Hello World!
Первый мой рассказ, не считая давних детских опусов. Написан специально для "Пробы пера".
Мёртвые души
На крестины клона я пришёл без подарка.
Народу собралось прилично, всё родственники, праздник семейный. Отец Владимир тоже здесь, прогрессивный иерей, он и крестил, не из тех, что клонов за людей не считают.
Виновник торжества лежит, агукает, слюнявчик сырой. Странно смотреть, это покруче сына, воистину плоть от плоти.
Меня стараются доброжелательно не замечать. Налили водки, понимающе оставили бутыль рядом. Никто не лезет с разговорами, да и что говорить? Вроде как и нет теперь Сержа Стонковского, вернее, вон он, в люльке; имя по закону отходит клону, как и всё имущество. Квартира эта – моя, и еда на мои деньги куплена, и алкоголь, а всё равно – отныне я не-личность, дожѝвец, минимум прав, безликая комната в хосписе и социальные кормёжка-одежда. Впрочем, сам выбрал, нечего жаловаться. Предлагали дождаться, пока отъеду, тогда уж и делать нового, но вот захотелось мне посмотреть, каков буду в следующей жизни. Всё равно болячка не даст проскрипеть год-другой, пока Серж-II вырастет до тех шестнадцати, когда брали генетический материал. Удача, что на тот момент я был здоров. Редкая удача – что хороший генотип, такими нынче не разбрасываются, дефицит. Ну, а неудача – умудриться в семнадцать подхватить злостную болезнь, что ко всему ещё коверкает ДНК, и о традиционном способе размножения пришлось сразу забыть.
Гости пьют, гогочут, тянет прогорклым жаром из кухни, с балкона воняет куревом. Встал какой-то толстяк, редкие волосы зализаны, глаза свиные, рубашка обляпана, я с трудом вспомнил, кто такой – троюродный дядя, на самом деле родство ещё дальше, просто не усложняем. И деревень-то давно не осталось, нерациональны, а всё равно у каждого есть такие родичи, из глубинки позапрошлого века, откуда только берутся?
– Ну, давайте выпьем за Сержа, что восстал словно пе… пе… этот, феникс! – родил дядя тост. Захлебнул из стакана, остальные, кто покультурнее, пока ещё из рюмок. – Надеюсь, новая жизнь его будет более удачной, и он не подхвааатит неприятных болячек неизвестно откуда, а? а? а? – уставился на меня с хитрой улыбкой, хохма же, почему не смеются? Дохлебал, игнорируя неловкую паузу, рука потянулась к закуске.
Главное – не психануть. Я тихонько вышел в прихожую. Времена меняются, шуточки недалёких родственников вечны.
Шагнул из подъезда в ночь. Выпитое слегка кружит голову, дождик с радостью потёк за шиворот нейлоновой куртки. В эту квартиру я больше не вернусь, зачем? – чужая. С доживцами гражданам общаться не рекомендуется, кроме родственников, а с ними сам не горю желанием. Шутники… Снова накатила душная волна раздражения. Внезапно перехватило горло, я рухнул на колени, задыхаясь кашлем, лёгкие выворачивает, острые волны боли в спину, в сердце; заскрёб ногтями по сырому асфальту.
Кто-то схватил за волосы, голова дёрнулась, нажал на щёки. В рот ударила горькая суспензия. Я судорожно вдохнул.
– Спасибо. – Дышу глубоко, успокаивая спазмы. – Спасибо, Ян.
– Не за что, – ответил брат. – Ты отлично выглядишь в луже, но я бы посоветовал всё-таки под навес, я вызвал машину, скоро будет.
– В больницу не надо, дома аппарат есть.
– Я в курсе. Быстро же ты стал называть домом доживецкую конурку. Сколько до повторного, три часа?
– Минут сорок.
– Однако. Умираешь.
– Да.
Помолчали. Брат достал из пиджака дорогие сигареты. Лёгкий дым колечками тает под фонарём.
– Ну, хоть на себя новенького посмотрел. Как там, восстал словно феникс? – Ян хмыкнул. – Чувство такта – добродетель воистину бесценная, потому редкая.
Я молчу. Смотрю, как из-за угла неуклюже выруливает внедорожник, ксенон на миг ослепил.
– Садись. – Ян щёлкнул брелоком, выключил автоводителя.
– Далеко повезёшь, начальник? – трусливым тоном мѐкнул я, встал тяжело, колени в грязи, зад сырой, изо рта несёт водкой, сразу видно – доживец.
– Слющай, кататься будем до лесополосы, красывый! – брат помог засунуться на заднее сиденье. Хлопнула дверь, снял машину с ручника. – В лабораторию ко мне поедем, там всё необходимое есть. Поговорим.
Окраины городов – место абстрактное, их давно нет, остались островки коттеджных посёлков за высоченными заборами, жильё для самых богатых, а остальная площадь забита пустыми домами-муравейниками, свидетельством демографических роскошеств прошлой эпохи; и всё равно, чем дальше от центра, тем, говорят логично, ближе к окраине. Где граница? – думаю, где нищета начинает превалировать над блеском.
Корпус био-лабораторий Яна Стонковского, ведущего учёного РАН в сфере клонирования человека, дважды уходившего в оппозицию официальной науке, лишаемого всех званий, и дважды с почётом и извинениями возвращаемого на прежний виртуальный пьедестал, находится на окраине. В защищённой зоне, понятно, чтобы если рванёт, избежать пандемии.
Пока ехали, меня уже зазнобило. До лифта дошёл с трудом, в операционном зале скрипнула подо мной кушетка. Брат сноровисто подключил к многочисленным катетерам нужные приборы, закрыл прозрачный колпак, давление; уровень кислорода стремительно вырастает.
– Пока ещё поживёшь. – Сел на стул верхом, руки на спинке сложены. – Люблю, когда много кислорода, пьянит. Как тебе Серж-II?
– Младенец и младенец. – Я дышу глубоко, оттого фразы рваные, редкие.
– Ну, хоть на себя новенького посмотрел, – повторил Ян. – А вот предыдущий на тебя не посмотрел. Не успел.
Молчу.
– Ты же всё понял. Давно?
Ответил:
– Давно.
– Ты умный. Прямо как я. – Ян засмеялся. – Прямо как я, дорогой мой клон.
Дышу. Сосредоточенно, мы не замечаем, как сложен этот процесс, пока не станет болезненным.
– Как понял? Воспоминания?
– Нет. – Я поморщился. – Сколько мне лет в действительности? Полагаю, не больше шести? Слабый иммунитет. Органы, они у меня не больные, Ян, это нетрудно понять. Нет никакой злостной болячки. Они экстремально быстро состарившиеся.
– Конечно, Серж.
– А что ты сказал про воспоминания?
– У тебя их нет. Кое-что навязано извне в первые дни твоего существования, кое-что передалось генетически, но они не связаны с запахами, тактильными ощущениями, зрительными образами.
– Ян. Зачем всё это? Что за игру ты затеял?
Он вдохнул, на миг замер, глаза прикрыты.
– Какая к чёрту игра. Обычное спасение мира.
Я фыркнул, сразу пронзает боль.
– Не мелочишься, – сказал, отдышавшись.
– Наукой не следует заниматься для целей меньших, чем спасение мира, – менторским тоном заявил Ян. – Если ты не в курсе, то демография сейчас в состоянии кризиса. Последствия мутагенной атаки, коверкающей Y-хромосому, ужасающи. Род человеческий вымирает. Хороший генотип – редкость! На этом основании и были продавлены законы (не без моего участия), разрешающие манипуляции с клонированием человека. С большим количеством запретов, с идиотскими ограничениями, показывающими ужасающий консерватизм. Наука не должна быть нравственной! Нравственность – пережиток до-ядерной эпохи, когда выживаемость вида не была под угрозой! – Ян распалился, вскочил, едва не пробив кислородный колпак.
– Уймись, – я поморщился, – не лекцию своим студентам читаешь. – Знобит уже не на шутку, сознание плавится. – Зачем нужен я? Серж-II?
– Ну, вообще-то он не II, а куда больше, – Ян внезапно успокоился, сел, край кушетки слегка подался под весом. – У меня хороший генотип. Притом рабочий, в плане размножения.
– И ты решил создать армию клонов?
– Дорогой мой брат, ты перечитал дурацкой фантастики. Мне нужны коллеги, умные, честолюбивые, и главное – поддерживающие мои позиции. Заметь, у тебя мои слова не вызывают отторжения. Мы с ними будем работать не покладая рук. Добьёмся отмены дурацкой поправки об «одной личности». Будем восстанавливать генофонд, потому что много дочерей человеческих красивых, и будем брать в жёны, какую кто избрал.
– Я не первый. И Серж-II не второй. С чего ты взял, что он не умрёт, как я, спустя несколько лет? Из-за того, что крещён, то есть с душой?
– А как это связано? – оторопел Ян.
– Ну, ведь при крещении даётся душа.
– Ох уж мне эти диванные теологи! – Ян показательно возвёл очи горѐ. – Душа даётся при зачатии, крещение – совсем иное. Нет, дело не в этом, конечно, я вообще не религиозен. Ты – последний клон, в котором мои попытки преодолеть точными кибер-коррекциями различные защитные механизмы генов не увенчались успехом. С сожалением должен признаться тебе, что и не должны были увенчаться. Ты – финальный опытный образец. А вот нынешний Серж-II уже станет первым в ряду моей учёной братии.
Ян приоткрыл колпак, сработали датчики, в операционной включился свет, какие-то аппараты стали пищать и булькать, радиоприёмник издал писклявую трель. …Последствия аварии полностью ликвидированы. А теперь в эфире прозвучит стихотворение современного классика литературы, Алекса Телла. Давайте приобщимся к искусству! – ди-джей слегка понизил голос:
Когда вы измените каждую клетку
Внедрением мёртвого кибер-белка,
Когда создадите по точному слепку
Рабов синтезированной ДНК,
Когда кибер-ген станет лучшим из лучших –
Изменится жизнь на планете Земля:
Вернутся наверх безработные души
Без необходимости одушевлять.
Я уплываю. Покой снисходит на уставшее тело, всего шесть лет, а сколько пережило. Говорят, время субъективно, теперь верю. Память, которой у меня и нет, показывает странные наброски, вот меня достают из прозрачной ванны в холодный мир, вот память первых слов, почти тут же – предложений, фраз, учёба и питание, много учёбы и питания, вот какой-то праздник. Я дёрнулся:
– Ян! А что с родственниками, неужели они не помнят, что мне лет всего ничего?
– Что? – он сгибается над каким-то агрегатом. – Они не родственники. Просто какие-то доживцы.
Мог и не договаривать. Я уже понял, память об этих чужих на деле людях тоже вложена искусственно. Умирать приходится одиноким.
Но место святое пустым не бывает.
Конструкция жизни предельно проста:
Есть тело. Есть дух. Если дух убивают,
Природа не стерпит пустые места:
Для туловищ, в пепле и прахе живущих,
Из яркого света неоновых ламп
Являются новые, мёртвые души,
Созвучные веку сему и делам.
Ян подошёл к колпаку. Вытирает руки какой-то ветошью.
– Братец мой, две минуты назад у тебя встало сердце. Пожалуй, нет смысла длить агонию. Знаешь, я всегда хотел немного поиграть бога. С детства. Вот, мне удалось владеть жизнью. Поиграю ещё и смертью. – Зашёл под колпак, рука протянулась к тумблеру на реанимакомплексе. – Да будет тьма!
Щелчок. Сознание угасает.
Какими вы были? Какими вы стали?
Не мне вас судить и не мне воскрешать.
Расправив холодные крылья из стали,
Летит к кибер-господу кибер-душа.
И стала тьма.