День в офисе

[Игорь]

Из маршрутки, по обыкновению этих утренних часов переполненной людьми, Сергеев вышел на пересечении двух улиц. Одна из них шла прямо в сторону межгосударственной границы. Другая же начиналась на рабочих окраинах города с их ветхими саманными домишками, проходила через полифонический шум городской жизни, шла на восток в сторону пригородных сёл, и чем дальше, тем ощутимее она уходила к безлюдным просторам почти заброшенных человеком мест, с однообразными пейзажами и неотвратимо всегдашним впечатлением неподвижности времени.

Сергеев спешил на постылую работу, приевшуюся ему своей монотонностью, своей будничностью, и только в своей будничности и своей монотонности она была для него выносима. Шли крещенские морозы, и погода была нестерпимо холодной. Порошило снежком, колючие хлопья которого били Сергееву в лицо. Морозный воздух больно давил на ладонь Сергеева, но он решил не прятать руку в карман, решив проверить, продержится ли он до прибытия к месту работы. Так Сергеев тренировал силу воли. Он шёл, рука болела всё больше и десять минут ходьбы казались ему застывшей вечностью. В эти минуты Сергеев размышлял о природе любви и страсти, о возможности вечной любви к одному человеку в противовес полигамным устремлениям несовершенной природы. Рука, однако, уже заболела настолько сильно, что Сергееву показалось, что она сейчас окоченеет, превратится в сосульку и отвалится. Наконец он дошёл до места своей работы, открыл специальным электронным ключом массивную дверь, выдохнул с облегчением, и положил, наконец, руку в карман.

Сергеев бросил взгляд на настенные часы. Часы показывали половину девятого. Сергеев вздохнул с облегчением. Сегодня ругать за опоздание никто не будет.

Он поднялся по невысокой лестнице на второй этаж и вошёл в неожиданно тёплый кабинет, испытав чувство, словно попал из морозильника в печь. Увидел включённый обогреватель и вспомнил, что забыл выключить его в пятницу. Он понял, в чём дело, и удивился, что девушки этому не удивились.

Девушки – Манана и Севара – сидели на своих местах, одетые в одинаковые ярко-красные блузки.

- Вчера обе были в синем, сегодня обе в красном, – заметил с улыбкой Сергеев.

- Ну, не говори, у нас флэш-моб, - сказала Манана, переглянувшись с Севарой.

Читатель уж, вероятно, в предвкушении, и не переживёт, если автор не выпишет портреты этих очаровательных дам.

Манана была темноволосой девушкой с большими, грустными и застенчивыми глазами и правильными чертами лица. Не обжигающе яркая, но серьёзная, спокойная и солидная красота Мананы идеально гармонировала с её внутренними качествами, и вообще Манана казалась всем на диво гармоничным, цельным и почти совершенным творением природы. С такой девушки, мыслил Сергеев, художники девятнадцатого века писали бы свои портреты, такой девушке композиторы-романтики того времени посвящали бы свои лирические сонаты. Но Манана вовсе не была благородно-старомодной барышней, а являлась вполне современной, прагматичной и расчётливой интеллектуалкой, из той новой поросли, нацеленной на успешную карьеру и высокий социальный статус. Прекрасен был и светлый, влажно-бежевый цвет её кожи, напоминавший Сергееву кофе с молоком, завораживали густые чёрные ресницы, пластический рисунок её телодвижений и жестов, нежные и мягкие прикосновения смыкавшихся верхней и нижней губ. Усладу вызывала музыкальность и поэтичность словесных конструкций, иногда произносимых шёпотом Мананой во время работы для сугубо деловых целей. Казалось, что любые слова, вылетающие из её уст, даже обидные, грубые и издевательские, лились и будут литься плавно и величественно, словно чистый горный ручей, и Манана любым своим движением облагораживала окружную атмосферу, словно древний царь Мидас, превращавший всё, к чему он прикасался, в золото.

Севара была на три года старше Мананы, она уже была мамой маленьких сына и дочери, замужем за мужчиной гораздо старше её, и с головой погруженной и в работу, и в семейные хлопоты. Она всегда имела репутацию яркой красавицы, и сейчас доставляла визуальное наслаждение всем окружающим, пусть красота её, возможно, и вступала уже в фазу долгого и блестящего заката. По сравнению с Мананой, Севара представляла собой другой эстетический тип женской красоты. Контрастом со строгой и прямой фигурой Мананы были обольстительные наклоны и извивы её тела, пластичные изгибы припухлых рук с выкрашенными в ядовито-красный цвет ногтями, изысканно-тёмные переливы в движениях её глаз, похожих на чернослив, излучавших жеманность и сарказм. Характеры прекрасных коллег Сергеева, как и типы их наружной яркости, были противоположными. Манана была мягкой, скромной и интеллигентной, а характер Севары имел в своем составе отчётливую напористость и искрился острыми, диссонансными нотками. Но иногда всё менялось, и тогда уже Севара становилась мягкой и участливой, а Манана показывала тёмную сторону своей души и острые углы своего характера, и в этой внезапной перемене ролей Сергеев ощущал главную для него неразгаданную загадку и в то же время главную прелесть жизни.

- Миша, как вы провели выходные дни? – спросила Севара, раздвинув брови и слегка поджав ярко-красные губы.

- Как обычно, – ответил Сергеев,- Карты, вино, женщины.

Обе вспрыснули, и настроение Сергеева стало приподнятым.

- Смешной вы, Миша, - сказала Севара, - вы комик, Миша!

- Да, я помню, как Миша внезапно запел посреди фразы. Я не могла удержаться от смеха, долго ещё смеялась, - вспомнила Манана о прошедшей пятнице.

- Вы и дома смеялись? – посмотрев на Манану, и понизив голос, спросил с придыханием Сергеев.

- Нет, Миша, вы не думайте, пожалуйста, что вы на меня произвели такое впечатление, что я и дома продолжала смеяться, - с укоризной, сделав круглые глаза, сказала Манана.

Раздражение Мананы, её слова огорчили Сергеева. Слова эти случайно, против своей воли, затронули тонкую душевную струну, запылившуюся в архиве прошедших впечатлений. Сергеев снова возвратился почти на двадцать лет назад, когда он учился в шестом классе, на уроки труда, где он, не выполнив задание, стоял, обруганный учителем, под насмешки одноклассников, с еле удерживаемыми слезами. Его всегда в течение жизни мучили навязчивые мысли, которые двигались по цикличному кругу, сменяя его настроения и миросозерцание. То он задумывался внезапно о преступниках, и ему всюду мерещились подкарауливавшие его гопники, то ему улыбалась красивая девушка, и он грезил о страстных ночах, пропитанных лимонным ароматом и неощутимым на вкус, цвет и запах, но всюду разлитым в воздухе экстазом, то он задумывался о том, каким будет в будущем, без помощи родителей, и видел себя то звездой музыки, собирающей стадионы и раздающей интервью всем газетам и журналам, то просящим милостыню нищим и оборванным маргиналом. В картинах воображения его бросало с южного полюса на северный и из стужи под палящее солнце. Он представлял себя героем из боевика, виртуозным соблазнителем, и в его мечтах в нём непредвиденно появлялись агрессия и отчаяние, он упивался участью изгоя и страдальца и сохранял надежду на обладание в будущем всеми желаемыми благами мира.

Его размышления прервала самая юная сотрудница фирмы, девятнадцатилетняя Катя Фролова, просунувшая в дверь кабинета сверкающее личико и провозвестившая звенящим голоском:

- Спускайтесь на первый этаж, поздравлять фирму с днём рождения!

Сергеев не спеша спустился вниз. С другой стороны просторного второго этажа, разделённого на две половины узким коридором, спустились двое – Айдар Сталбеков и Левон Вартанов. Айдар был коротко стриженый, пружинистый и накачанный, но парадоксально при этом умный, спокойный и вежливый юноша. Он работал в компании уже пять лет и дослужился до начальника отдела. Левон Вартанов был кареглазым брюнетом с густой копной курчавых волос и с апатичным взглядом. Он работал в фирме программистом и своим обликом подтверждал стереотип, что программисты странные ребята и вообще особая каста. Сергеев, глядя на него, размышлял, что необычность Левона, в отличие от необычности его, Сергеева, есть необычность стандартная и органично влитая в контуры настоящей эпохи, в которой Сергеев ощущал себя штучным товаром, выставленным на аукционе, и все любуются им, да покупать никто не хочет, ибо цена кажется уж больно непомерной, и хорошо бы её снизить.

Все сотрудники вошли на кухню, где на столе стояли алкогольные напитки и сладкие закуски в виде фруктов и конфет. Сергеев занял место в углу комнаты, рядом с Мананой и Айдаром.

- Мальчики, что будете пить? – спросила директор фирмы Серафима Львовна, моложавая шатенка в строгом деловом костюме.

- Сок, - ответил водитель своего автомобиля Левон Вартанов.

-Сок, - сказал мусульманин Айдар Сталбеков.

-Сок, - уныло пробасил трезвенник Сергеев.

- Замечательно! – саркастично ухмыльнулась Серафима Львовна, - Скажите же тост в честь дня рождения фирмы, непьющие!

Сергеев сразу вызвался говорить, взяв в руки бокал шампанского, словно первоклассник мел, и произнёс пафосную речь.

- Дорогие сотрудники и сотрудницы компании! Я считаю подарком судьбы, что мне выпала колоссальная честь работать в коллективе, где столько и красивых, и одновременно умных девушек и женщин! Я благодарю вас, Серафима Львовна, за то, что вы поверили в меня и подарили мне возможность работать в этой компании. Каждый будний день я иду сюда на работу, как на праздник, и в этом прежде всего ваша заслуга! Выпьем за то, чтобы компания всегда была лидером рынка, - и под искренние аплодисменты коллег сморщившийся от запаха спиртного и пафосности произнесённой речи Сергеев со стеснением опустил глаза в пол.

- Большое спасибо тебе, Миша, за такую речь, - подойдя к нему, поблагодарила его Лилия Петровна, сотрудница фирмы с двадцатилетним стажем, - было очень приятно.

Когда празднование закончилось, Сергеев помог отнести стулья в кабинеты. Возвращаясь обратно на первый этаж, он увидел, что водитель фирмы приоткрыл дверь на улицу, на которой постепенным, но заметным образом темнело, и подступающий вечер окрашивал синими акварельными красками небо.

Рабочий день уже подошёл к концу, и Сергеев вместе с коллегами вышел из офиса.

Яркие огни автомобильных фар и лунный блеск фонарей освещали улицы, сообщали живое дыхание вечернему городу. Компания с разноголосым шумом и весельем шла по направлению к перекрёстку. Больше всех галдела и заливалась смехом Севара.

- Вот Севара хохотушка, вечно на позитиве, - заметил Айдар.

- Смех продлевает жизнь, – грустно изрёк банальность Сергеев.

- Тогда Севара, как горец Дункан Маклауд, должна быть бессмертной, - засмеялся Левон Вартанов.

Когда коллеги дошли до пересечения улиц, они пожали друг другу руки и попрощались, после чего Левон и Айдар отправились в разные стороны. Сергеев дошёл до остановки, взглянул наверх и увидел, как в вечернем небе румяным багрянцем разливалась розовая заря.

В ожидании транспорта Сергеев вглядывался в бурлившую вокруг него жизнь. В этот час стандартом являлось большое количество людей, возвращавшихся с работы, учёбы и других важных дел. Наслаждаясь положением стороннего наблюдателя, Сергеев всматривался в лица и действия. По грязным, мокрым и заснеженным улицам и тротуарам шли усталые, погруженные в тривиальные думы люди. Колобродило тяжёлым вздыханьем человечьего потока. На соседней улице трое друзей громко спорили по неизвестному ему вопросу, потом двое из них устроили между собой борцовский поединок, а третий выступал в роли рефери. Рядом с ними мужчина требовал с телефонного собеседника вернуть долг, пересыпая речь нецензурщиной. Через дорогу перебегала дама, не дождавшись, пока зажжётся зелёный цвет плохо работающего светофора, и едва не попадала под колёса автомобилей. Так жизнь подкинула три сюжета для трёх рассказов, которые Сергеев собирался написать в свободное от работы время. А пока Сергеев мысленно перестал слушать музыку жизни, отвлёкся от земного и слишком человеческого, и в его грёзах кошки отплясывали босанову, гудящие клаксоны автомобилей ознаменовывали собой крещендо уличной симфонии, а Севара, Манана и Катя Фролова , сменяя друг друга, танцевали на пилоне в сладкозвучной тишине.

Он почувствовал, что коснулись его плеча. Он обернулся и увидел рядом с собой незнакомца.

- Братан, не пойми превратно, есть десять сомов на дорогу? - обратился к Сергееву незнакомец.

Сергеев подумал секунду, вытащил из кармана две пятисомовые монеты и вручил их незнакомцу.

- Рахмат, братан, - поблагодарил тот, прошёл несколько метров, остановился около группы молодых людей и заговорил с ними. Сергеев проводил его печальным взглядом и снова стал всматриваться в номера подъезжающих маршруток. Когда к остановке прибыла та из них, которая была ему нужна, Сергеев направился к ней медленным бегом, утопая подошвами обуви в снеге, почерневшем от грязи и луж. Он зашёл в маршрутку и скрылся в её салоне, по обыкновению, в эти вечерние часы переполненном людьми.

[Бурумпополинг шварц]

Ну, средний такой, даже крепкий текст.
Но ничего не происходит. Ни в начале, нет крючка, который увлекает читателя.
Читатель терпеливо читает дальше и ждет - ну вот-вот, вот сейчас, в следующем абзаце всё начнется.
Опять ничего не происходит.
Середина - опять ничего, и в финале - опять ничего.

[Бурумпополинг шварц]

"""Морозный воздух больно давил на ладонь Сергеева, но он решил не прятать руку в карман, решив проверить, продержится ли он до прибытия к месту работы. Так Сергеев тренировал силу воли. Он шёл, рука болела всё больше и десять минут ходьбы казались ему застывшей вечностью. В эти минуты Сергеев размышлял о природе любви и страсти, о возможности вечной любви к одному человеку в противовес полигамным устремлениям несовершенной природы. Рука, однако, уже заболела настолько сильно, что Сергееву показалось, что она сейчас окоченеет, превратится в сосульку и отвалится. ""
Но он терпел, помня правило - "кто владеет собой, владеет миром". Так он учился управлять собой.
Боль в отмороженной руке отвлекла его внимание от оомороженного носа. Он машинально смахнул каплю с кончика носа, и нос со стеклянным звоном отпал к ногам и разбился.
- Ничего, ничего, - успокаивал себя Сергеев. - Сейчас сильная пластическая хирургия, и мне пришьют новый нос, такой, какой я пожелаю.
Он продолжал свой мучительный обмороженный путь в офис, и старался заставить себя думать и приятном, подбирая себе новый нос, перебирая в памяти носы знаменитостей.
- У меня будет нос как у Леонардо ди Каприо!... Хотя... надо еще посмотреть фото, подойдет ли мне такой.

[Christopher]

Он машинально смахнул каплю с кончика носа, и нос со стеклянным звоном отпал к ногам и разбился.