руки к ангелам, другие к бесам, третьи какое-то время находятся в одиночестве. У каждого посмертный опыт особенный, но часто совпадает с другими.
– И что потом?
– Душа с помощью ангелов начинает проходить воздушные мытарства – препятствия, которые каждый должен преодолеть на пути к Господу для частного суда. Каждым из мытарств, число которых двадцать, управляют бесы – нечистые духи, пытающиеся отправить проходящую испытания душу в ад. В обвинение предъявляются неотпущенные, забытые грехи, поступки, о греховности которых человек даже не знал. По прохождении всех препятствий, на третий день по смерти, душа предстаёт и поклоняется перед престолом Божьим, окружённым бесчисленными Воинствами небесными. После этого в течение шести дней показываются обители рая, на девятый день усопший вторично возносится для поклонения Богу. Затем, в течение тридцати одного дня, душу водят по глубинам ада, где показывают страшные муки грешников. В сороковой день, после частного суда, умершего отправляют в рай или ад, где ему надлежит находиться до Страшного Суда.
Теперь Дождев выстроил приблизительную схему событий и следствий, что и когда должно происходить. Разум усиленно запоминал все детали, стараясь не упустить ни одной мелочи, а уши ловили каждое слово.
– Когда Господь решает, что человеку пора в мир иной?
– Бог забирает душу из тела, когда видит, что её духовный рост достиг предела, и лучше она не станет, или когда человек теряет способность к покаянию. Тогда смерть спасает его от более жестоких мучений на том свете. Это великое Таинство является благом для нас, позволяя отойти в вечность на пике духовных возможностей и не давая нам упасть слишком низко, вырывая жизнь ровно тогда, когда это необходимо и полезно.
– Выходит, война и смерть спасительны для нас, – горько усмехнулся Мертвец, допивая остатки чая. – Жаль, что общество учит нас иначе. Социум препятствует спасению душ. Все твердят: «лишь бы не было войны». А что толку от такого мира? Он же убивает духовность.
Отец Владимир грустно улыбнулся в ответ, погладив седую бороду.
– В целом да. Лишь мир при власти духоносных старцев, либо православного монарха ведёт к спасению, другие государственные устроения Богом не благословлены. Помимо этого, миром можно назвать некое глобальное общество людей, которое ненавидит нас, христиан, как ненавидело Самого Спасителя и апостолов Его, за то, что мы не от мира. Мир требует, чтобы все подчинялись тому, что исповедует большинство, отвергшее Христа. Такие как они не терпят инакомыслящих, потому что мы бельмо в глазах их, мы тревожим совесть их, потому что зовем не туда, куда зовут они. «Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир» – так говорил Христос. Мир возненавидел Спасителя за Его Божественное учение о добре, о любви, за Его великие чудеса, за невыразимые страдания, которые претерпел Он на кресте за спасение мира. Ненавидел за то, что не учил учениям человеческим, не учил, как построить привольную и сытую жизнь на земле. Он учил о другом – учил, как искоренить зло в жизни человека, ведь всякая неправда исходит изнутри, из сердца.
– Кажется, теперь я желаю, чтобы мир ненавидел меня, батюшка, – опустил взгляд Матвей. – Я слишком долго был частью этой кошмарной субстанции, но оставаться в ней не хочу. И не буду.
– Помоги Господи.
– Я ходил в военкомат – в Чечню просился. Сказали через две недели придти. Только вот боюсь одного – вдруг что-то пойдёт не так и мне не удастся туда попасть?
– Главное сделать всё, что зависит лично от вас. Бог даст обстоятельства, нужных людей, необходимые средства. Для человека главная задача – сделать всё, что он может, а остальное приложится. Даже если задуманное не получится, для Христа главным будут ваши труды и желание. Самое важное здесь – не лукавить.
Стремление Дождева исполнить обещание оказалось настолько сильным, что, в крайнем случае, он был готов поехать на Кавказ даже вне состава российской армии, не опасаясь уголовного преследования за участие в войне. Законно воевать разрешалось лишь профессиональным военным.

– Гриша, заводи!
Дверь кабинета распахнулась, и помощник участкового протолкнул внутрь лысого парнишку в чёрной футболке с надписью «Ярусский», потёртых джинсах на подтяжках и тяжёлых армейских ботинках с белыми шнурками.
– Садись, фашист, – указал на стул Джагафар Артурович, вращая в руке шариковую ручку. – Как дела?
– Хреново, – молодой скинхед сел.
¬¬– Ты знаешь, зачем неонацисты носят берцы с белыми шнурками?
– Нет.
– Этим они обозначают, что убили хотя бы одного мигранта.
– Я не убивал! – агрессивно заорал подросток.
– Ну-ну, – Оганян встал из-за рабочего стола и принялся расхаживать взад-вперёд. – И «Гитлер жив» напротив универмага тоже не ты написал?
Задержанный потупил взгляд. Здесь отпираться было бессмысленно – пойман с поличным.
– Разжигание межнациональной розни карается по всей строгости закона! – возмущался сотрудник, заплёвывая слюной кончики собственных усов. – Теперь я знаю, кто побил стёкла в шашлычной позавчера ночью и вынес всю кассу!
– Я тут ни причём!
– А кто причём? – быстро понизил голос участковый, резко повернув голову к юноше.
– Не знаю.
– Если ты ничего не знаешь, значит, за все эти подвиги сам и будешь отвечать. Года три колонии – как пить дать!
Парнишка похолодел. Ментовской блеф возымел действие на его неокрепшую психику.
– Если скажу, что знаю, отпустите? – охрипшим голосом пролепетал малой.
– Отпущу. Но после того как смоешь свои художества. Ну и денежный штраф – чисто символический.
Дверь кабинета вновь отворилась и впустила Георгия Ивановича: в одной руке он держал медицинскую карту, на другую была наложена лангетка.
– Хотя, обойдёмся без штрафа, – тут же поправил себя грузин.
– Ого, какого модника тебе привели, – с интересом разглядывая молодого скина, сказал Корнилов. ¬– Значит, ты утверждаешь, что Гитлер всё-таки дожил до наших дней?
– Вот-вот, – подтвердил Джагафар Артурович, бережно пожимая травмированную руку оперативника. – Как же больничный, мой дорогой коллега?
– По дороге из поликлиники зашёл. Сделал рентген – нужно оперировать, пластину вставлять. Чего-то там сломалось у меня… Так что на больничном буду долго, придётся тебе докучать со скуки!
– Ваша помощь неоценима, о, фибр моей души! – слукавил Оганян настолько приторно, что аж самому стало тошно, и тут же переключился на задержанного: – Так что ты интересного можешь нам рассказать?
– На следующей неделе на пляже около Хвойной Рощи иностранные студенты будут отмечать конец сессии. Там их собираются накрыть.
Подросток замолчал. Повисла тишина.
Участковый судорожно прикидывал, какие награды сулит задержание целой банды неонацистов. Денежная премия? Внеочередное звание? Более высокая должность? А может всё вместе?
– Вы обещали отпустить! – голос молодого скина вырвал Джагафара из объятий сладостных дум.
– У меня ведь есть твои паспортные данные, в том числе домашний адрес. Если ты нас обманываешь – мы найдём тебя. Слыхал о даче ложных показаний?
– Да знаю я, знаю…
– Гриша! Выдай ему ведро с тряпкой и проконтролируй, чтоб смыл надпись. А потом пусть идёт на все четыре стороны. Не будем ведь ломать жизнь пацанёнку, Георгий Иванович?
– Не будем, – ответил слегка помрачневший Корней. – Пожалуй, я тоже пойду. Надо ещё в аптеку зайти.
Узнав напоследок имя и фамилию гитлеровца, опер намеревался выяснить номер Добермана и договориться о встрече. Бритоголовый знал о работе Корнилова и за это его сильно недолюбливал, но в бойцовском клубе стирались все идеологические и политические различия, пусть даже лишь на время сборов. Кто знает, возможно, удастся предотвратить неонацистскую акцию против иностранных студентов и тем самым поберечь как одних, так и других.
Волков располагал практически всеми телефонами бойцов, у него-то Георгий и разжился заветными цифрами.
– Это Корней. Нужно встретиться.
– Тебе нужно, не мне…
– Да нет, больше эта встреча нужна как раз тебе и твоим друзьям.
– Подставу мне готовишь, ментяра?
– Есть информация, которая поможет избежать чьих-то лишних увечий и тюремных сроков.
Вот и попробуй отказаться после таких слов. После недолгой паузы скинхед согласился и сбросил вызов.
Встреча состоялась в небольшом парке возле старого, давно не работающего фонтана. Доберман, одетый в спортивную одежду и кроссовки, больше смахивал на братка, чем на фашиста. Получился яркий контраст с предыдущим ревнителем о чистоте крови.
– Кто-то из ваших планирует накрыть иностранцев на пляже недалеко от нашей поляны в Хвойной Роще.
– Брехня, – возразил нацист. – Я бы точно знал. Зуб даю – липа.
– Паренёк вроде из ваших, только молодой. Модник.
– Уровень не тот, чтоб всяких школьников знать. Повторяю: об акции такого масштаба я был бы в курсе. Нерусь всегда держится скопом, тем более в местах отдыха, шпане такая кость не по зубам. Побоятся. Подавятся.
– Так что, юнец, получается, наврал, – задумался Корнилов, удивляясь своей недальновидности. – Ну конечно, навешал лапши доверчивому участковому – лишь бы отпустил. Хотя тоже не клеится, слишком уверенно говорил, да и знал ведь, что найти его снова по паспорту труда не составит.
– Ты сам в свои детективы играй, а я пошёл, – с этими словами Доберман удалился.
По логике вещей Георгию стоило разыскать юного скинхеда, с которого всё началось, и выяснить, из какого пальца высосана эта мутная история с грядущим нападением. Но оперативник решил действовать более ненавязчиво – пройтись по иностранным общагам. Словоохотливые студенты либо подтвердят, либо опровергнут информацию о намечающейся тусовке на пляже, а там уж видно будет, как действовать дальше.
Выбор Корнея пал на самое крупное и наиболее интернациональное общежитие, густо заселённое преимущественно азиатами и неграми, хотя попадались и гости из бывших советских республик.
Суровая вахтёрша мирно дремала, подперев подбородок дряхлой рукой, и лишь её тихое посапывание рушило образ бдительного стража. Пропустив к выходу компанию молодых чернокожих, Корнилов проследовал к лестнице и поднялся на второй этаж.
Убранство и отделка здания была выполнена на порядок лучше обычных общаг для русских из других городов. Местные власти всегда старались предоставить иностранцам всё самое лучшее, а на собственных гражданах экономили, и тем самым нехотя провоцировали межрасовые антипатии. Оно и понятно: за студентов иного подданства денег шло куда больше, чем за собственных земляков. Вот и получалось зачастую, что какого-нибудь малообразованного африканца из жаркого Зимбабве принимали с распростёртыми объятиями, а способному Васе из села Нижние Дубки показывали на дверь.
Невысокая, но стройная мулатка, проходящая мимо, одарила Георгия белоснежной улыбкой, и он решил одним выстрелом убить двух зайцев.
– Девушка, вы разговариваете по-русски? – деловито поинтересовался Корней.
– Чут-чут, – она свела вместе ладони, пытаясь жестом поправить неловкий акцент, и коротко рассмеялась. – Немношка говорит по-русски.
– Вот-из-ё-нейм?
– Изабелла. Энд ю?
– Жорик!
– Джо-рик, – по слогам повторила девчонка, указывая на собеседника.
– Я слышал, ваши ребята скоро на пляж собираются? Возле Хвойной Рощи, да?
– О, о! Файт лессонс, гуд!
К сожалению, знание английского у Корнея находилось ниже уровня средней школы, поэтому он лишь пожал плечами и покачал головой, пытаясь показать мимикой, что «моя твоя не понимать». Тогда иностранка подхватила его под локоть, подвела к стенду «информация\\\information» и указала на плакат с Брюсом Ли.
– Семинар боевых искусств. Бесплатно. Приглашаются все желающие, новички и профессионалы. Из заявленных видов спорта: микс-файт, айкидо, бокс, муай-тай, капуэро.
Теперь матёрый оперативник вообще ничего не понимал в этой странной истории. Место проведения указано то же – пляж рядом с Хвойной Рощей. Проходящие мимо студенты осторожно косились на странную парочку, но Корнилов завис настолько, что даже пристального взгляда Изабеллы не замечал.
Ступор длился секунд десять, и со стороны можно было подумать, что мужчина просто засмотрелся на стенд.
– Хотет ходит вместе? – девушка ещё раз показала на плакат, облегчая этим жестом понимание смысла сказанного.
– Ес, ес! – закивал Георгий и достал телефон. – Мобайл?
Мулатка сама сохранила свой номер и, помахав светлой ладошкой на прощание, скрылась на лестнице. Дождавшись, когда новая знакомая пропадёт из виду, Корней осторожно отодрал объявление о семинаре и убрал его в карман джинсов.
– Интересуетесь боевыми искусствами?
Голос принадлежал плотному азиату в дорогой светлой рубашке и фирменных чёрных брюках. Для студента слишком мускулист и хорошо одет, к тому же по возрасту не подходит. Холодный взгляд узких глаз выдавал в нём расчетливую и циничную натуру.
– Как видишь, мой китайский друг! – так же холодно ответил Корнилов, демонстрируя травмированную руку.
– Я не китаец. Я калмык.
– Действительно, как же я мог перепутать?
Узкоглазый мужчина пропустил сарказм мимо ушей.
– Не туда лезешь, опер. Думаешь, мы не в курсе твоего участия в бойцовском клубе? Это МВД ты можешь лапшу на уши вешать, отписки строчить, но не нам. Брось копать и держи язык за зубами.
– Неужто моей скромной персоной заинтересовались спецслужбы? – искренне удивился остряк. – А ксиву покажешь? Вдруг ты японский шпион?
Скулы азиата напряглись, во взоре отразилась холодная злоба, но он всё-таки распахнул удостоверение перед носом оперативника.
– Эрдниев Зурган Бакурович, – с трудом выговорил Георгий незнакомую последовательность букв. – Майор ФСБ.
– Забудешь обо всём, что узнал и оставишь бойцовский клуб – умолчим о твоих прегрешениях. Если же нет – составишь компанию своим дружкам. Надеюсь, мы больше не увидимся, клоун.
– Я тоже на это надеюсь, товарищ майор.