Небытие. Драматическая повесть. ~ 2 АЛ

[Max Peshka]

Эта повесть основана на реальных событиях. Прототипом главного героя стал мой очень хороший друг, вступивший в яростное противоборство с самим собой, пытаясь найти ответ на очень важный вопрос о ценности, целесообразности и смысле жизни. Он сам дал мне добро на использование его записки, которая составляет первую часть произведения, а также на использование его жизненных позиций и суждений для создания собственно того, что вы прочтете. Все имена изменены на вымышленные. Что касается остального... Что было возможно сохранить нетронутым, я сохранил. Где началась свобода для творческих фантазий, все было максимально (на сколько я могу судить о знании и понимании этого человека лично) приближено к оригиналу.
Нашел ли герой верные ответы на свои вопросы, решать вам. Судите.


НЕБЫТИЕ
Макс Пешка

ЧАСТЬ 1

«Всем привет! – так, по-идиотски решаю я начать, пожалуй, самую важную писанину в своей жизни. – Надеюсь, эта записка дойдет до нужных адресатов. По завершению я отправлю ее вам по электронке. Всем, кто должен знать. Здесь будет много личного, касающегося каждого в отдельности, и всех сразу, но будет лучше, если общая картина сложится из отдельных кусочков. Поначалу хотел попросить всех, кто это читает, не винить меня и не держать обиды, но вообще-то каждый сам вправе иметь свое мнение, какое бы оно ни было, – ведь именно это право человека наиболее значимо. Прошу только дочитать до конца, так как эта записка – последнее, что имеет для меня большое значение. Какое-либо значение.

Итак…
Уже много лет внутри меня гаснет огонь. Не беспокойтесь: это ни рак, ни СПИД, ни какое-либо еще смертельное заболевание. Гасителем его является бесконечная тоска и усталость. Только прошу: не спешите с выводами! Я не пытаюсь изобразить из себя какого-то пошлого сноба-фаталиста или гедониста-неудачника, пресытившегося жизнью. Больше всего не хочу, чтобы приравнивали к подобным стереотипам.
Не могу точно сказать, когда начался этот процесс. Должно быть, причин было уйма, как весомых, так и никчемных, надуманных. Я и сам уже не вспомню, с чего все начиналось. Да это и не важно. Ясно то, что подобно снежной лавине, начало которой способен положить даже щелчок пальца на вершине горы, это накатывало комом все сильнее и сильнее, пока не сформировалось в то, поводом чего стала эта записка.
Я хочу уйти. Уйти из жизни. Насовсем и безвозвратно. Это искреннее желание. Правда. Естественно, думал я об этом долго и основательно. И очень не хотелось оставить уход без объяснений.
Слишком много всего даже для перечисления, и, боюсь, мне просто не хватит времени на это. Ведь я намерился претворить задуманное на восходе солнца, поэтому должен изложить хотя бы то, что тяготит и терзает в данный момент. То, что льется бурным потоком мыслей меня сиюминутного, актуального, настоящего».

Тут я прерываюсь ненадолго. Ну, кажется, начало положено. Пока собирался с мыслями, я полагал, что писать будет нелегко, но оказалось иначе. Поток действительно оказался бурным, и он все еще пытается выброситься на пиксельный лист компьютера. Удивительно, но я ни разу не ошибся, а точнее решил не исправлять ни орфографию, ни пунктуацию, ни, что самое главное, построение предложений. Не стер пока ни одного символа, не переставил местами и пары слов. Да, пока написал немного, но все же, такого порыва и четкости мыслей я на своей практике не припомню. Голова ясна как никогда. Меня на мгновение это даже испугало, но сейчас осознаю: ведь так и должно быть в моменты откровения, в моменты судьбоносных решений.
На столе рядом все еще лежит лицевой стороной вниз фоторамка. Пусть так и лежит пока. Иначе будет только отвлекать.
Надо продолжать, пока кипит вдохновение.

«Задумайтесь, а считаете ли вы целесообразным и осмысленным существование в нашем мире? Нет, правда. Если спросите меня, то скажу, что я в нем разочаровался. Люди лгут друг другу изо дня в день, по поводу и без, осознанно и просто из привычки, – и все ради собственной выгоды и мнимого благополучия. Жадность, тщеславие, самолюбование – вот сегодняшние столпы общества. Индивиды, группы, государства топчут своих недругов, и не потому что кто-то или что-то грозит их жизни, а просто для того, чтобы показать себя и преподнести выше всех. Казаться в глазах остальных альфа-самцом / высшей кастой / мировым вершителем.
Я плюю на эти ценности! Меня просто выворачивает от происходящего. Ведь главная цель любого субъекта или формирования – это занять теплое и комфортное местечко раньше всех и заниматься дискриминацией остальных путем закулисных интриг, обмана и грубой силы. Так же, как я плюю на все это, всем друг на друга наплевать. Соседи по дому / коллеги по работе / прохожие на улице носят маски с добродушными улыбками, а внутри проклинают вас. «Высшие» классы (да кто дал им право так называться?!) во всех смыслах ущемляют «убогих», только потому, что могут, и ничего никому за это не будет. Власти любого государства эксплуатируют и наживаются на своих народах, а те, зомбированные, лишенные благодаря СМИ объективного и беспристрастного мнения, а вследствие чего – свободного мышления, – представляются на деле лишь как безмозглое стадо. Ловко жонглируя атрофировавшимися умами и также ловко устраняя внутренние и внешние «неудобства», можно горы свернуть. И это работает на всех ступенях общества: от пары индивидуумов до глобала.
Видимо, в этом и кроется природа людей. Все для своего благополучия. Неважно как.
И я не хочу быть частью этого. Не хочу существовать каким-то незначительным вкраплением в эту (не хочется употреблять, но, наверно, это самое емкое слово) систему. Я не имею в виду то, о чем вы могли подумать. Это не о государственном устрое, а о самом общем значении – человеческом естестве. И я не случайно употребил слово «существование», ведь жизнью я это, к сожалению, назвать не могу.
Для меня до недавнего оставалось загадкой, почему мы до сих пор еще не поубивали друг друга? Сколько там история насчитывает кровавых войн и конфликтов? Никто не знает, ведь вражда людей берет начало с самых незапамятных времен. Зато мы прекрасно знаем свежую историю. Например, как великие умы ученых в прошлом веке смогли обуздать энергию атома и превратить ее в самое разрушительное оружие из когда-либо созданных. Было уже немало моментов истины и последних часов перед апокалипсисом, но все как-то не находилось смелости ни у одной из сторон нажать заветную красную кнопку. А ведь эти моменты до сих пор случаются, но суть дела оказывается лишь в показушном мерении сами знаете каких половых органов. А это, на мой взгляд, говорит лишь о том, что зашитая в генах ненависть друг к другу уступает место другой генетической болезни – алчности. Как же держать упитанные задницы в комфорте, если это просто некому и не на ком будет делать? Хочешь жить – умей защищаться, хочешь жить припеваючи – умей договариваться.
Так что не бойтесь конца света, во всяком случае, скорого. Он будет медленным, как процесс разложения трупа, только растянется на века. И процесс этот уже идет многие и многие годы.
Не согласны с термином «разложение»? Ну вот смотрите, всего один пример. Люди старшего поколения поймут. Помните такие фамилии, как Циолковский, Королев, Гагарин? Надеюсь, что да. А помните те времена (воочию, по рассказам – не важно)? Эра покорения космоса. Технологический скачок, позволивший потомку обезьяны–грызуна–ящера–рыбы–микроба покинуть родную биосферу, без которой он по своей природе не может существовать, и открыть для себя необъятные просторы мира внешнего – самой Вселенной. Как вместе с обворожительными звездами на небе загорались глаза, а с ними и сердца людей, осознавших, что они и/или их потомки не будут ограничены маленькой планеткой под номером три в царстве Солнца. Что настал-таки переломный момент в истории, и вскоре можно будет позабыть о войнах и вражде, да и вообще о насущных будничных проблемах и хлопотах. Там же целая БЕСКОНЕЧНОСТЬ, которая только и ждет, чтобы ее покорили!
Не секрет, что в середине ХХ века с началом покорения космоса в культурной сфере начался бум космической фантастики, подкрепленный аж произведениями Жюля Верна, а затем и классиков–современников тех времен, основателей новой волны фантастической литературы. Вся вторая половина прошлого века просто усеяна невероятным количеством книг, журналов, комиксов, фильмов и кучей остальных культурных составляющих. Не побоюсь сказать, что буквально все человечество было очаровано космосом, ну или по крайней мере проявляло большой интерес.
Один из величайших в истории кинорежиссеров в 1968 году в соавторстве с не менее великим писателем поставил картину под названием «2001 год: Космическая одиссея». Их имена Стэнли Кубрик и Артур Кларк соответственно. Если кто-то не смотрел этот киношедевр, то поясню. Поясню только сеттинг, но не философскую составляющую сюжета. Ее вы должны подчерпнуть сами, посмотрев самостоятельно. Ну ближе к делу. А дело в том, что авторы представили себе, каким будет ближайшее будущее. Как и многие их современники, подхваченные волной ажиотажа с началом космической эры, авторы фильма рисовали концептуально нового человека в совершенно новой технологической и экспансионной эпохе. Только представьте себе: гигантские орбитальные станции с искусственной гравитацией, порождаемой центробежной силой; огромные научно-исследовательские комплексы на поверхности луны; межпланетные перелеты на космических кораблях с ядерными двигателями; искусственный интеллект… А новый пытливый человек-исследователь и есть венец своих технологий.
И я очень бы хотел жить в эту эпоху. Пусть это утопия, выдумка, но так ли она далека от того, что в действительность могло бы произойти? Все эти технологии и возможности – не фантастика! Все это реализуемо! И более того: это было потенциально реализуемо еще в ХХ-м веке.
К чему я все это? Да к тому, что фантазии авторов могли быть явью, а все мы сейчас в отпуск могли летать на экскурсию на Луну, наши дети могли исследовать спутники Юпитера и Сатурна, наши внуки могли отправиться покорять звезды. Но вместо этого правительства стран мира тратят баснословные средства на оборону и военные нужды. Нефтедобывающие корпорации все качают и качают выгодное, но несовременное черное золото вместо того, чтобы развивать технологии будущего. Кстати о технологиях. Большинству людей не нужно ничего, кроме последней телефонной новинки или планшета (хоть принципиально нового из года в год не появляется), той же машины с двигателем внутреннего сгорания или очередной табуретки из Икеи (попахивает Палаником, да?). Да-да, избитая фраза «общество потребления», но никуда от этого не денешься. В итоге получается, что всех все устраивает, как есть. Чем объяснить? Ленью? Неа. Жадность, безразличие, пятая точка в тепле. Вот вам и разложение.
Правда, не хочу жить здесь и сейчас. Хотите – судите, хотите – нет. Но мне это уже не поможет. Я пробовал примириться, но все тщетно. Я всегда пытался абстрагироваться от реального мира посредством книг, музыки, компьютерных игр. Достойные вещи могут кардинально поменять мировоззрение и подпитать сознание тем, чего всегда не хватало. Они способны возвысить и вознаградить таким наслаждением, что все остальное и рядом не стояло. Эти «инструменты отрешения» окунают тебя в наипрекраснейшие миры, в которых действительно хочется жить, и жить неотрывно. И окунаясь в выдуманные миры, которые ты очень быстро начинаешь отождествлять с единственной реальностью, никак не хочется возвращаться туда, где тебя ждет отягощающий будничный гнет, яд которого убивает тебя каждый день и воскрешает в дне следующем.
Другим моим спасательным кругом на какое-то время стала книга. Нет, я не имею в виду очередную прочитанную книгу. Эту я написал сам. Чего теперь утаивать? Кому-то я уже о ней говорил, кто-то читал черновики, кто-то до сих пор не знает. Но это правда. Начал я ее аж шесть лет назад и… и до сих пор пишу. То есть переписываю уже в который раз. И еще одна оговорка: переписываЛ. Больше я к рукописи не притронусь. Никогда. И неважно, о чем она. Неважно теперь. Важно то, что я пытался и потерпел неудачу. Я отправлял ее в несколько издательств, и никому она не понадобилась. А учитывая, что стадо с каждым годом читает все меньше и меньше, а те, кто читает, просто скачивают бесплатные электронные тексты с просторов великого и могучего интернета, шансов у меня, как у зеленого писателешки, просто никаких. А ведь я мечтал сделать это своим ремеслом по жизни, и не отступал от мечты до последнего момента. Все писал, писал, как проклятый, раздумывал, отказывался, стирал, переписывал, передумывал, писал, писал… Это очень тяжелый труд. В десятки раз тяжелей того, что вы читаете в данный момент. А все потому, что приходилось придумывать все с нуля, прорабатывать персонажей, сюжетные линии, стыковать одно с другим и много-много чего еще. А в процессе написания этих строк выдумывать и стыковать ничего не нужно. Все уже и так есть. Просто проецирую сырые мысли на «бумагу». И выходит так (я надеюсь, ведь узнать мне не удастся), что эти строки, накаляканные за пару часов, будут пользоваться бо́льшим спросом, чем роман возрастом в шесть лет. Шесть лет насмарку. Да чего скромничать – двадцать девять лет насмарку».

Так. Перерыв. Я тяжело вздыхаю. Не от усталости. Нет. Я до сих пор чувствую прилив небывалых сил и готов исписать не один десяток страниц. Но мне нужна эмоциональная разгрузка. Небольшая пауза, чтобы немного подумать. Такие откровения требуют хорошей выдержки и терпения.
В правом нижнем углу экрана горит привычный циферблат, показывавший сейчас «1:25». Прошел лишь час, как я сел за комп. Почти четыре страницы есть, а это значит, что скорость неплохая. Но кое-что еще нужно написать, хоть я и не планировал такую долгую поэму. В любом случае у меня есть в запасе еще два с половиной часа до рассвета. Не знаю почему, но мне захотелось сделать это именно на рассвете. Новый день – новая жизнь, или как там говорится?
Наверно, с «общим» пора заканчивать, хоть сказать еще хочется много. Но чтобы успеть, этот час надо уделить «частному» – читателям.

«Продолжая обсуждать причины моего решения, а также, чтобы проститься, я хочу обратиться к наиболее важным для меня людям.
Начать, пожалуй, стоит с родителей.

Мама.
Я будто наяву вижу, какие горькие слезы ты проливаешь, читая это. Как говорится, нет горя на земле горше, чем горе матери, потерявшей ребенка. И я могу себе представить лишь блеклую тень этого чувства. Кланяюсь тебе и целую морщинистый лоб. Бесконечно тебе признателен за жизнь, за воспитание, за бескорыстную любовь. Как и любая женщина, достойная звания Матери, ты несла свое бремя несмотря ни на что, даже в трудные минуты, когда рядом не было отца. Спасибо. И прости. Прости за то, что подавал надежды и не оправдал их. Прости за детское непослушание, подростковую грубость и беспечность ощетинившегося молодого человека. Прости за расточительную трату твоих нервов и денег. Прости за платное образование и вылет из института. Прости за сворачивание с намеченного пути. Прости за утрату Бога и за непробиваемую душевную броню.
Одного лишь у тебя прошу: заботиться о своей внучке.
Со столь же крепкой силой духа, что ты меня растила, пережить тебе утрату сына.

Отец.
За свою жизнь ты натерпелся бессчётное количество ударов судьбы. Ты терял родных и близких одного за другим, начиная с матери и заканчивая братом. Сейчас ты самый старший в своем роду, и причина тому быстроходное и неумолимое время. Твой почтенный возраст есть отражение пережитых бед и невзгод. Но прошу тебя, не теряйся в них, не блуждай по ледяным коридорам лабиринта скорби. Молю, перестань видеть везде негатив и враждебность. Нет в мире белого и черного, а есть серое со всем его разнообразием оттенков. Посвяти остаток, надеюсь, долгих лет любви к своей жене, второму сыну, внукам. Дожить тебе до правнуков! Цени, что имеешь в текущий момент. Лей слезы радости, а не горечи. Не смотря ни на что, жизнь для вас еще продолжается.
Я и у тебя прошу прощения. За все, за что у матери просил.

Вы вдвоем дали мне все, что могли, а я, имея все, просто пользовался, не отдавая себе отчет о том, каких трудов вам это стоило. Но разве не в этом заключается прелесть жизнерадостности беззаботного чада? Пожалуй, в этом. Вот только все родители вложениями любви, заботы, нравственности, материальных благ ждут отдачи в виде самореализации своего дитя в жизни. А я, признаюсь, как недобросовестный банк с незастрахованными средствами: вложили все, а получили лишь извещение о банкротстве. И мне неописуемо стыдно за это.
Простите.
Но, по крайней мере, у вас все же есть самореализовавшийся наследник.

Семён.
Брат, сказать, что я тебе бескрайне благодарен, – ничего не сказать. Всегда, когда я испытывал финансовые затруднения (незначительные ли, тяжелые ли), ты всегда подавал мне руку. Благодаря тебе у меня всегда было что-то в карманах во времена студенчества, появилась машина, я смог испытать незабываемый медовый месяц с женой на райском острове, смог приобрести свой крохотный, но уютный уголок. Но самое главное: ты дал мне возможность для карьерного роста и ценные уроки бизнеса. Ты был строг, но справедлив. Щедр, но в меру, дабы не разбаловать. Местами близорук, но в целом мудр и назидателен. За все это спасибо.
Но! Всегда есть это проклятое «но». К сожалению, мы никогда не были по-настоящему близки. И ты, брат, согласишься с этим. Должно быть, дело в возрастной разнице. Одиннадцать лет – слишком большой отрезок времени, чтобы уместить там общие интересы, увлечения и подходы к жизненным реалиям. Как ни крути, мы росли в разных поколениях и получали разные уроки жизни. Будучи ты своенравным подростком, а я сопливой мелюзгой, ты постоянно задирал меня, подначивал, порой издевательски. Конечно, нельзя отрицать, что ты относился ко мне и с теплом, чувствовал ответственность за младшего брата, проявлял заботу. Но ведь, как это всегда бывает с детским сознанием, запоминается в основном плохое, и мне пришлось с этим грузом расти. И вот я вырос. И вот теперь ты мой начальник. И вот в кругу семьи, в неофициальной обстановке, мы собираемся лишь пару раз в год. И братства вроде как нет, да и, наверное, не было его и раньше, во всяком случае, в полном объеме, как я себе представляю. Как ни прискорбно, но сейчас нас объединяют только деловые отношения. Точнее, отношения начальника и подчиненного. Лишь имя контакта, присвоенного твоему номеру в моей адресной книге, – «Брат» – заставляет меня помнить о наших родственных узах.
Я не виню тебя в этом. Ведь это дело нас двоих, и является результатом действий обеих сторон. Оба виноваты. Или точнее – оба внесли свой вклад. А хороший он был или нет, решит каждый для себя.
Надеюсь, что вернул тебе должное, а о чем забыл, прости. Во всяком случае, приношу извинения, что, быть может, не оправдал твоих надежд.
Прощай, Семён. Береги свою семью».

Здесь я прерываюсь и отворачиваюсь от компьютера. Я не сразу замечаю, как увлажнились мои глаза. Голова уже не столь ясна – ее кристальное содержимое начинает мутить скорбью. Теперь напечатывать столь откровенные и мучительные слова становится тяжело, но предложения все еще вкрапляются в текст одно за другим, можно сказать на одном дыхании. Но мне все равно нужна пауза. Хотя бы для того, чтобы утереть слезы.
Я уставляюсь в окно и просто смотрю, стараясь ни о чем не думать. Ночь сегодня темная. Я смотрю на одинокий фонарь, освещающий парковку. Время от времени он мигает, и мне кажется, что я моргаю, будто проваливаясь в сон. Но спать вовсе не хочется. А быть может, я уже сплю и просто попал в гиперреалистичный сон? Если так, то вся моя жизнь и была сном: скучным, унылым, бесконечным. И никак не проснуться. Беспрерывная кома длинною в…
К черту, к черту, к черту! Уже не первый год эта дурацкая мысль сидит глубоко в мозгу, и не избавиться от нее. Сколько шишек на голове набито за это время? Сколько синяков от ущипов украсило руки? Все попытки проснуться в другом месте тщетны. Как долго это будет продолжаться? Прочь! Прочь из головы!
Ну ничего. Скоро я опробую самый действенный способ прервать этот проклятый сон. Но это потом, а сейчас надо взять себя в руки и продолжить.
Кто там дальше? Ага.

«Мои дорогие друзья. Те немногие, отфильтрованные временем, обтесанные до кристальных граней жизнью, одаренные верностью, кто остался и не был вычеркнут и забыт – вам спасибо! Благодарю за наполнение моего черствого и сухого нутра. За краски, которыми, оказывается, блещет мир. За самое искреннее радостное чувство, на которое способен человек, – смех, добродушный, несдержанный, настоящий. За воспитание, что стоит на ровне с родительским, но другое. За трудности и за их преодоление.

Алексей.
Ты был первым из них. Истощившихся щупалец памяти не хватит, чтобы дотянуться до тех времен, в коих тебя не было. Будто родились вместе и вместе рука об руку сквозь эпохи. И это недалеко от истины. Да что там – так и было! Ясли, детский сад, школа, институт, взрослый этап. И везде шли вместе. Были темные времена, что пропитались ненавистью и пренебрежением, но ведь смогли все преодолеть. И боролись с трудностями, и искали выходы, и приходили к неоднозначным решениям. И, бывало, не справлялись, заходили в тупик, сдавались. Но и конечно достигали желаемого. Ведь вся жизнь исполосована успехами и провалами.
Ты, в отличие от меня, никак не мог усидеть на месте. А потому что ты упрям, и порой до абсурда, за что никак не хочется тебя хвалить. Но суть в том, что твои эгоизм и упрямство порождают одну идею за другой. Перспективы, возможности, риски, шансы… Ты весь в этом. И меня порой пробивала зависть. Правда. Мои лень и нерешительность – неизменные спутники моей жизни – никогда не позволяли брать с тебя пример. И я ненавижу себя за это. Меня всегда поражало, как ты мог с такой легкостью отказаться от того, что было важной частью уклада жизни, в пользу очень сложного, требующего невероятной выдержки, но правильного. А правильного в первую очередь потому, что это путь реализации поставленной цели. А это одна из главнейших вещей в жизни. И ты многого смог достичь. Дописывая эти строки, до сих пор не могу избавиться от зависти. Не волнуйся – она добрая.
Жаль, что в последние годы так мало проводили времени. Я понимаю, что ты развиваешься, и подобно избранному образу жизни требуешь разнообразия, в том числе и в своем окружении. Новые знакомства, как для души, так и для бизнеса (а может и для того, и для другого сразу) очень важны для тебя. Ведь это прерогатива всех экстравертов. Можешь со мной не согласиться, но ты самый открытый человек, из тех, кого я знаю. И в этом наше принципиальное отличие.
Я желаю тебе держаться намеченного пути и отбросить все сомнения. Будет нелегко. Да и кто я такой, чтобы тебе об этом говорить? Уж кто-кто, а ты умеешь справляться с трудностями.
Не прекращай любить родных, не прекращай любить жизнь.

Андрей.
Ты стал моим вторым другом, не по значимости, но по хронологии. Первый раз в первый класс, как говорится. Знаешь, в таком возрасте друзья заводятся очень легко, а спустя годы легко теряются. Наша же совместная линия не прервалась с годами, даже с невероятным (по разумению ребятни, коей мы тогда были) расстоянием связь не утерялась. Конечно, по причине удаленности круги общения разнились, и каждый сам выбирал с кем и в каких водах плавать. Но заложенный в раннем детстве фундамент в виде общих увлечений и интересов продолжал поддерживать ту колонну, на которой крепится наша дружба и по сей день.
Я рад, что у меня есть такой друг. Ты всегда был, пожалуй, самым мудрым из всех. Я пытался брать с тебя пример и следовать твоим советам. У нас бывали камни преткновения, которые перетекали в длительные споры, но волей-неволей мне приходилось либо признавать твою правоту, либо соглашаться с правом на существование той или иной позиции, но сохраняя при этом свою безмолвную точку зрения. Даже не имея жесткой опоры в своих суждениях, ты всегда пытался склонить чашу весов на свою сторону. Не могу сказать, хорошо это или плохо, но в жизни явно полезно, ибо помогает добиться многого. И я наблюдаю это на твоем примере. Ты морально повзрослел, пожалуй, раньше всех. Один из первых обзавелся семьей. Выработал для себя стратегию ведения жизни, и точно знаешь, чего от нее брать.
Хочу лишь добавить, что мощная жизненная позиция, знание дела и усердие – твои верные помощники во всем. Они смогут вытащить тебя из любой ямы и возвысить до небес, граница которых определяется лишь тобой. Все в твоих руках.
Да пребудет с тобой Сила!

Вадим.
Ты пришел в мою уже осознанную жизнь, во время нашего становления взрослыми людьми. И также осознанно я назвал тебя другом, и до сих пор называю. И это имеет для меня огромное значение, ведь такими словами не разбрасываются. Мы были тогда студентами: еще молодыми, неопытными, но уже ощетинившимися. Вместе прорывались сквозь тернии учебного пути, выпутывались из сложных ситуаций, и, как следует, закрепляли результат бурными гулянками с сотоварищами. Были деньки, помнишь?
Волею судеб (так я для себя вуалирую свое скудоумие) наши пути разошлись, и ты продолжил образование, а я… Ну тебе это прекрасно известно. Тем не менее, терять друг друга мы не захотели, и история продолжилась. Теперь мы дружим не только тет-а-тет, но и уже семьями. Ты организовал свою компанию и являешься постоянным партнером компании, в которой тружусь я. Черт побери, тебе осталось только стать моим родственником для полной картины! Хорошо, что у нас у обоих дочки, не так ли?
Если серьезно, то хочу отдать тебе должное по поводу непонятного мне, но так ценимого тобой общесемейного досуга. Я нахожу эти кажущиеся со стороны инфантильными «утренники» уж слишком приторными, но в то же время понимаю, что такие взаимоотношения как ничто иное скрепляют семью. Скрепляют огромную семью. В моей семье такого не было и нет. Может быть, поэтому я ворочу нос от того, что вижу со своей колокольни, не в силах стать частью этого. Поэтому нециничная часть меня рада за твое семейное счастье. Она же требует, чтобы ты перебарывал порой всплывающий слепой эгоцентризм в семье малой. И тогда откроешь для себя полную гармонию. Видится так.
Не смотря на все это… Или благодаря этому я высоко ценю, что ты стал частью моей жизни. Ценю твои порывы к самосовершенствованию. Ценю жажду знаний и споров. Ценю акции, вложенные в дружбу со мной, и, надеюсь, они себя окупили.
Не знаю почему, но в последнее время ты всегда первый, кого я прошу о помощи, или просто звоню встретиться, скоротать время. Мне всегда уютно в твоей компании и легко. Знаю, тебе не по нраву моменты моего затворничества и ухода в себя, оставление недосказанности в беседе и безучастность, но спасибо, что стараешься не замечать этого. Спасибо за отклики на зов. Спасибо за поддержку в авантюрах и апатиях.
Оставайся верен своим принципам и делу. Отбрось в сторону все мелочи, все надуманное, неважное, что мешает жить в полную силу, и люби своих близких.

Я прошу прощения у тех, кого из друзей не упомянул. Времени у меня остается мало, и со всеми просто не успею попрощаться. Прошу прощения, если мало сказал упомянутым людям, но вы и так без этих слов знаете мое к вам отношение и мои суждения, взгляды. Хочу лишь поблагодарить за то, что были со мной. За то, что слушали меня, а я слушал вас. За то, что молчали со мной по причинам и просто так. За то, что подпитывали внутренний огонь. За все».

Меня начинает трясти. Пальцы рук в такт остальному телу пронзает дрожь. Каждое последующее слово дается все сложней. Я серьезно сбавил в скорости: эти четыре страницы потребовали почти вдвое больше времени, чем предыдущие. Я никак не связываю это с усталостью – всему виной всплывшие на поверхность чувства. Сразу ко всем и к каждому по-отдельности. Я стараюсь прятать их подальше, поглубже, ибо не хочу испытывать каких-либо терзаний, но как бы я ни старался – все впустую. Такое постоянно происходило во время попыток обдумывания, анализа и очередного переживания событий и эмоций под тяжелым градусом и в полном одиночестве. Сейчас все так и происходит, за исключением того факта, что я абсолютно трезв. Алкоголь ни в коей мере не успокаивает и не помогает забыть пережитое. Это я знаю точно. Но даже самые тяжкие переживания, подкрепленные в изрядных дозах алкоголем, и рядом не стояли с тем, что я испытываю в данную секунду. Мои глаза сейчас не просто влажные – они как горла бутылок, изрыгающие соленые потоки. Я не могу остановить этот процесс. Вся клавиатура и ближний край стола промокли, ровно как и ладони, утирающие лицо.
Пощечина должна вразумить.
Нет. Конечно, не помогло. Но надо идти дальше.
Ну что ж, «3:20» на часах. Выходим на финишную прямую.

«Лидия».

Минут пять я просто нахожусь в прострации. Я не знаю, не только с чего начать, но и что писать вообще. Впервые за три часа. Меня колотит от уже написанного и в то же время от бури эмоций, связанной с этим человеком.
Давай, давай! Возьми себя в руки!
Рука непроизвольно потянулась к поваленной лицом вниз фоторамке. Подняла ее. На меня смотрю я сам. Весь такой счастливый, улыбчивый. Щекой к щеке прижимается светящаяся Лида. И делим мы на своих руках маленький комочек жизни: укутанный, морщинистый и такой любимый. Относительно старое фото. Сделали где-то год назад. И целый год я смотрю на него и плачу. Если раньше это были слезы радости, то сейчас – горечи расставания.
Пусть пока постоят рядом. На виду.
Итак…

«Лидия.

Мне необходимо написать, что я тебя люблю. Что ты – то, ради чего стоило бы жить. Что тяжелее всего расставаться именно с тобой… Я считал, что обязательно напишу что-то подобное, но… Я не могу. Просто Н.Е. М.О.Г.У.!
Не лезут из сердца теплые и чувственные слова. Не искрит, не шевелится внутри. Не бурлит адреналин в крови. Все прогнило, как в старом, обветшалом доме. Раньше было что-то, ради чего хотелось быть с тобой, дышать с тобой. Но, увы, все в прошлом. Ты скажешь: «Но как же так? А наша дочь?». А я отвечу, что люблю ее, и это от всего сердца. Люблю слепой отеческой любовью, ибо заложено это самой природой, против которой пойти невозможно. Но про тебя, Лидия, в генах такого пункта нет. Прости, но это так. Прости, что не говорил об этом раньше, – только сейчас скопилось смелости.
Ты винишь меня во всех проблемах и неудачах, в своем переменчивом настроении, нервах, приступах гнева/плача. И я не могу в этом сомневаться, по крайней мере, в части случаев. Меньше половины рассматриваемых случаев, если честно. Все остальное – плод только твоего истеричного воображения. Знала бы ты, насколько тяжело это выносить. Насколько тяжело быть всегда виноватым и через силу признавать эту ложь. Иметь свободу «на словах». Иметь право говорить, но не быть услышанным. Иметь право молчать, но быть вынужденным распыляться бессмыслом. И уж точно ты не знаешь, как это дышать стиснутыми легкими.
Я не пытаюсь обелить себя на твоем фоне. Нет мне оправданий во многом, и своими просчетами я долго и кропотливо выкапывал себе яму. И, по-моему, сейчас она уже достаточно глубока, чтобы уйти в нее с головой. Вместе со своим никчемным телом я положу туда наш трухлявый брак, где все это будет вместе догнивать.
Более всего жаль дочь. Точнее то, что ты будешь заниматься ее воспитанием без меня. Не сказать, что у меня были грандиозные планы по ее развитию, но она могла стать Человеком – в моем субъективном понимании этого слова. Я бы сделал все возможное, но сейчас даже единственное светлое, что осталось в моей жизни, не способно заставить меня передумать.
Больше не хочу тебе ничего говорить. Для этого были бесконечно долгие годы… чего? Решай сама».

На часах «3:50». Время, дружище! Время!

«Ладно. Я бы мог еще много чего написать, но мне пора. На самом деле, мог вообще ничего не писать, так что не придирайтесь. У меня такое сильное и непреодолимое чувство, что очень скоро произойдет самая важная вещь в моей жизни… Самая важная, понимаете? Смерть – самая важная вещь в жизни! Какая ирония, а? Я сейчас дописываю это и улыбаюсь. Широко, со слезами на глазах, но искренне. Так наверно улыбаются люди, победившие смерть. А я одержу победу над жизнью. Вот так.
В конце добавлю, что нахожусь в полном физическом и душевном здравии, без воздействия алкоголя или наркотиков. Абсолютно. Я чист. Стерилен. И что самое главное – определен. Именно в таком состоянии и надо принимать важные решения.
Спасибо, что были со мной. Простите, что ухожу вот так, не дав вам слова.
Простите и прощайте».

[Max Peshka]

НЕБЫТИЕ
Макс Пешка

ЧАСТЬ 2

Фуууххх… Закончил. Ну неужели! Признаюсь сам себе – стало очень легко на душе. Жаль, не получится перечитать, но наверно так даже лучше. Начальный вариант всегда самый удачный. Да и начну все это перечитывать, обязательно затерзают сомнения.
Нажимаю «сохранить», именую файл, прицепляю к письму, в адресной строке которого уже все заблаговременно заполнено. Без задержки и колебаний нажимаю «отправить». «Ваше письмо успешно отправлено» – читаю я в окне почтовой службы.
Вот и все.
Достаю из бара бутылку «Джима Бима», игнорирую стакан, пью из горла. Выдыхаю. Смотрю на горлышко. А ведь это моя последняя бутылка в жизни. Лида бы обрадовалась, скажи я ей это, правда, в другой ситуации. Да сейчас куда не брошу взгляд: все последнее. И в последний раз не удержался посмотреть на фотографию в рамке. Я ведь репетировал этот взгляд неоднократно, симулировал ситуацию, выплакивал фальшивые соленые реки, но сейчас белки глаз сухие. Уже осушил нутро; снова прочерствело все.
Никаких сомнений. Никаких колебаний.
Кладу фото лицами вверх. Пускай посмотрят.
Обратив внимание на окно, понимаю, что кромешная ночь уже отступает. Начинается рассвет, и я должен на нем присутствовать.
Хватаю со стола телефон (перевожу его в «Авиарежим»), наушники и вискарь. В коридоре одеваю кроссовки под спортивные штаны и футболку (если б была бутылка с водой вместо виски, то как будто собрался на утреннюю пробежку, ей богу!). Послышалось копошение в комнате. Нет. Все тихо. Дверь в комнату, где спят жена и ребенок, осталась закрытой. Ни о чем не думаю. Не задерживаюсь. Нельзя! Прощаюсь взглядом с ипотечной квартирой и выхожу в подъезд.
Пока жду лифт, надеваю наушники и выбираю подходящую композицию. Странно: как же долго я планировал свой уход, но про музыку забыл совсем. Приезжает лифт, вхожу, жму кнопку под номером семнадцать. Когда лифт добирается до пункта назначения, все еще выбираю. Признаться, даже заволновался. Такой ответственный момент, и такой глупый недочет.
Выхожу на открытый балкон самого высокого этажа в доме, и мне открывается недурный вид на весь город. Благо, дом новый, и округу еще не застроили безликими многоэтажками, поэтому видел я далеко и много. Частный сектор у подножия, темные многоквартирные дома подальше, сетка освещенных дорог, поля и леса где-то вдали, но их почти не разглядеть. Боковой северный ветер приветливо холодит кожу рук и лица, лохматит по-ребячьи волосы, будто заигрывает, балуется. А я не поиграться сюда пришел.
Смотрю вниз: головокружительная высота. Невольно захотелось отступить назад. Вроде не в первый раз я здесь, но до сих пор не могу привыкнуть. Знаю точно: с такой высоты результат будет стопроцентным.
Глоток виски проясняет разум. Я наконец–то решаю, под какую музыку это сделаю. Рыскаю пальцем по экрану телефона. Быстро нахожу искомое. Жму.
Из маленьких динамиков полилась музыка – один из столпов мироздания, пятый элемент, третья хоть сколько-нибудь важная эссенция после жизни и смерти. У каждого она своя, особенная. У меня такая.

«Here it ends
No one’s gonna shed a tear
No need to shout
Just to stand the silence»

Ставлю бутылку на парапет, сам на него залезаю и свешиваю ноги на улицу – на потеху ветру. Я уже вижу, как на фоне зарева показывается яркий верхний край солнца. Я успел.

«A well spent time
In the early morning’s haze
You sit and wait
Watching full glasses through blank eyes»

И тут я невольно тоже подхватываю, глядя на горизонт:

«This is not what you wanted
Not what you had in mind
This is not what you wanted
Not what you had in mind»

И вот она: вся моя жизнь. Уместилась в двух строках. Слезы снова наворачиваются на глазах, но я не понимаю, эмоциональная ли у них природа или стоит винить ветер?

«Vacuous winter stare
Worn out version of yourself
Too tough to fall
But not strong enough to turn»

Как же здесь высоко, черт побери!

«But not strong enough to turn»

Почему я весь дрожу? Не от ветра же.

«But not strong enough to turn»

Все правильно. Все правильно.

«This is not what you wanted
Not what you had in mind
This is not what you wanted
Not what you had in mind»

Ну ладно. Пора. Звезда, давшая жизнь нам всем, начинает свой очередной цикл на небосклоне, и я отдаю ей честь встречей ее первых лучей этого прохладного, летнего утра. А что я могу еще сделать перед лицом недостижимого – того, перед чем и человек, и букашка одинаково ничтожны? Муравей, доживающий последние мгновения своей жизни, глядя на этот же восход… Чем он отличается от меня?
Начинается заключительный припев в песне, а с ним заканчивается моя жизнь. На последнем аккорде я сорвусь…

Ну… Ну же… Давай, черт тебя дери!!!

Меня резко дергает назад, и я опомниться не успеваю, как оказываюсь на холодном бетонном полу балкона. Проходят долгие секунды, прежде чем я понимаю, что произошло. Подняв голову, взглядом утыкаюсь в какого-то мужика в спортивной куртке, семейках и домашних тапках. Он что-то пытается мне сказать, но я не слышу: в наушниках доигрывает песня. Сорвав их с ушей, до меня доносится:
– …Ты че орешь-то на всю улицу?! Ты соображаешь вообще, что опасно так сидеть?! Тебе жить надоело что ли?! Напьются дебилы, а потом соскребай с асфальта, еп твою мать… Ты обдолбался что ли, блин? Понимаешь, че я говорю? Эй!
Он машет руками, пытается дозваться меня. Какого черта он здесь оказался?! Меня неожиданно пробивает смех.
– Какого хрена ты машешь, придурок? – нисхожу до его языка и не могу перестать смеяться. – Откуда ты вылез вообще?
– Откуда надо. Че ты ржешь? Наркоман?
– Неудавшийся самоубийца, – поправляю. – Пока неудавшийся.
– Я так и понял, – мужик, кажется, успокаивается, и я вместе с ним. – И что получше места не нашел?
– А чем оно плохо?
Он жмет плечами. Думаю, он не воспринял меня серьезно. Из кармана ветровки достает пачку сигарет с зажигалкой, прикусывает шершавыми губами фильтр и прикуривает с характерной шипящей затяжкой.
– Не сиди на холодном, хозяйство отморозишь.
Я послушно встаю с бетона, будто меня еще тревожит мое здоровье. Кладу локти на парапет и устремляю взгляд на восход. Солнечный диск уже на четверть, а то и больше, выше горизонта. Все мысли только об этом огромном огненном шаре с термоядерным сердцем. Если б можно было умереть в его адских объятьях, непременно так бы и сделал.
– Будешь? – толкает меня в локоть незваный гость и протягивает сигарету.
– Не курю.
– Можно? – не унимается он. Теперь указывает на «Джима».
– Валяй.
Не отрываю взгляда от горизонта. Где-то рядом доносится противное причмокивание и бульканье. Затем негромкий стеклянный звон: поставил на место.
– Бурбо–о–он, – протягивает с удовольствием. – Люблю, сука, бурбон. Но «Джек» поинтересней будет.
«Поинтересней будет», еп твою, сука, мать!
– Слушай, – не выдерживаю я. – Давай докуривай и иди, откуда пришел.
– Как-то ты не очень вежлив по отношению к тому, кто тебе жизнь спас.
– Тебя кто-то вообще просил вмешиваться?
– Эй, полегче. Допустим, я сейчас уйду. А что дальше? И вправду выбросишься?
– Да. Мне зеваки не нужны.
– Тебе сколько лет-то?
Это уже переливается в беседу, на которую я не подписывался. Молчу.
– Тридцатка, не больше, – резюмирует прилипала, затягиваясь. – Я в твоем возрасте на заводе батрачил и думал только о том, как бы своих иждивенцев прокормить и крышу над головой устроить. На такие глупости ни времени, ни желания не было.
– Ну что? – бубню я в надежде, что моя реакция ускорит его уход. – Взрастил? Крышу дал?
– А как же! – изливается гордостью. – Два спиногрыза сейчас в школу ходят. Недавно с женой дочку заделали. Квартира вот – двушка.
– Просто счастливый, блин, семьянин. Рожа с картинки.
– Осторожней, сынок. Твое неудавшееся самоубийство может смениться убийством, – и тут он взрывается хохотом. – Понял, да? Надо запомнить.
Дурацкая шутка. Похоже, он реально не понимает, что тут происходит.
– Пожалуйста, возвращайся к своей семье и оставь меня в покое, – жалобно, но настойчиво произношу я, глядя ему в глаза. Мне уже не до шуток.
– Ща жена уложит малую, и пойду. Че-то разревелась сильно, спать невозможно, блин. Уже третью ночь не высыпаюсь. У тебя-то семья есть?
Сеанс у психиатра продолжается.
– Есть. Жена и дочь. Полтора года.
– О, ровесницы. Как, здоровая? Не болеете?
– Не болеем.
– А сам-то? Ни чем не болен?
– Нет! Тебе-то что?
– Ничего, – мужик тушит окурок. Может скоро уйдет? Нет. Закуривает вторую. – Если все так, то… Просто любопытно, как, будучи сам во здравии и имея здоровую семью, детей, можно хотеть умереть? Нет, я и сам часто подумываю повеситься из-за своих, но ведь это просто шуточки. У кого не возникало таких мыслей, хм? Главное, чтоб семья здоровой была, а на остальное плевать. Но, я смотрю, ты всерьез решился. Да и вроде не пьяный, не упоротый, насколько я вижу. Неужели все так плохо?
– Семья – это рутина, – молодец мужик, вытащил меня на разговор, будь он не ладен; теперь из меня польется. – Общепринятый стандарт. Колея, на которую ступают все из поколения в поколение. Она очень тесно связана с жизнью индивида и вплетается в эту жизнь настолько сильно и глубоко, что разорвать эту связь не представляется возможным. Сначала ты воспринимаешь семью как должное. Ты рождаешься, растешь, учишься, выстраиваешь свое восприятие мира, а потом тебя затягивает в новые узы, и ты не поймешь, что влип, пока не проснешься одним утром в ужасе от того, что натворил. И ты вынужден течь дальше по этому потоку рутины до конца своих дней.
– Вот сейчас стоп. Вот ты говоришь – рутина. Да, семейная жизнь не всегда сахар. Она бывает… как это… заурядна, во! Но это не значит, что надо ее так воспринимать. Сейчас пойдут сопли, но это ведь в первую очередь, мать ее так, любовь. Когда любишь родителей, жену и детей – не важно, – как бы тяжело это порой не было, рутину просто не замечаешь, так как это и есть жизнь. Посмотри на меня. Я не перестал любить жизнь после того, как умерли мои родители, царство им небесное. Я не перестал любить жизнь после того, как жена-дрянь изменила мне. Я не перестал любить жизнь после того, как средний сын оказался на меня непохожим. Я не перестал любить жизнь после того, как у старшего сына развилась астма, и он может просто-напросто задохнуться, если забудет где-нибудь свой херов ингалятор. Тьфу, тьфу, тьфу. Понимаешь, о чем я? Это ведь то, как мы все живем. И я не знаю, как можно жить по-другому.
– В этом-то и дело! – завожусь я после очередного глотка. – Ты живешь по шаблону. Я живу по шаблону. Все так живут и не знают другого пути. А почему? Потому что так нас учат с детства. Всех нас. Существуют проверенные поколениями правила проживания жизни. Если бы их не было, не было бы и общества. Да и самого человека, наверное, не было бы тоже. Вымер бы как вид. И я отдаю этому шаблону должное. Но вот соглашаться вовсе не обязан. Увы, я погряз в нем очень глубоко, чтобы выбираться.
– Ты же не в зыбучих песках погряз, братан. Всегда есть выход. Если ты мучаешься со своей семьей – просто уйди. Разведись. Найди бабу поспокойней. Плати алименты и всего делов.
– Всего делов? Ты от своей благоверной ушел, когда она залетела от другого?
Здесь мне нужно было быть чуть более осмотрительней и тактичней, тогда бы не получил синяк под глазом. Я отшатываюсь, но не падаю. Отвечать не буду. Не за чем. Да и плевать, в общем–то. Зачем тогда он мне все это рассказал?
– Я предупреждал: аккуратней со словами, – грозит мне пальцем. – Я не ушел, потому что люблю детей, чьими бы они ни были. Даже жену меньше любить не стал, а она только больше. И уважать.
– Ну а если б разлюбил? Ушел бы.
– Не знаю, – передергивает плечами. – Не думал об этом. Наверно б не смог.
– Совесть не позволила бы, – отвечаю я за него, потирая взбухшую скулу. – Что было бы, если б я оставил семью? Я как раз часто об этом думал. Но всегда приходил к одному и тому же результату. Я был бы подонком. Как в глазах остальных, так и в своих собственных. Бывшая жена меня бы ненавидела за мое предательство, но продолжала бы любить в глубине души. Подросшая дочь, которую я видел бы в лучшем случае не чаще, чем раз в месяц, вообще не воспринимала бы меня как отца. Думаешь, стало бы легче, если б я ушел от них и свалил бы куда-нибудь на Гоа до конца своих дней? А что? Жил бы в лачуге на пляже. Кушал бананы, пил кокосы. Серфинг и все остальные дела. Красота. Не жизнь, а гребанная сказка! Или в какой-нибудь другой край света? А может на периферию за Урал? Нашел бы себе простушку деревенскую, отстроил бы деревянный домик, завел бы хозяйство. Тоже неплохо, так ведь? Возможно это даже провернуть путем изменения личности с помощью поддельных документов, чтоб уж наверняка. Чтоб не искали тебя, не навязывали больше ничего. Мастера есть, я даже подыскал. Если сбегать, так с концами, как уголовник. Вот только от прошлого не убежишь. Совесть, будь она проклята, будет тебе неустанно напоминать о тех, кого ты оставил. И с этим тяжким грузом мне пришлось бы доживать остаток своей жизни. Никчемным, трусливым.
– Конечно. А уходя из жизни, ты перестанешь быть трусом? Станешь героем посмертно, так?
– Это не важно. Со смертью уйдут муки совести.
– Куда ж они уйдут? – ухмыляется зараза. – Они тебя будут мучать в другой жизни. Ты правильно заговорил о совести. Она тебя не отпустит, ни сейчас, ни после. Муки совести страшней, чем даже вечно вариться в адском котле. Ты ведь в курсе, что самоубийцы в рай не попадают?
– Только этого не надо. Я в Бога не верю. И в жизнь после смерти.
– Ха. А что ж, по-твоему, будет с тобой после смерти?
– Ничего. Отсутствие чего-либо. Небытие.
– Небытие… Не бывает так, парень, что ничего нет. Вот если б ты верил во что-то, так не стоял бы тут.
– О нет… Ты все-таки решил прикончить меня и сделать это путем разговоров о Боге. Давай только побыстрей, а то мой котел стынет.
– Вот видишь, и чувство юмора подъехало, – хлопает меня по плечу, будто старый приятель. Когда он уже отвалит?! Может все-таки врезать ему? – Не бойся, я не собираюсь обращать тебя в веру или спрашивать, почему ты от нее отрекся. Бог. Видишь ли, Он у всех свой, но каким бы ни был, Он воплощает в себе все самое доброе и светлое. То, чего мы ищем рядом, но не всегда находим. То, чего жаждем и к чему стремимся. Вера в Него заставляет жить, не смотря ни на что. Он учит не только морали, но и любви. Не знаю, на счет морали, но любви в тебе очень мало. Света мало. И это видно невооруженным глазом.
Из обыкновенного быдла мы превращаемся в теологического философа. Ну что ж…
– Ох… Ты говоришь о каких-то абстрактных вещах. А наш мир материален, как бы ты не считал, приятель. И жизнь, и смерть тоже материальны. Ты ведь живешь и не ощущаешь ничего божественного в своей жизни. Я имею в виду, грубо говоря, что ты мешок с плотью и костями, и… твоя жизнь – это биологическое функционирование организма. Также и со смертью: незамысловатый процесс прерывания жизненных функций. Вот и все. Ты пришел в мир в виде соединения пары клеток, а уйдешь из него в виде гибели своих клеток. Биологический цикл, в котором нет ни Бога, ни души – ничего лишнего.
– И этим ты оправдываешь свое самоубийство? – он снова хватает мою бутылку и делает жадный глоток. – Тем, что перестанешь существовать и все? Послушай, парень. Как ни крути, душа у человека есть. Я говорю это точно. И она не исчезает бесследно. Можешь со мной не соглашаться, я не против. Может и нет рая и ада, какими нам рисует их Библия. Но для души должно быть пристанище. И обретая его, мы живем дальше. В ином виде, но все наши переживания и чувства остаются в новом обличии…
– Так все, хорош! – затыкаю я его. У меня действительно больше нет никакого желания продолжать этот философский фарс. Тем более уже был опыт общения с христанутыми зомби, и ничем хорошим это не закончилось. – То, что ты считаешь душой – это сознание, порожденное работой мозга. Эволюция и сложнейший продукт природы. Точка. Никакой души нет. Точка. После смерти – небытие. Точка. Хочешь жить инфантильными иллюзиями – пожалуйста. Только отвали от меня, ладно?! Мне эта болтовня уже поперек горла! Дай мне закончить то, ради чего я сюда пришел!
Мерзавец смотрит на меня, как на умалишенного. Поднимает край губ кверху: ухмыляется.
– Давай, заканчивай, – говорит он спокойно, указывая на парапет.
Вот и закончу. Урод. Скотина. Тварь. Какого хрена он вообще тут оказался?! У меня ведь все складывалось по плану. Твою мать! Написал предсмертную записку, разослал всем, поднялся, поставил музычку… Ублюдок быдлядский! Это же не так просто сделать. Нужна подготовка. Все должно быть органично. Эстетично, если хотите. И вот что мне теперь делать? Прыгать под чужим взглядом в затылок? Да это как пытаться отлить, когда на тебя смотрят.
Хер с ним. Пошло все в жопу. Отталкиваюсь руками, просовываю одну ногу наружу, затем другую. Сел, как сидел несколько минут назад. Готовый. Решительный.
Успокойся. Дыши.
Солнечный диск полностью показался из-за горизонта, обрамляя оранжевым заревом все вокруг. Это Бог – не христианский, не мусульманский, не какой-либо еще – мой личный Бог. Неужели я заговорил как этот тип в семейках? Так или иначе, это все родное, непознанное, манящее, пугающее, задорное, печальное, скромное, раскрепощенное, ограниченное, свободное. Это я. Нет, я не опоздал. Эта красота продолжительна. Она не мгновенна. Она вечна. И у меня есть время. Все еще. Но я его почему-то оттягиваю.
– Знаешь, почему еще не сделал это? – громом среди ясного неба врезаются его хриплые слова в мои мысли. – Ты не готов. Где-то в глубине себя еще сомневаешься.
Я смотрю ему в глаза: они серьезные, вдумчивые и практически… мудрые, что ли. Это уже не то крепколобое быдло, что скинуло меня на пол. То же круглое лицо, короткая стрижка, сухие губы, пухлый нос, но взгляд изменившийся. Уже совсем другой человек.
– С чего ты взял, что я не готов? Я еще никогда в жизни не был так уверен.
– Ты ведь знаешь, что поступаешь неправильно. Хотя бы потому что прожил полжизни – да даже меньше, – но ведь не всю. И есть еще время все изменить. Есть еще время полюбить жизнь. Ты же об этом сейчас думаешь.
– Ты кто такой? Психолог? Философ? Откуда тебе знать, о чем я думаю? Ты ни черта обо мне не знаешь. Ни черта тебе не известно о моих причинах и мотивах.
– Я не психолог и даже не философ. Я мужик простой, но не тупой. И еще я вижу людей насквозь, и мне совсем не обязательно знать тебя, чтобы понять. Я просто хочу помочь. Помочь разобраться.
– Ты окажешь мне хорошую поддержку, оставив меня в покое.
– Не могу. Если я тебя оставлю, то совершу роковую ошибку. Она станет роковой как для тебя, так и для меня. Если ты думаешь, что покинув наш мир, все для тебя кончится, то для меня нет. Я буду всегда помнить, что не смог спасти человека, хотя мог.
– Да какое тебе дело вообще?
– Просто мне не все равно. А еще я уверен в твоей полной неправоте, и хочу поменять твое мнение.
Меня вновь охватывает приступ смеха:
– Какое благородие! Мне на минутку показалось, что ты и вправду не так глуп, как кажешься. Все давно решено, приятель, и назад дороги нет. Можешь считать меня трусом, как мы и порешили, но сорваться вниз я не побоюсь. Слишком поздно менять мнение.
– Ты точно трус. Самый большой из всех. А знаешь почему? Потому что бросить всех, кого любишь и кто тебя любит – это самое подлое, что можно вообще вообразить. Самое эгоистичное и жалкое. Они же будут страдать. Как ты не понимаешь? Не поздно еще одуматься. Ничего никогда не поздно. Но ты-то у нас непрошибаемый, да?
– Просто я знаю, чего хочу. И знаю, кто я есть и с этим уже смирился, так что не надо меня лечить. Кто больший трус: отважившийся на самоубийство или тот, кому не хватило на это духа?
Взгляд опускается вниз. Снова головокружение. Мне становится не по себе. Закрываю глаза, чтобы успокоиться, но не могу.
– Ладно, серьезно, заканчивай этот цирк, – вновь я ощущаю прикосновение ладони к плечу. – Хочешь, вместе пойдем к тебе и поговорим с женой. Я уверен, мы найдем реш...
– Да не в жене дело, тупица! – я уже просто срываюсь на ор и в гневе сбрасываю его руку. – Вся жизнь дерьмовая! Просто дерьмовая трата времени от рождения до смерти! Все, что мы делаем на протяжении всего своего срока, так это просто стараемся устроиться поудобнее в кресле аттракциона с подъемами и спусками. Все, что делает большинство – либо абсолютно бесполезно, либо все для того же комфорта! Лишь никчемный процент гениев, к коим я совершенно не отношусь, на которых держатся наука, искусство, прогресс, – лишь они занимаются чем–то значимым! Да и то, скорее всего их труды останутся в истории лишь кирпичиками бесконечной стройки, которую мы именуем «выживанием человечества», и которая либо оглушительно рухнет подобно Вавилону, либо устремится в бесконечность! В славную, процветающую, великую бесконечность! И вот ты, сука, спрашиваешь меня, почему я хочу прервать свою жизнь?! Да потому что мы идем первым путем! Потому что мир делится на жирующих и голодающих! Потому что бесконечная людская глупость и невежество, порожденные помимо всего прочего и религией, тормозят прогресс и стремление к лучшему будущему! Потому что та же религия погрязает в алчности и лжи, заставляет одних умалишенных нести последние деньги, а других брать оружие и убивать братьев по биологическому виду! Потому что одно из самых сильнейших чувств, на которое способен человек, – патриотизм, – оказывается, всего лишь инструмент манипулирования властей, очень похожий на шоры, которые используют на лошадях, чтобы те смотрели только прямо! Потому что другое сильнейшее чувство, на которое способен человек, – любовь – не такое уж и светлое, продолжительное и верное, как говорят! Потому что образ жизни, который ведет человечество в целом, ведет планету к херам! Загрязнение, перенаселение, пренебрежение! Игнор, понимаешь?! Охренительный рекламный слоган: «Живи здесь и сейчас»! А на будущее плевать! Скачай, блин, себе новое приложение на смартфон и радуйся! Сделай очередное сэлфи и покажи остальным, какое ты тщеславное говно! Купи в переходе диплом о высшем образовании и устройся на бесполезную работу! Наплюй в душу ближнему своему и гордись! Отожми первым, пока никто тебя не опередил! Не правда ли, самый простой и удобный подход?! Вот! Вот тебе, сука, почему!
Голова закружилась еще сильней. Тяжелое дыхание – не могу отдышаться. Только его и слышу: все вокруг умолкло, и даже птицы перестали щебетать. Как будто заложило уши, а дыхание – словно бой пульса в венах. Будто все во сне, а не наяву.
Мужик молчит. Не может подобрать слов. Но вот раскрыл рот:
– Болеешь за мир, значит? А ты не пробовал жить своей жизнью, а на весь остальной мир начихать? Зачем усложнять и без того нелегкое? Абстрагируйся. Серьезно. На кой черт тебе сдалась судьба остальных? Живи здесь и сейчас, как ты и сказал. Только по своей морали. Так как ты хочешь и считаешь правильным. Я же об этом тебе и твержу.
Шум мира постепенно возвращается, а с ним и ощущение реальности. Успокоение также не заставило себя ждать. Мне показалось, или я слышал его, будучи оглушенным?
– Я же говорю, не могу, – отвечаю отрешено. – Мне невыносимо тяжело жить здесь и сейчас, хоть никто из моего окружения и не подозревает об этом. Явных признаков ведь нет. У меня есть практически все, что нужно человеку: семья, крыша над головой, машина, работа, денег хватает… Все здоровы… И ты прав, говоря, что «кто в своем уме пожелает смерти при данных обстоятельствах?» Но этого мало. Какова моя цель? Главная цель. Родить и вырастить ребенка? Передать свои гены дальше? Просто биология?
– Сделать его человеком. Таким, каким ты сам хочешь, каким считаешь нужным.
– Моральная цель, – продолжаю я, смакуя на языке эти слова. – И что же дальше? Допустим, путем невероятных усилий я этого добьюсь. Что потом? Мир станет лучше? Или просто после меня будет жить мой наследник с моими субъективно правильными взглядами на жизнь, а потом и его не станет?
– К черту мир! Твоя дочь – вот кто твой мир. Вложи в нее все, что можешь, и ты удивишься, как сильно изменится мир для тебя. Твой собственный мир, который будет многократно больше мира материального. Да что говорить – он будет просто бесконечен! Он будет ярок и полон счастья. Самого чистого и искреннего счастья.
– Этого мало. Я не могу посвятить ей всего себя. Это просто невозможно. Ни для нее, ни для меня. Это же утопическая романтика. Только не в наших реалиях. Только не здесь. Мне нужен другой стимул. У меня был стимул. Цель. Настоящая. Готовая стать делом всей жизни, но… Я упустил свой шанс.
– Нет, неправда. Шансы все еще есть. Если перестанешь жаловаться на весь мир, то сможешь достичь желаемого. Найдутся те, кому придется по нраву твой труд. А далее и следующие труды. Возможно, ты даже станешь учителем для некоторых из них. И ты найдешь свое признание, и будешь оценен. Твоя жизнь приобретет значение.
Какого?!... Я же не рассказывал о… Чертов ублюдок! Кто ты вообще такой?!
– Не сдавайся, если трудно, и вставай, раз уж упал, – он к небывалому моему удивлению продолжает говорить ровно, интеллигентно и… мудро. Смотрит вместе со мной на восход. – Трудно будет всегда. Это главный закон, по которому мы живем. А знаешь, что легко? Действительно легко? Оборвать собственную жизнь. Вот что.
– Черта с два ты угадал, – тут же оспариваю.
– Если все так, как ты говоришь, и после смерти нет ничего – небытие, – то, по-моему, шагнуть в пропасть проще простого. Тебя отпустят любые переживания, муки совести и все остальное. Не так ли ты говорил? Ты освободишься от цепей. Ведь ты к этому стремишься?
– Стать свободным. По-настоящему, – киваю.
– Отсутствие цепей – это понятие свободы в бытии, мой друг. Там, куда ты собираешься, также не будет цепей, но и свободы не будет. В твоем понимании, там не будет ничего.
– Пожалуй. Но, так или иначе, это свобода. Своенравная.
– Страшная.
Ничего не могу ответить на это. Я всегда считал смерть невинной и простой в своих толкованиях. Логичной и элементарной. Как я считаю сейчас?
– Ее все боятся, – продолжает собеседник, швырнув с семнадцатого этажа пустую пачку сигарет. Мы оба пристально наблюдаем за ее запутанным полетом. – Большинство боится угодить в ад за свои грехи, но ты ведь не из их числа, не так ли? Если такие слова как «рай» и «ад» – для тебя пустые звуки, так просто попробуй пожить, как тебе вздумается. Встретиться с неизбежным успеешь и после сам или… Ни наказаний, ни награждений ведь не будет. Зато сегодня никто тебя не станет оплакивать. Да, смерть неизбежна, и рано или поздно все мы канем в лету, но так ведь надо брать от жизни все, пока еще можем, пока еще здесь. Ведь жизнь прекрасна, она красива. Просто подумай об этом.
Голова начинает ужасно болеть. Как бы мне хотелось, чтобы это был алкоголь, но знаю, что не в этом причина. Почему я все еще сижу и слушаю весь этот бред? Этого козла. Свой. Если давно уже все решил, почему не могу сделать это? Была же такая уверенность! Сейчас понимаю одну важную вещь: ничего не надо было планировать. С одной стороны, написав записку, я сформулировал свои мысли. Жаль, что не так много и не столь глубоко, как хотел. Но я же не мог начать писать ее заранее! Тогда не было б так откровенно, начал бы что-то корректировать, сочинять. С другой стороны, эти мысли на бумаге зародили во мне сомнение – одна из самых ненавистных мной черт моего же характера. Потом эта бутылка, музыка… Хотел уйти красиво. Затянул зачем-то. Мудак, одним словом.
Желание убить себя – дело спонтанное, сиюминутное. Если понимаешь, что настало время, значит, пора сделать это, не откладывать. Если затянуть, то можешь передумать. А если в итоге передумал, значит что? Оказался неправ? Или просто трус? Страшно посмотреть правде/смерти в глаза? Самоубийство – это момент, нетерпящий отлагательств. Так и надо было его провести. Не нарвался бы тогда на лишние разговоры о бытии и прочей чепухе.
Не напиши я последнее слово, тогда бы никто не узнал, почему это произошло. А я не хотел оставлять свой уход без ответов. Значит, мне не наплевать на них всех. Или просто не хотелось, чтоб делали неправильные выводы. То есть получается, я защищаю тем самым самого себя? Не знаю, наверно, и то и другое.
Ну так что же дальше? Решай!
– Ну так что? – вновь спрашивает меня он. – Спускаешься?
– Я недавно придумал притчу о жизни и смерти. Хочешь послушать?
– Любопытно.
– Жил был маленький мальчик, – начал я, набрав воздух в легкие. – Он очень любил компьютерные игры. Больше всего на свете. Как-то раз ему попалась игра, о которой он никогда не слышал, хотя знал почти их все. Игра так сильно его завлекла, что он позабыл обо всем остальном и все время тратил, только на нее. Под его управлением был случайно сгенерированный персонаж, полный его ровесник, не его копия, конечно, а кто-то другой. И со временем они стали абсолютно синхронизированы: когда один ел, другой тоже ел, когда ходил в туалет, тот тоже ходил, когда спал, и другой спал. И все в таком духе. Мальчику очень нравилась реалистичность игры, причем она была просто неотличима от настоящей жизни, и процесс шел в реальном времени. Он настолько вжился в роль своего персонажа, что стал полностью отождествлять себя с ним и только с ним. У него в виртуальном мире были друзья, с которыми он гулял и играл, родители, воспитывавшие и содержавшие его, учителя, родственники, знакомые, прохожие на улицах и так далее. И он рос вместе со своим альтер эго, с которым он пережил детский сад, школу, институт, устроился на работу, завел семью. Ему все нравилось, ведь жизнь в игре была очень реалистичной, забавной и интересной. Но, конечно, радость не была постоянной. Чем старше он становился, счастливых моментов случалось все меньше и меньше. Уже не было столь весело, как в детстве. Игровой мир в целом перестал быть для него очаровательным. Он стал грязным и сырым, как в непогоду. Также он стал понимать, как это со всеми происходит, что совершил в прошлом много ошибок, с которыми не слишком-то хотелось мириться. Некоторые были совсем никчемные, нестоящие внимания, но многие постоянно напоминали о себе либо в воспоминаниях, от которых порой бросало в дрожь, либо в оценке его нынешнего состояния. Он стал задаваться вопросом: к этому ли моменту он хотел прийти, когда все только начиналось? Так ли он себе представлял прогресс своего персонажа? Правильные ли поступки совершал и решения принимал по ветвистому пути многогранного сюжета игры? Тут он осознал, что текущая ветвь сюжета не приведет к желаемому финалу, а потому дальнейшее прохождение – лишь трата времени. Трата жизни. Также он помнил, что, как и во всех компьютерных играх, в этой можно загрузиться до определенного момента, когда еще не совершил каких–либо судьбоносных ошибок и пережить все еще раз, только правильно. Но ты только представь его удивление… или даже лучше сказать – шок!.. когда до него дошло, что, будучи полностью вовлеченным в процесс игры…
– Он ни разу не сохранился…
– Точно! – его догадка меня даже немного позабавила. – Просто тупо забыл. А ведь провел за игрой не один десяток реальных лет! Так вот. Загружаться было некуда. Поэтому оставалось три варианта. Первый: продолжать игру, как она есть, и смириться с прошлым и настоящим. Второй: начать все сначала, но тогда его персонаж, которого он так полюбил за эти годы, удалится и придется создавать нового. Вот только есть два «но»: во-первых, по условиям игры он не знает, когда, где и кем станет его персонаж, а во-вторых, по тем же условиям игры, он будет его ровесником, а следовательно – сформировавшейся личностью. Что если у того будут другие взгляды на жизнь, другие устои, позиции, характер? Что если они будут несовместимы, а из-за этого не произойдет полной синхронизации и погруженности в новый сюжет? Да и вообще, этот новый мужчина (а может и женщина?) будет ему незнакомцем, о жизни которого он ничего не знает, с кем он не рос, не взрослел. В этот момент, он начал осознавать, как сильно любит своего первого и единственного героя и не готов его менять ни на кого больше. Он к нему привык, знает всю его подноготную, предсказывает шаги, помнит все свершенное. Даже не важно, одобряет ли он его действия и помыслы – никто неидеален, и каждого можно критиковать. Но этого парня он отождествлял с собой, значит, фактически им и был. А начав новую игру, он просто убьет его и личностно умрет вместе с ним. Тот, кто будет управлять новым персонажем, будет уже совсем другим человеком.
– А что ему мешает сохраниться сейчас и взять за основу эту точку в сюжете? Если наломает еще больше дров, то всегда может вернуться сюда.
– Дров наломано и так уже много, и ему уже стало все невыносимо. Он не хочет больше продолжать игру в этом направлении. Он ей пресытился. Он пришел к выводу, что это уже слишком далеко зашло, и ни тот, ни другой варианты ему не подходили. Остается третий путь – закончить игру. Что обычно делают геймеры, если игра никак не проходится, или к ней интерес потерян? Вот. Хорошенько все обдумав, некогда маленький мальчик, а сейчас зрелый мужчина нажал на кнопку выхода в меню игры, на что та спросила у него: «Вы точно хотите выйти в меню? Весь несохраненный прогресс будет утерян». Он, не колеблясь, все же нажал «Да». Сохраняться не стал. Не видел смысла. Оказавшись в меню, он пытается выйти из игры, на что навязчивая и неугомонная игра вновь вывела окошко с подтверждением «Вы точно хотите выйти из игры?» Ну конечно – «Да», персонаж-то уже стерся. Больше нечего терять. После чего вылезло еще одно неугомонное окно: «Опасность! Выход из игры вызовет фатальные нарушения в мозговой ткани игрока после длительного и беспрерывного процесса синхронизации! Настоятельно рекомендуется оставаться в игре. Выберите действие». Вот это да! Игрок шокирован. Оказывается, нельзя просто так закончить игру. Оказывается, будут последствия. Плачевные последствия. Ну и пусть. Ему уже все равно. Среди вариантов отыскал кнопку «Пропустить предупреждение» и нажал. «Точно?» – «Да!». «Точно-точно?» – «Да!». Выскакивает на этот раз последнее окно: «Внимание! Вероятность летального исхода у пользователя – 100%. Вы действительно хотите покинуть игру?». Последний шанс игроку – игроку(!), не персонажу – сохранить свою жизнь. Он откидывается в кресле и медлит. На этом пока все. Конец.
– Ну и что? – недоумевает мой собеседник и слушатель. – Смысл в чем? Мораль какова?
– А мораль, дружище, в следующем. Первое: жизнь и игра – одно и то же, за тем лишь исключением, что в жизни нельзя загрузиться на сохраненный в прошлом этап. Не изменить прошлого, как бы этого не хотелось. Второе вытекает из первого: чтобы избежать в будущем моментов покаяния о совершенном, в настоящем совершать поступки необходимо с полной уверенностью.
– Но это невозможно. Порой очень трудно спрогнозировать последствия, особенно если выбор непростой. А всех последствий и не предусмотришь. Все ошибаются и все оглядываются назад. Это нормально.
– Это третий пункт. Спасибо за помощь. Четвертое: после осмысления себя нынешнего у тебя всегда есть выбор, продолжать игру или нет. Это самый главный выбор, который у тебя имеется, ведь, вспомни, ты даже не вправе выбирать своего альтер эго. Генератор случайностей, видишь ли. Полагаю, объяснять параллели с реальной жизнью не требуется.
– Так что же в итоге случилось с игроком?
– Сейчас узнаем. Я еще не закончил придумывать притчу. В ней есть еще пятый интересный момент. В самом конце. Может ты мне поможешь объяснить?
Мужик призадумался. Он окончательно изменился как в своем внешнем, так и внутреннем облике. От провинциального простака не осталось и следа, и теперь мы с ним образно похожи на двух старцев, ломающих головы о смысле бытия. Задаем друг другу вопросы, на которые сами хоть и с видимой уверенностью, но с трудом находим субъективно верные ответы. А когда говоришь субъективно, не всегда ли это и есть сама истина? Ведь, получается, у каждого она своя, какой бы абсурдной для других она ни была. В таком случае, почему она не имеет права на существование? Истина – это ты, настоящий, сиюминутный. Не завтра, не вчера, а сейчас и только сейчас. Чистый, острый, отчетливый, как грань алмаза.
– Ты имеешь в виду принятое или нет решение о выходе из игры? – произнес он, спустя минуту, потирая подбородок точно мудрец. Его вид стал смиренным, будто произошло, что должно было, а глаза наполнились слезами, хоть голос оставался ровным: – Я сопоставляю твою предсмертную записку с решением игрока проститься с персонажем. Нажав кнопку «отправить» на своей почте, ты подтверждаешь концовку текущей игры. Назад пути нет. Ты сжег мосты. Осталось только выйти из самой игры. Все остальные вопросы – это аллегория нашего диалога. И вот последний вопрос. И вот ты здесь, на семнадцатом этаже, свесил ноги. «Откинулся в кресле». Говоришь, что раздумываешь, но уже все давно решил. Решил, как закончится история. Ты же только что на ходу ее придумал. Ну так, ты точно хочешь покинуть игру?
Его голос сорвался на последнем предложении так, что он даже дал петуха. Слезы хлынули на его морщинистые щеки, но он не отводил от меня цепкого взгляда. Мне тоже стало необычайно грустно, но я не мог пролить и слезинки. Опустели вновь баки с сентиментальным горючим. Уставившись в его глаза, я произношу:
– Я знаю кто ты. Наконец-то узнал. Зачем ты пришла? Это уже не твоя забота.
– Как твоя совесть, я не могу стоять в стороне. После потери веры, надежды и любви, только я, хоть и огрубелая, в состоянии все исправить.
– Нет, не в состоянии. Прости, но ты не всесильна.
– Все мои доводы насмарку, да? Скажи, тебя хоть что-то задело? Хоть за что-то можно было зацепиться?
Я молчу. Отвел взгляд. Мне стыдно смотреть на нее, тем более в эти глаза, которым не все равно. Единственные глаза, что меня провожают – полные участия, сопереживания и мудрости. И еще разочарования. А этому чувству у многих не будет конца и края, как только весть разойдется.
– Мне нечего тебе больше сказать.
Но в то же время прокручиваю в голове вопрос: «Вы действительно хотите покинуть игру?» А ответ прост. Я уже стер себя – того, кем был, к кому привык. Если даже я вернусь, то никогда не останусь тем самым. Это будет кто-то другой. Незнакомец. Чужой. А я не хочу этого. Выходит, альтернатив нет, и ответ только один.
Когда я вновь поднимаю глаза – никого рядом нет. На парапете стоит полупустая бутылка, на бетонном полу валяется телефон с наушниками, окурков и пепла нигде нет. В голове пустота. Ни одной мысли не приходит в голову. Чистый лист бумаги.
Гляжу вновь на солнце. Оно уже утратило всю свою агрессивную красноту и стало привычно желтым. Радостно–желтым. Не могу долго смотреть – слепит своей радостью. Стало совсем светло. Дома, деревья и столбы отбрасывают длинные тени, но все они мне нипочем на этой высоте. Солнечный диск смотрит прямо на меня, и даже облака боятся встать между нами. Выжидает.
Прости, я опоздал на твой восход, но тебе, я думаю, это не важно. Ты ведь всегда есть, и для тебя не имеют значения такие понятия как рассвет или закат. И не потому что эти явления видны только обитателям планеты, а потому что они всего лишь прекрасны, всего лишь красивы и не более того.
Я срываюсь.
Неправда, что перед смертью проносится вся жизнь перед глазами. Раздутый миф для красного словца. Все, что полностью овладевает твоими мыслями и организмом, так это страх свободного падения. Падения в пустоту. Ты весь пропитываешься этим необоримым чувством, даже если был готов к этому моменту. И ничего с этим не поделаешь.
Асфальт приближается неумолимо, а с его прикосновением кончается все.
До скорого в небытии.