Хочу привести отрывок из своего фантастического романа на суд посетителей форума и профессиональных критиков. Сразу предупреждаю, что отрывок довольно объёмный, поскольку и сам роман большой и сложный, и чтобы передать основную атмосферу и часть смысла в повествовании я ни пожалел места. (у меня как раз тот случай, когда я и сам не знаю чем всё закончиться, знаю только что очень мрачно 
) - там много второстепенных персонажей и три сюжетных линии разумеется объединённых одной центральной, загадочной и кошмарной проблемой. Действие происходит в далёком будущем в 2465 года вокруг строительства на орбите земли гиперпространственных врат которые по мнению одного из героев нельзя открывать. Правящие круги охваченные влиянием неких существ из Иных Сфер... Всё пора остановиться. Вообщем читайте, осуждайте, если будет интересно предоставлю другие отрывки. СПАСИБО, если дойдёте до конца.
Итак из главы девятой со страницы 98-113.
Шарль Жарр – агент, которому за заслуги был предоставлен свой кабинет и должность руководителя целым отделом, в огромном «распластавшемся» километровым кубом в западной части парка, здании СФРУ. С того момента, как он спрятал амулет, ранее принадлежавший Эрлу Дагерти в свой карман, в тот отстоящий от сего дня – недалёкий, жуткий, холодный и серый день убийств, а впоследствии стал носить его в своём постоянном чёрном костюме, у него началась явная зависимость от этой странной вещи. Зависимость, которую он поначалу совсем не замечал. По прошествии недели после ликвидации террористической группы Шарль уже не мог ни дня провести без созерцания странной, зловещей, кощунственной красоты древнего (в его древности, кажется, не было сомнений) амулета. И это была непонятная древность, словно бы не существовавшая никогда, альтернативная. Шарль отмечал, что столь тонкая работа, с которой был сделан амулет, наводила на мысли о намного более позднем его изготовлении, но атомарный анализ, что украдкой провёл в лаборатории Шарль, подтверждал всё же теорию седой древности, настолько седой, что как ему казалось, в то время когда он был изготовлен – не существовало ещё цивилизации способной творить подобное. Атомарный анализ показал – амулет (или не амулёт, а всё же что-то другое; поскольку этот предмет явно не был предназначен для того, чтобы его носили на шее) имеет возраст, ни много, ни мало – шестнадцать тысяч лет, то есть, то время, когда люди ещё жили в «каменном» веке и иного материала, кроме камня и дерева ещё не знали, а амулет изготовлен сразу из нескольких (точнее, шести) элементов в одинаковой пропорции, причём один из них по некоторым своим свойствам напоминает фосфор (хотя таковым не является), например, светится в темноте, но… не зелёным светом, а переливается всеми цветами радуги, и так словно его свечение медленно наползает на темноту судорожными пульсациями; будто темнота – это что-то материальное, что-то, что можно потрогать руками. Шарль был поражён; он понимал, что в его руки попало нечто уникальное, и об этом ни в коем случае не должны узнать другие. Да и сам он, теперь уже, вряд ли смог бы легко расстаться с ним, иногда, не замечая времени, в тишине своего изолированного кабинета с затенёнными стеклами, за которыми открывался спокойный пейзаж парка, мог вертеть он в руках эту некую загадочную фигуру, уж точно не принадлежащую ни к одной из древних культур (ибо по самым точным данным шестнадцать тысяч лет назад не могло быть высокоразвитой цивилизации), хотя и несущую какие-то совершенно непонятные письмена, отдалённо впрочем, напоминающие по своему типу рунические…
Он, разглядывая чуть выпуклую, с намёком на объём, неправильной формы, неровную, испещрённую почти неразличимыми бронзового оттенка знаками поверхность амулёта изображающего неизвестно что. При первом взгляде на амулет, который неправильно было бы называть таковым, можно подумать, что он изображает некое импрессионистское, сюрреалистическое подобие Солнца, такое, каким бы его увидело воображение глубоко душевнобольного человека. Солнце бы в его расстроенном рассудке представало бы расплывчатой золотистой кляксой, с неровной поверхностью переливающейся от золотого к бледно-серебряному цвету в зависимости от интенсивности освящения и угла взгляда. От этой неправильной ребристой кляксы обрамлённой неясными, расплывчатыми фигурами по краям, возможно деформированными временем, а возможно и нет, во все стороны, тянулись волнообразно искривленные плоские лучи, более напоминающие щупальца спрута, только без присосок. Эти щупальца длиной не более шести сантиметров (вообще весь амулет спокойно умещался у Шарля на ладони) к концу слегка утолщались и раздваивались, превращаясь во что-то сильно смахивающие на рот-присоску пиявки, и каждое из этих десяти жутковатых чуть более тёмных лучей-щупалец, чем, например, основная площадь золотой кляксы, оканчивалось правильными мутноватыми голубыми, красноватыми, жёлтыми, либо белыми шариками нанизанными и как бы наполовину уже втянутыми в это «пиявочное» утолщение, ребристое по краям. Особенной тайной веяло от странных изображений напоминающих огромные горные вершины, но когда эти вершины вдруг менялись, если смотреть на них, повернув ребром и обратив к свету, это повергло Шарля в ужас и заставило его почувствовать приступ отвращения,– вершины вдруг переставали быть вершинами и становились червеобразными отростками, оплетающими предметы всё той же шарообразной формы. Что бы могли обозначать эти шары? С тех пор, Шарль, как-то не старался приглядываться к неприметному бледному выгравированному чудесным образом шестнадцать тысяч лет назад рисунку на шершавой поверхности рядом с одним из щупалец.
Иногда, и это было особенно завораживающе, амулет пульсировал во тьме. К нему приятно было прикасаться, приятно наблюдать как по поверхности, по странным письменам и знакам струиться свет и плавно перетекает по щупальцам этого шизофренического Солнца в окружающее его воздушное пространство, но, как-то, словно бы опасаясь чего-то, лениво и боязливо. Свет напоминал живой в эти недолгие, но кажущиеся Шарлю вечными мгновения. Свет становился насыщенно зелёным, и пульсации его при этом успокаивались, он тёк дальше, словно бы вода, медленно разливающаяся по полу; свет становился красным, и тогда Шарль замечал, что пульсации копируют ритм его сердца. Когда это случилось в самый первый раз, он испугался так сильно, что немедленно швырнул амулет на пол, и тогда пульсации стали неровными, они сбились с ритма, а свет стал, синим и блёклым. Больше всего Шарль любил фиолетовый свет; при нём свечение становилось наиболее привычным, оно, как и всякий свет на Земле становилось не имеющим границ и проникающим всюду. Всё же Шарль боялся и чем дальше он контактировал с амулетом, тем всё больше понимал, что не сможет от него избавиться.
Вначале его занимали многочисленные собственно выведенные теории происхождения загадочного символа. Он мог не обращать внимания на свет, если он есть, и вообще не вытаскивать амулет из кармана, а просто сидеть в кабинете, слушая шум искусственного дождя за окном и думать о представителях внеземных цивилизаций, когда-то случайно оставивших его на Земле, и потом через многие тысячелетия попавшего к Эрлу Дагерти – человеку, умершему в мучениях за террор. Он мог думать о том, что такое в принципе возможно. Иногда выдвигались теории пресловутого палеоконтакта с инопланетянами, приводились как будто бы убедительные доводы в пользу встречи с ними, но каждый раз, воспользовавшись довольно-таки простым способом – рядовым позитронным искусственным интеллектом, можно было, используя дополненную и усовершенствованную теорию вероятностей подвести смелый подсчёт всех звёзд во Вселенной за сорок восемь минут и одиннадцать секунд, провести перечень всех планет открытых в галактике с момента, когда это стало возможным в 1995 году (их шесть миллионов; и ни одной земного типа, все радиусом не менее пятидесяти тысяч километров) и прийти к неутешительным выводам, перебрав миллионы разнообразных комбинаций вариантов, что шансы встречи человечества с иным космическим разумом при его жизни, составляют один к ста тридцати девяти миллиардам, в общем их нет, хотя вероятность всё же остаётся… И тогда возникал вопрос далёкий от романтизма гипотез: а кем же этот Дагерти был при жизни, кроме того, что являлся членом террористической группировки вершащей своё правосудие?
Досье на него всегда было под рукой, стоило только отдать команду Главному Кибермозгу – Фетону, который тут же обменявшись парой любезностей, предложил бы развёрнутую электронную информацию на Дагерти в ответ на запрос Шарля, а потом втихомолку, в тайне фиксировал бы в своей памяти, специально для тех высших неизвестных чинов СФРУ, информацию о том, что ИМЕННО, какие аспекты преступной деятельности или фрагменты личной жизни, если таковые имелись в наличии интересовали агента, пожелавшего лицезреть данное досье. И Шарль понимал, что так и будет, стоит только заинтересоваться. Значит, следовало черпать информацию в каком-то другом месте.
И он решился посетить Шелдона Дэвлина.
От Дэвлина не осталось ничего человеческого в прямом смысле этого слова, кроме фрагментов мозга, коих, однако, оказалось достаточно, чтобы восстановить сознание и память человеку, чьё тело ниже уровня шеи попало под действие гравиатора антиматерии пятнадцать лет назад, когда Шелдон в одиночку выполнял секретную операцию по выслеживанию самого Язона Ланальта в ходе которой слишком поздно выяснилось, то, что Ланальту и его людям уже давно стало известно – он, агент Дэвлин, идёт по пятам (эти люди также всюду имели своих осведомителей в СФРУ, и с каждым годом их становилось всё больше, ибо Управление безнадёжно разлагалось), и они только специально выжидали, как бы выбрать момент и поскорее действенным способом умертвить, наверное, самого опасного агента СФРУ.
Способ действительно оказался действенным и небольшой фрагмент мозгового вещества, как раз та его часть, которая располагала памятью Шелдона, чудом, спустя шесть минут после акта распыления, обнаружила поисковая группа СФРУ, которая прибыла на место происшествия по тревожному сигналу Дэвлина, что послало его устройство связи всего за секунду до того как исчезло, растворившись, навсегда, в отрицательных мезонах. Неплохо сохранившийся желеобразный кусочек мозга бережно «отлепили» с закопченной кирпичной стены, глубоко под проспектом Федерации, непонятно каким образом оставшейся здесь с тех ещё времён, когда канувший в историю Нью-Йорк видел гангстерские войны и подпольную торговлю запрещённым виски; затем поместили его в специальную ёмкость – амбразионный клонатор, способную для кратковременной сохранности нарастить над функционирующими ещё нейронами защитный слой регенеративных клеток и переправили в секретную лабораторию Управления. Там, в течение следующих тринадцати месяцев, можно сказать подвергали реанимации нечто очень сильно смахивающие на студень, но на самом деле являвшиеся единственными уцелевшими останками великого агента. Шелдону дали тело робота – иначе, в его состоянии, быть не могло; он должен бы был благодарен и меньшему добру. Всё что осталось от живого, когда-то, принадлежащего биологическому виду существа было жалким кусочком материи, несущим, в себе весь разум и все мысли погибшего; и этот кусочек «впаяли» в особый сплав, сделали роботом с разумом Шелдона Дэвлина; нарастили мозг малой частью живых клеток-нейронов, а остальное дополнили неживыми позитронами. Такой эксперимент провели впервые, и экспериментаторы не могли предположить, что новое клацающие суставами существо будет способно, взаимовыгодно сотрудничая с двумя отделами своего мозга – человеческим и кибернетическим, являя собой при этом своеобразный симбиоз живого и неживого, абсолютно незаметно для людей и компьютеров вторгаться, минуя все многомерные, сложнейшие защитные коды, в святая святых, в Глобальную Информационную Систему, несущую в себе все тайны и секреты огромного мира. Взаимовыгодное сотрудничество обоих разумов раскрыло перед Шелдоном новые горизонты и смогло бы перевернуть мир, но личности Шелдона такого было не нужно. Он ненавидел себя за свой вид, который считал кошмарным, хотя другие не считали его таковым, потому что он был, в сущности, роботом, человеческим в нём было только сознание и память о прошлом. Он ненавидел и своих создателей, за их деяние, за их представления о добре, которые можно считать извращёнными. Он хотел оставаться мёртвым, разорванным на мелкие куски, как это уже было, но часто, и для него, к сожалению, – случается так, что, желание жить, несомненно, сильнее, тем более, если ты видишь, слышишь, чувствуешь как человек (создатели постарались), и поэтому Шелдон предпочитал вечное одиночество – самоизоляции, не в силах смириться с мыслью, что выглядит как робот и несёт в себе только сто пять граммов живой материи…
Шелдон никогда не выходил из своей квартиры, хотя его передвижения никто не контролировал. Он до сих пор числился в СФРУ агентом специального назначения, но почти никакой работы там не выполнял, ибо вдруг стал никому не нужным, несмотря на то обстоятельство, что Шелдону предрекали блестящие будущее в его новом качестве. Он должен был стать неуязвимым, как робот, и человечным, как человек.
Когда Шарль пришёл к нему (он был одним из немногих людей, которые не отвернулись от него; но даже эти немногочисленные не отвернувшиеся, использовали способности Шелдона, незаметно проникать в Систему и черпать оттуда информацию, в корыстных целях), он как обычно проводил время, уставившись в одну точку на сером потолке. Могучий мозг Дэвлина рисовал виртуальные картины, в которые он и уходил целиком, ибо там он был настоящим человеком, и лишь иногда вырываясь обратно в реальность и вновь ощущая себя неполноценным существом с телом из прочного металла и лицом способным преображаться по велению эмоций, он мог оказать помощь, пришедшим к нему агентам дабы изредка, забываясь, посвящать себя какой-то деятельности и приносить тем самым пользу (разумеется, приходили только избранные, кто знал о способностях Шелдона и кому он мог доверять в силу давнего знакомства). Сейчас в жестокую реальность, из той мнимой, что могла создать его живая часть мозга, начинённая нейронами при взаимодействии с позитронами, его вернул Шарль:
- Шелдон, извини, если потревожил тебя, - проговорил он, входя в совершенно запылённое и совсем пустое помещение, – существо имеющие намного больше от робота, чем от человека ни в чём не нуждалось, и несло в своей груди почти неиссякаемый источник энергии. В этой кошмарной, гнетущей сознание комнате было место только странному железному стулу в самом центре, перед маленьким оконцем на стене, на котором, казалось, сидел человек, но потом при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что в сумраке находится вовсе не человеческое существо, а странный, несчастный, невостребованный, мертворождённый проект роботочеловека, чьё человеческое сознание, получившие при взаимодействии с нечеловеческим, новые, невиданные свойства погрузилось в им же созданную виртуальность. Он не думал использовать самое главное свойство, он использовал другое, - строил реалистичные иллюзии и различные миры и в них снова был живым героем. Отныне он почти всегда жил там…
Вначале существо не двинулось, но затем конечности его абсолютно бесшумно и естественно задвигались по бетонному полу. Никаких царапающих поверхность звуков от подошв ступней, изготовленных из мягкого, но всё же металлического сплава, слышно не было – создатели очень давно, ещё разрабатывая первых роботов, позаботились об этом и оснастили ступни материалом не производящим никаких неприятных звуков, на какое бы покрытие роботу не пришлось ступать. Оно повернуло голову и совершенно по-человечески произнесло, голосом, не лишённым кратковременной радости от встречи:
- Шарль Жарр, это ты? Ну конечно, кто это ещё может быть. В последнее время никто здесь не бывает, я и не закрываюсь, поскольку никому не нужен. Роботов всерьёз никто не воспринимает. Я могу сидеть здесь вечно…
- Ты не робот, - возразил привычно Жарр. Он знал, о чём сначала будет говорить с ним это существо с судьбой чудовища Франкенштейна, прежде чем позволит ему заговорить о деле, быть может, самом серьёзном в его жизни.
- А кто же я, если не он? Разве могу я выйти отсюда и доказать людям, что на самом деле человек. Ведь, кроме осознания себя, когда-то живущим человеком, в нормальном человеческом облике, теперь ничего не осталось, только злосчастный кусок, наверняка, поджаренной по краям материи. Я и не робот, даже, в принципе. Я нечто… неопределенное. Я симбиоз машины и фрагмента мозга, как лишайник в природе – ничто иное как симбиоз водорослей и грибов, и чувствую в своих мыслях, я в основном, посторонние биотоки новой личности… Сейчас бы меня вновь подвергнуть экспериментам, в новом моём нарождающемся состоянии, но, кажется, программы «Нэт-400», что произвела меня на свет, больше нет… А ты как считаешь, Шарль?
Программы конечно уже никакой не было. Случилось так, что все программы закрылись, и осталась только одна – программа разрушения.
- Мне не ведомо, - тем не менее, произнёс он, не в силах различить странные глаза собеседника в зыбком мраке. Его-то собеседник прекрасно видел в мельчайших подробностях, стоящим в дверном проёме, и прочитывал насквозь.
- Всё тебе ведомо. Программы превратившей меня в чудовище уже давно нет, но меня до сих пор волнует вопрос: почему они выбрали именно меня? Почему они не могли сделать так, чтобы я имел больше живой ткани, выглядел человеком!?
- Тебя спасли, Шелдон.
- Я был уже мёртв. Я даже не успел понять, что умираю. Я просто сгорел и всё, и не просил, чтобы меня оживляли после моей смерти. Я понимаю, почему выбрали меня; я был лучшим, и руководство осознавало, что я стою очень дорого. Мои умственные способности оказались незаменимыми; моя простая человеческая сила, оказалась, лучше сверхсилы роботов. Я по плану должен был выполнить ещё многое, очень многое, не ведая при этом, что именно. Просто должен был, как агент СФРУ. Но меня убили, а потом снова собрали… Я не сидел бы здесь, сейчас, с тобой, не нудил бы тебе каждый раз при встрече об одном и том же, если бы занимался санкционированным делом, если бы понадобился миру в своём новом качестве. Я бы сокрушался, конечно, ненавидел бы создателей по-прежнему, но, по крайней мере, был бы занят делом. Но как видишь, что-то случилось. Руководство поменялось почти, что сразу же после того, как я очнулся и понял, кто есть на самом деле. Я оказался невостребованным, потому что программу закрыли, как закрыли множество других передовых и полезных программ до этого отлично финансировавшихся, даже мою программу при другом, объективном подходе к делу можно было бы назвать полезной…
Шарль только сейчас осмелился переступить порог, оставив яркий свет длинного хорошо освещённого, но жутковатого, пустого, словно мёртвого коридора позади.
- Ты мог бы выяснить, почему их закрыли, Шелдон. Выяснить, легко и просто не слезая с места, только вторгнувшись в Систему.
- Вряд ли я и там нашёл бы ответ на вопрос, почему. Только сухие строки о пресловутой нерентабельности этих программ. Причина, по которой их ликвидировали на самом деле – НЕ ЗРИМА…
Что он хочет этим сказать? Шарль понял, что слово «не зрима» теперь станет постоянно не давать ему покоя своей потусторонней, загадочной красотою, но вряд ли стоит сейчас вдаваться в подробности и начинать разговор на тему незримости причин, по которым СФРУ ликвидировало все свои технологичные программы и занялось прямым ничем неприкрытым разрушением. Возможно утверждение, что Шелдону совершенно безразлична, его собственная способность незаметно проникать в Систему, не совсем верно – наверняка он черпает оттуда информацию, иначе, откуда взялось утверждение о незримости, и что он хотел этим подчеркнуть. Простая логика – он мог видеть. Впрочем, наверное, стоит переходить к делу…
- Мне надо попросить тебя кое о чём… - заговорил Шарль, - Чтобы ты нашёл мне любую информацию в Системе, о человеке, которого звали Эрл Дагерти, он бывший террорист – главарь…
- Я знаю, Шарль, что он был главарём «Антиандройдов», - перебил его Шелдон, - И убили его во время операции, в которой участвовал ты. Тебе нужна информация, действительно любая, просто в любой его имя может просто мимоходом упоминаться, или выборочная, то есть, только о нём конкретно?
- Лучше конечно конкретно, - оживился Шарль, - Всё, что известно о его жизни и главное о его связях.
- Я не спрашиваю, зачем тебе это, - с иронией произнёс Шелдон, и в этой иронии сквозило ещё что-то другое, скорее зародыш вызова, - Ибо вижу, что тебе это не понравиться. Да и мне всё равно. Я уже привык служить вам в качестве нелегального порта в Информационную Систему. Могу успокаивать себя, по крайней мере, тем, что вам, полагаю, всё это нужно для самых благих целей.
Шарль в очередной раз хотел сказать на фразу про порт, что-нибудь успокаивающие, но потом решил, что с него хватит.
- Подожди, пожалуйста, пару секунд, Шарль. Мне нужно обработать первичный объём информации.
И он отвернулся от него на мгновение, откинув свою голову робота назад, таким жестом словно пытался встряхнуть на голове волосы, коих у него не было, чтобы поправить, таким образом, причёску. Потом он снова посмотрел на Шарля и сказал:
- Вся нужная информация найдена и обработана. Я потрудился её переправить прямо на твой компьютер. Можешь изучать её, когда заблагорассудиться. Могу сказать тебе, что она весьма интересна, даже очень…
Да, то, что умел делать Шелдон, было поистине фантастично. Все кому он помогал, таким образом, не переставали удивляться той метаморфозе, которую проделывали позитроны, слитые в единое целое со ста пятью граммами его серого вещества несущего в себе пятнадцать миллиардов нейронов. Если бы бывшие экспериментаторы, проделавшие пятнадцать лет назад с кусочком мозга погибшего Шелдона Дэвлина, впоследствии вновь их силами воскресшего в новом качестве, снова решили бы обследовать его, то эти исследования наверняка произвели бы фурор, сенсацию, которая переросла бы потом в научную революцию во всей киберфизиологии.
- Спасибо, огромное… - сказал Шарль, чувствуя себя глупцом. За такое одного спасибо было мало, но Дэвлину ничего не было нужно; наверное, он всё имел в своих мнимых реальностях.
- Не за что, Шарль… - сказало странное существо, и в этом слове было всё, чтобы он смог понять, что оно уже знает, почему его вдруг заинтересовал мёртвый Эрл Дагерти. Не сам он – а то, что в последние годы висело у него на шее…
Шелдон улыбался своим искусственным лицом, и эту улыбку прекрасно можно было различить во мраке комнаты. Улыбка пробивалась сквозь мрак, улыбка говорящая: «Я всё знаю, агент Жарр. Мне достаточно сотой доли секунды, чтобы изучить ту информацию, которую ты мне поручил найти, и выделить в ней главное, прежде чем переправить в твой портативный компьютер. Выделить то, что сквозит в беспокойных ячейках информации. Я понял, что носишь ты в своём кармане, и, конечно, это, как и должно быть в подобных случаях не даёт тебе покоя. И лучше бы ты это не носил…»
Шарль сидел в своём флаере в глубине огромного помещения парковки. Помещение это располагалось ниже уровня поверхности, и было настолько обширным, что белый свет, льющийся с потолка, казалось, уходил в тёмную бесконечность, освещая разноцветные ряды флаеров, погруженные в своё тихое монотонное жужжание идущие от постоянно функционирующих антигравитационных генераторов, которые поддерживали летательные аппараты, что, называется «на плаву». Оно подавляло своими размерами, своей удручающей геометрией, бесконечными, убийственно стройными, многочисленными рядами разнообразнейших «летучих машин», и светом, постепенно переходящим в сумрак где-то вдали, балансирующий у самой грани густого мрака. Это был край города – его самая северо-восточная точка выходящая сразу на океан затянутый в неприятного цвета желтоватый туман, клубящийся у серой воды; у грязных волн с рёвом разбивающихся о покрытые слизью отвесные многометровые стены набережных.
Шарль не мог сдержать себя и принял решение влезть в компьютер и просмотреть предоставленную информацию прямо здесь; в полном одиночестве старого гетто, коих в Северном Центрополисе было особенно много; тут жили преимущественно те, кто однажды, возвратившись из колоний Марса, Луны, Ганимеда, Каллисто и Ио не нашли себе другого места жительства, ибо социальные программы к таким добровольным «возвращенцам» оказывались весьма неблагосклонны. Перед тем как перед глазами возник объёмный список файлов, что нашёл для него любезный Шелдон не берущий за свою удивительную работу ничего кроме – «спасибо», Шарль ещё раз прислушался к тишине вокруг, не вызвавшей у него, впрочем, тревоги, так что он спокойно мог просмотреть некоторые из ячеек прямо здесь. Он поудобнее устроился в кресле салона и расположил тонкую клавиатуру под руками у себя на коленях, задействовав при этом голограмму, которая в виде тонкого, серебряного луча, вырвавшись из излучателя, распалась на стройный чёткий список файлов прямо у него перед глазами, до которого, казалось можно было дотронуться и потрогать, – по шурша им как листом бумаги. Список не оказался столь уж длинным – всего-то около шести тысяч секретных ячеек имеющих отношение к Эрлу Дагерти и ко всему, что должно было быть с ним связано. Но внимательный взгляд опытного агента-ветерана сразу же уловил в середине списка, на скорую руку прогоняемого перед глазами позитронным процессором объёмного изображения, что-то, что не соответствовало личности Дагерти. Сразу же в голове всплыли слова Дэвлина о найденной им информации: «Могу сказать тебе, что она весьма интересна, даже очень…»
- Действительно интересна… - прошептал он и мысленно приказал компьютеру выделить все документы в списке с 2789-го по 2820-й включительно. Список остановился, и изображение документов в проекции изменилось. Наименование первого в этом списке документа значившегося под номером 2789-ть заняло всю видимую площадь голограммы. Шарль почувствовал сильное волнение, прочитав интригующее с первых строк название: «Письмо Говарда Энслина к сэру Джеремину Троттерайнеру, действительному члену закрытого общества «Око Ньярлатхотепа» любезно зарегистрированного мистером Уильямом Монсером, сквайром, в Бостоне 4 мая 1791 года. Получено сэром Джеремином с опозданием на две недели – 1 марта 1811 года. Филадельфия. Штат Виржиния».
- Историческая переписка, - принялся вслух рассуждать Шарль, усердно потирая подбородок, - Здесь одно из двух, либо это имеет отношение к Дагерти, либо нет. Но, судя по почти семисотлетней давности этих писем, вряд ли они имеют отношение к нему. Но тогда к чему или кому…
Шарль снова стал вчитываться в наименование и остановился сразу же на второй строке.
- «Око Нь-яр-лат-хотепа», - повторил он, - Язык можно сломать, чёрт возьми…
Неожиданно он услышал всё нарастающий шум снаружи и оторвал взгляд от голограммы. Мимо флаера Шарля, едва задевая массивный капот его транспортного средства, глубоко выдающийся за пределы места для парковки, явно плохо приспособленной для безопасности аппарата, - промчалась красная едва различимая из-за большой скорости стрела, оставляя за собой клубы пыли. Его ощутимо тряхнуло.
- Идиоты! – только и сумел выкрикнуть он, но то было лишь условным рефлексом на всякого сумасшедшего гонщика позволившего себе в силу непроходимой тупости управлять флаером вручную, да ещё и на больших скоростях в ограниченном со всех четырёх сторон пространстве.
И в следующую секунду Шарль, забыв уже о том, что ещё мгновение назад он мог, словно центрифуга бешено вертеться вокруг своей оси, на одном месте, раскидывая рядом стоящие флаеры и выблёвывая съеденный утром завтрак; немедленно отдал команду открыть загадочную ячейку и затем, надеясь на благоразумие окружающего мира предоставившего ему тишину и покой, спокойно прочитать письмо, которое Шелдон поместил сюда, явно, по другому признаку, быть может, самым удалённым образом, связанному с Дагерти. «Вспомни, как он смотрел на тебя, - неожиданно подумал Шарль, - Как будто знал, ЧТО ты принёс в своём кармане…»
«Провиденс 13 февраля 1811-го.
Друг мой, Джеремин!
Приветствую Вас! Моё письмо к Вам, несёт сегодня, можно сказать, если угодно будет в сём случае использовать данную формулировку – сугубо, деловой характер.
Как вы, верно, уже поняли я по-прежнему с нетерпением ожидаю Второй Элемент, который Вы должны были прислать мне по своему заверению, ещё до наступления Рождества. Я посвящён во все аспекты деятельности «Ока» и нахожусь в ведении всех его дел… Знаю, что Вы можете беспокойно возразить мне, Друг мой, что «Око» не в силах, подвергая себя несомненной опасности выносить за пределы Олди-хилл стрит сведенья могущие попасть в руки инспектора Варда. Но заверяю Вас, если Вам будет интересно, - все письма из «Ока» я получаю в срок с полномочным курьером Нашего Общества, и в них – Он, и каждый раз, всё более неистово и со сквозящим, кажется, самым зримым образом в строках, нетерпением, желает, чтобы Второй Элемент Ему немедленно доставили до наступления следующего месяца…
Думаю, Друг мой, Джеремин, что Нам, более не следует испытывать, Его, и так не имеющее уже границ терпение, ибо Он самым прямым образом имеет отношение к Тому, кому Мы поклоняемся.
Я ни в коем случае не угрожаю Вам, если Вам так вдруг кажется, ибо шлю только второе по счёту послание самолично; – послание, как Вы, верно, не преминули заметить, не лишённое тёплых чувств и самого, что ни на есть искреннего участия. Вы знаете, что я очень хорошо отношусь к Вам и поэтому даже если встанет вопрос об угрозах, то я постараюсь, насколько это возможно, оказать влияние, дабы в дело не вмешался Тот, чьего гнева мы ещё не узрели и не дай-то Дьявол, если вдруг случиться так, что благоволения Его мы лишимся и Он обрушит Своё недовольство Нашими непростительными оплошностями и Вашим невежеством, Друг мой Джеремин, на Наш мир.
Быть может Второй Элемент, каким-то образом тяготит Вас? Я знаю, что Вы всегда носите Его в потайном мешочке Вашего мундира, Друг мой… (Здесь Шарль остановился, поняв, наконец, о чем, идёт речь в этом странном письме семивековой давности. Остановился ещё и потому, что рука (а он даже не заметил!) сама потянулась в карман и судорожно, сама по себе, словно двигательные центры мозга в этом не участвовали, трогала, вертела там, щупала, предмет странной формы и вожделела к его осязаемой холодности и кощунственному ужасу) ... и имеете от Него некоторую… зависимость, ибо Второй Элемент, как то доказано было, Нашими Предшественниками вызывает привычку у своего хозяина, которая, может статься приведёт к трагедии Того кто вовремя не отдаст Его Тому, Кто Выше. Так что Вам выгодно было бы, ради Вашей же жизни добровольно отдать Его Нам, пока это ещё возможно, и пока можно ещё говорить о добровольности. Пока Он, Друг Мой, терпит и ждёт и имеет благоволение к «Оку»…
С Уважением к Вам
Говард Декстер Энслин».
Дочитав до конца, Шарль закрыл глаза. Он почувствовал, как к нему подбирается головная боль, вызванная невозможностью понять, ЧТО происходит, и происходило всегда, в этом мире на протяжении всей его истории, не зримо для обывателей. Что-то очень странное, очень страшное, какой-то невероятный заговор…
Шарль решил, что ему сниться сон. Послезавтра последние сборы в Техасской пустыне, а потом отправка на Марс, вперёд, в неизвестность, – к и без того кошмарным проблемам, к которым, вот теперь, добавился этот, будь он проклят, амулет, что давно уже ставший прахом в земле любезный Говард Энслин называет – Вторым Элементом. Шарль принялся массировать себе виски, пытаясь унять неугомонные мысли и догадки. «Много проблем. Очень много проблем. Но зачем тебе ещё – здесь и сейчас. Выброси этот амулет. Выброси его, потому что если следовать логике этого господина он сведёт его владельца с ума, потому что принадлежит, как бы странно, на первый взгляд это не звучало, Тому, Кто Выше. Но кто ОН такой, этот Тот Кто Выше? И что это за общество – «Око Ньярлатхотепа»? Может быть, всё же стоит почитать дальше. А стоит ли? Стоит ли делать это сейчас? Наверное, стоит. Ты же очень заинтересован в разгадке тайны этого амулета. Кто знает, может быть, он имеет самое непосредственное отношение к нашей предстоящей экспедиции».
Знал бы он, как в действительности важна эта последняя мысль…
«Филадельфия 12 марта 1811-го
Уважаемый, Говард!
Приветствую Вас! Скорее всего, когда Вы будете читать сии строки, я буду уже на пути в Европу. Понимаю, что Вы полагались на иные действия с моей стороны, желали возврата Того, что Вы называете Вторым Элементом немедленно, по первому своему любезному требованию, но я не могу пойти на такой шаг, ибо Вы не пытались даже скрывать в своём последнем послании ко мне, для чего «Оку» так необходим Мой Идол.
Поймите, дорогой мой Говард, тех двух месяцев пребывания в Вашем обществе мне вполне хватило для того, чтобы понять, какие отвратительные, дерзкие помыслы движут всеми Вами. Я не сомневаюсь, о чём Вы попросите Того, Кто Выше, когда получите то, что по праву принадлежит мне, с Его между прочим благоволения. Вы попросите Его о безграничной власти, но я, единственный из всех Вас видевший Его во мраке Иных Сфер и слышавший Его глас, могу уверить Вас, в том что Он полон коварства и хитрости, настолько не имеющей никакой меры, что за свою услугу, Он возьмёт, несомненно Больше, Чем Даст. Помните, Говард, что я намериваюсь оградить Ваше общество нерадивых от ошибки сотворить нечто такое, что приведёт, неизменно, к нарушению порядка вещей в этом мире, ибо я видел Его и могу, будучи уверенным, в своих словах утверждать, что Ему по силам сделать это. Он не может благоволить или же не благоволить к Вам, ибо Вы о Нём только слышали от Того, Кто зовёт себя Дасхаром, и читали о Нём, но не узрели сей неподвластный разумению кошмарный лик, как узрел его я!
Дабы не вводить Вас в ещё большее смятение своим последним посланием; я, предвидя неизбежные вопросы, раскрою Вам, наконец, ибо не вижу в этом никакой тайны, в чём состоит моя деятельность.
Волею, Того, Кого Вы называете Ньярлатхотепом, мне поручено хранить Идол – ровно до прибытия своего в Европу. Он является одним из трёх подобных Ему, каждый из коих надлежит расположить у алтаря. В Европе я должен передать Его другому хранителю, что должен встретить меня прямо в порту Лиссабона, и называть Идол своим в течение следующих нескольких лет, пока не явиться Он и не велит передать Идол уже другому человеку знающему Истинную ему цену. Сей процесс, как известно Вам, неизменен уже на протяжении многих тысяч лет и однажды нарушив его, можно вызвать гнев Того, Кто Выше, и Вы, Говард, навлечёте на Нас Его своей нерадивостью, а вовсе не я, как смели утверждать Вы в своём прежнем письме ко мне. Вы должны признать что многого не знаете о Нём не смотря на то что поклоняетесь Ему; даже Ваш Дасхар посредник между сферами, не знает Всего о Нём.
Потому, прошу я Вас, отступитесь от затеи, и не смейте искать меня, ибо, считайте, что Родину покинул я ради Нашего же общего блага предвидя настойчивость Вашу, что сумел я разглядеть ещё тогда, когда пребывал в Вашем обществе некоторое время, а особенно я понял, что не отступитесь Вы, будучи получив от Вас письмо из Провиденса. Я читал, выражаясь, фигуральным образом между строк, можно сказать, зримо ощущая отрицательные флюиды, исходящие от письма. Быть может рядом с Вами, присутствовал тогда Дасхар? Сея мысль, была как стрела, неожиданно пущенная невидимым лучником, казалось, я ощутил удар, такой, какой почувствовал, впервые, находясь рядом с Ним, с Дасхаром…
Желаю Вам всего наилучшего, дорогой Говард. Я ни в коем случае не держу на Вас зла – Вы не сделали ничего плохого, мои слова совершенно искренни.
Не ищите меня более. Идол очень скоро перейдёт по праву к другому хранителю.
Прощайте! Джеремин Льюис Троттерайнер».
Шарль ощущал далёкую историю, буквально, каждым уголком своего сознания. Он погрузился в неё. В то время, когда прогресс ещё не превратился в жестокое чудовище, рвущее на части традиционный уклад жизни; когда он не обрёл ещё тех умопомрачительных темпов угнетающих своими масштабами человека. Люди в то далёкое время, когда только-только появлялись железные дороги, а воздушный шар казался чудом, возможность полёта на нём едва ли не событием, балансирующим на грани фантастики; ещё мечтали о прогрессе, который однажды, приняв желаемые формы, поглотит природу, сделает человека царём. Этим людям грядущий технический прорыв казался добром; они не думали, что он быстро превратиться в технократию, которая задушит личность, сделает реальным уничтожение человечества, станет причиной разрушительных войн и социальных распрей грозящих перерасти в новые, уже гражданские войны… Но в 1811 году до всего этого было ещё очень далеко; Вселенная не казалась столь огромной, а Бог управлял ею, находясь в вечном противостоянии с дьяволом…
И всё же, если судить по письмам этих двух людей, насквозь пропитанным духом эпохи, семь веков назад узкая группа высокопоставленных особ уже имела представление, о неких страшных силах, которые для них олицетворял собой НЬЯРЛАТХОТЕП.
НЬЯРЛАТХОТЕП, НЬЯРЛАТХОТЕП…
Это зловещее имя напрямую связано с тем, что он хранит (хранит?!) в правом кармане своего неформального кожаного пиджака. Хранит свой (свой?!) амулет или Идол, а может быть Второй Элемент?
Имя, принадлежащее, кому?
- НЬЯРЛАТХОТЕПУ, - тихо произнёс Шарль, - Да – Ему, Тому, Кто Выше…
И то, что покоилось внутри, неожиданно проснулось. Проснулось и принялось мерцать алым загадочным светом сквозь чёрную ткань синтезированной кожи. Мерцание он ощущал физически, как нечто тёплое… и живое, напоминающее биение сердца, только чужого сердца; ощущения, возникшие при этом, нельзя было адекватно описать. Это было только очень приятно и это подчиняло. Свет подчинял волю; проникновение живого света в его организм, медленное движение его от молекулы к молекуле заставляло думать, о том, что ничего приятней в жизни своей он, кажется, не испытывал. И это было не плотское наслаждение, то было состояние сходное с тем, которое испытывает опытный йог, уходя в нирвану. Это была высшая точка духовного наслаждения и спокойствия; состояние о коем Шарль кажется, мечтал всю свою сознательную жизнь. Он мечтал о спокойствии в мире, в котором последнее несколько сотен лет никогда не было покоя! Миллиарды людей даже никогда не задумывались о том, что возможен покой…
Состояние странного блаженства длилось всего четыре минуты, и за это время мысли Шарля успели спутаться и уйти от него самого в бесконечные просторы, открывшиеся в его сознании. А потом появилась тревога…
Бесконечные просторы; приятная и непередаваемая словами ИНАЯ пустота заполнилась каким-то странным веществом, если подобная терминология может быть применимой к процессам, происходящим в голове (в голове ли?!), вещество почернело до невыразимой черноты и расширилось мгновенно до размеров, которые, как показалось Шарлю, стали ощутимо душить его сознание изнутри.
Он в ужасе открыл глаза и выскочил из салона своего флаера наружу. Дверь за ним легко автоматически закрылась, а амулет (или Идол?) выпал из руки, и лежал теперь в восходящих воздушных потоках генератора антигравитации под днищем машины. Он мерцал всё также, с той же частотой, но теперь свет его стал новым, – пурпурным. Но если бы только эти изменения произошли с самим амулетом! Ведь кроме него, в точности в такт его импульсам, сплошной белый свет, льющийся с потолка, также стал мерцать. Совершенно спокойно и оттого зловеще он затухал почти до полного мрака и потом вновь разгорался до прежнего уровня, а Шарль стоял, не зная, что делать дальше. По-прежнему ли происходит это только в его голове или амулет играет уже с другими материями, столь же подвластными его могуществу?
Если бы Шарль стоял снаружи, в холодных брызгах чёрных волн, едва долетающих до него и разбивающихся о скользкие набережные, то вероятно крайнее удивление его стало бы уже чистым ужасом, потому что он увидел бы как мерцанию этой маленькой, на первый взгляд, никчёмной вещице, подыгрывает целый город… Здания, словно сходят с ума, будто они старомодная ёлочная гирлянда. Они мерцают и мерцают на удивление людям, которые и представить не могли, чтобы в их время случались бы какие-нибудь энергетические сбои. Удивляются даже роботы в обширном энергоблоке за пределами Центрополиса – сбои, кажется, никак не связаны с неисправностями в микросетях электростанций, поскольку никаких сбоев просто быть не может! И всё же они где-то есть! Ведь энергия странным образом, то угасает на шестьдесят шесть процентов, то вновь равномерно достигает сотни. И так с частотой импульса – примерно пятьдесят-пятьдесят пять в минуту в течение ста тридцати секунд…
(Удивляется и Миллер Голдвин, пребывая в этот момент в Хайвилледже, и как раз смотря в ту сторону, где на востоке, ночами всегда горит зарево Центрополиса, но теперь оно полыхает, и это полыхание ясно напоминает ему медленное сердцебиение).
А по истечении этих, кажущихся долгими, вследствие их неожиданности, секунд всё прекращается для города, который вновь, как ни в чём не бывало, вспыхивает сумасшедшей трёхмерной рекламой и громадами многобашенных строений; но для Шарля история имеет продолжение.
В какой-то момент, начавшийся сразу, после того как несостоявшееся светопреставление закончилось, вместе с мерцанием амулета-Идола-Второго Элемента; – Шарль понимает, что позади него кто-то стоит…
Этого Кого-то невозможно не почувствовать. Его присутствие чувствовали всегда и все, находясь с Ним в одном пространстве. Кто-то мог чувствовать Его не очень выраженно; просто испытывать некоторую неловкость, но были люди, которые словно получали удар, когда Он находился рядом; иные даже падали в обморок или получали сердечный приступ. Такие, никак не смогли бы, например, вступить в «Око Ньярлатхотепа», и стать его полноценными членами, потому что им надо было бы контактировать с Ним, – с Тем, Кто стоял сейчас у Шарля за спиной…
- Тебя не тревожат «странные» дни»? – спросило Существо двойным голосом. Один вполне человеческий голос как бы накладывался на другой, утробный, звучащий откуда-то изнутри Того существа, которого Шарлю ни хотелось видеть, – он, этот голос, уже мало походил на человеческий. То был голос извне – голос Чудовища…
- Я не знаю что такое «странные» дни, - ответил Шарль, напрасно, думая, что его голос не дрожит. На самом деле он дрожал и особенно эта дрожь была заметной, когда он произносил слово – странные…
- «Странные» дни, Шарль, начинаются тогда, когда приходим Мы, - сказал, Тот, Кто стоял за спиной, на расстоянии десяти шагов от него, а потом Он тут же добавил, - Наверное, ты уже заметил это. С тех пор как заполучил в свои руки, вещь, которую в разные времена называли по-разному. Сейчас ты её называешь амулет, и это имя лишь одно из множества, и при том, как не трудно догадаться, совсем не оригинальное. Куда оригинальней другие имена, - голос или два голоса эхом разносились под высокими сводами огромного помещения, заглушая мерный рокот многочисленных флаеров, наверное, Он это делал намеренно. Шарль молчал и ладони его, липкие от пота, судорожно сжимались в кулаки, - Но наиболее точным из всех этих человеческих имён, хотя и не истинным, будет имя – Ока, Того, Кто Выше.
Шарль вздрогнул. Сердце работало, как молот. Оно готово было вырваться из груди каждую секунду, и с каждой секундой, по мере того как паника всё больше захлёстывала его – всё быстрее этот смертельный момент приближался…
- Может быть, ты всё-таки удостоишь меня своим вниманием. А то я могу расценить это как не уважение. Разве с друзьями разговаривают, повернувшись к ним спиной?
«Успокойся. Для начала просто успокойся и повернись к Нему лицом. Я не думаю, что ты увидишь что-то совсем нечеловеческое. О Нём упоминали в письмах, во вполне сдержанном контексте…»
«Но чего он хочет от тебя? - эта мысль приковывала к одному положению. Этот вопрос обездвиживал напрочь, - Во всяком случае, не убить – это точно».
Шарль медленно повернулся на ногах, ставших вдруг ватными – настолько сильна была паника, и, наверное, только малая доля здравого смысла удерживала его на месте, и убеждение, что от того, что находится у тебя за спиной вряд ли получиться скрыться.
Двухметровая фигура в раздутом чёрном плаще, полном складок, в которых казалось, громоздилась вековая пыль, стояла в проёме между двумя стройными рядами уже молчащих флаеров, - да, они действительно молчали, чего не могло быть никогда, их двигатели прообраз вечных. Слова доносились из бездны той тьмы, что прикрывал капюшон. Что прикрывал он? Наверное, плащ и капюшон скрывали сгусток вечного мрака, далёкий от привычной материи или что-то ещё, более кошмарное. Но Шарль ни хотел, и думать об этом. Он принял, то существо, которое видел перед собой; оно вовсе не выглядело очень страшным; оно напоминало бутафорское привидение, и только голос Его выдавал неземное происхождение…
- Разве Вы друг? – первый и вполне справедливый вопрос озвучить он, - Кто Вы вообще? – теперь дрожи не было. Он говорил спокойно и размеренно, видя своими глазами чудовище, которое прикрыло своей невообразимый лик, дабы никого ни свести с ума.
- Я рад, что, ты спросил об этом так спокойно. Это настраивает на оптимистический лад. Меня зовут Дасхар. Ты уже знаешь обо мне кое-что. Я посредник, Того, Кто Выше. И я хочу, чтобы ты выполнил Его волю…
(Дасхар!!! Этот хренов, сукин сын, который, кажется, знает о том, Кому служит, даже меньше чем хотелось бы другим, - мысли возвращались к недавно прочитанному письменному артефакту, - Хотелось бы тем, кто жил сотни лет назад… А кому верить? Этому Говарду или Джеремину? Скорее уж второму, потому что он имел дело с тем, что и ты. Он тоже держал в руках амулет. Но ему ПОРУЧИЛИ его держать до определённого срока, а ты… А к тебе он попал случайно. Случайно ли? Наверное, уже не важно, когда видишь перед собой воплощённое зло из самых кошмарных снов…)
- Я не понимаю…, - чуть слышно вымолвил Шарль, чувствуя собственное бессилие и груз истончившейся, невероятной реальности, - Я не понимаю…, кто Вы и откуда? Зачем Вы пришли сюда? Почему я должен что-то выполнять?! Зачем мне чужая воля?!
- Потому что ты позвал Его. Ты произнёс Его имя. И часть Его проникла в тебя вместе с этим амулетом. Ты его временный хранитель, впрочем, как и тысячи других до тебя, но твоё хранение будет иметь ряд особенностей. Во-первых, оно краткосрочно, а во-вторых, и это самое существенное отличие, Око НЬЯРЛАТХОТЕПА ты передашь не другому хранителю, а лично Ему, Тому, Кто Выше – Самому НЬЯРЛАТХОТЕПУ…
Существо бесшумно приблизилось к нему, не касаясь земли. Оно плыло над серым, гладким бетоном и расстояние неизбежно сокращалось. Теперь он видел, что под капюшоном действительно скрывается тьма, и оттуда, из бездны, подобно грому, доносятся слова. Как же так получилось, что амулет попал к нему?! Разве можно назвать это волей случая?! И стоит ли сейчас говорить об этом?!
И он побежал. Он не убегал так быстро, даже когда его одного, преследовали полчища террористов вооруженных до зубов, вторгнувшихся в пределы учебного комплекса агентов Секретного Управления, как это случилось в 2455 году в Сахаре. Вторгнувшихся, только для того, чтобы уничтожить его, а не юнцов-курсантов марширующих в пустыне, по колено в песке, под присмотром охранных роботов.
Но сейчас он побежал. От существа далёкого от самых изощрённых плодов человеческой фантазии. Существа нарушающего все физические законы в этом мире, и Оно настигло его. Шарлю казалось, что он двигается медленно, потому что время растянулось; он ошибочно полагал, что уже далеко от Того, Кто называет Себя Дасхаром, хотя те сумерки, начинающиеся сразу, как только кончалась сплошь освещённая часть высокого потолка, не приближались… Шарль не двигался с места и всё безумное бегство происходило у него в голове, а он только рьяно перебирал в воздухе ногами, словно крутил педали тренажёра и задыхался, думая, что несётся быстрее ветра, а серые, белые, фиолетовые, чёрные, красные корпуса флаеров мелькают по обе руки от него. Когда он понял, что стоит на месте, и увидел, как перед глазами, как амёба, перетекая с места на место, появляется Оно – Дасхар, то закричал от ужаса…
- Я думал, что ты понял, что от Меня не убежишь. Ну, тогда повиси здесь, и не мечтай, что кто-нибудь тут появиться и увидит нас. Они, возможно, почувствуют только запах, который вам, землянам, покажется мерзким…
- Так ты пришелец!!! Конечно, ты пришелец! – закричал Шарль, над которым нависало Существо, хотя он сам, тоже висел, в полуметре от пола и не мог даже достать своё личное оружие, несмотря на то, что понимал с самого начала – Его никаким оружием не возьмёшь. И, давно, понимал он также, что говорит с созданием не из мира сего, но надо ведь было больше говорить, чтобы притупилось чувство страха, а, кроме того, он был загнан в ловушку и плащ, скрывающий мрак, теперь возвышался над ним, как нечто пришедшее из адовых бездн.
- Да, я пришелец. Я здесь чужой. Хотя со мной всё намного сложнее, чем с обычным пришельцем. Если ты обратил на это внимание, читая письма, то там упоминались – Иные Сферы. Так вот я и пришёл оттуда…
«Ну конечно, а ты что думал? Что Он просто злой волшебник? Ты ведь так и думал, как говорил Он – пришелец из Иных Сфер, только не мог представить себе, что после прочтения Оно к тебе тут же явится» - подумал Шарль, ибо думать о другом, например, о появлении кого-либо, здесь, не было смысла.
- Итак, ты должен сделать кое-что…
- Каким образом я передам это Ему? И почему ты не можешь передать его сам. Ты же… посредник? - перебил Дасхара Шарль, наблюдая, как амулет плавно отрывается от пола рядом с его флаером, и медленно плывёт в воздухе прямо к нему.
- Вот об этом я и хотел сказать. Таковы правила и почему так случилось мне не ведомо. Что касается передачи, то здесь нет ничего сложного. Тебе не придётся менять своих планов, чтобы сделать это. Мне известно, что ты намериваешься вскорости отправиться на Марс, к алтарю Того, Кто Выше. Разумеется, о том, чей это алтарь, ни тебе, ни тем с кем ты летишь туда – неизвестно. Неизвестно это было и тебе, до сей поры. Насколько я знаю, вы как раз-таки и собирались выяснить это в ходе своей миссии. Сразу оговорюсь, что никакой пресловутой предопределенности здесь нет. Ты, Шарль, жертва обстоятельств и именно ТЕБЕ на долю выпало узреть Его лик. Можешь по праву гордиться этим…
- А что будет, если я откажусь? Изъявлю желание не выполнять ни чьей чужой воли, тем более что я абсолютно не представляю себе даже, ЧЬЯ это воля! – на самом деле он представлял. Самым поверхностным образом Шарль представлял, что на Земле существуют некий заговор, берущий собой начало от древнейшей и жестокой религии, насчитывающей тысячелетия истории. Эту религию от других отличает не только безграничная древность, но и то, что приверженцы её всегда поклонялись не мнимым, гипотетическим существам называемым Богами, а самым настоящим невиданным образованиям из Иных Сфер о существовании которых они знали точно, ибо видели проявления их деятельности воочию, встречались с посредниками и всегда контактируя с ними. Возможно, между мирами всегда наличествовала тесная связь, в пользу обеих сторон…Что же касается заговора, то он… А что он? Заговор – пустое слово, если не знаешь подробностей.
- Мне придётся уничтожить тебя, - коротко ответил Дасхар Шарлю, который, в общем-то, другого ответа и не ожидал услышать, - И не, потому что ты Его ослушался, а потому что нарушил устоявшийся порядок передачи и Планы.
«Планы!!! Что за кошмарное слово?! Какие Планы?!» - пронеслось в его мозгу.
- Уничтожить… - прошептал Шарль, - Я не боюсь смерти.
- Знаю, что не боишься, но это не просто смерть, а долгий и мучительный путь к смерти. Ты сам будешь молить о ней долгие годы, чтобы не видеть и не чувствовать, то, что тебе будут показывать. Мучения разума намного сильнее, чем физические. Разум можно запереть там, откуда он никогда не выберется, и миллионы лет будет испытывать кошмары, никогда не погибая.
- Значит, нет никакого предопределения…- с сомнением произнёс Шарль, стараясь не смотреть на то, что скрывал капюшон, – бездонную тьму. В его руках снова был амулет, и он мог теперь только проклинать его иррациональную холодность, не в силах сделать большего; не в силах уничтожить, раздавить его прямо сейчас, сжав в кулак, наплевав на любые угрозы…
- Нет, и быть не может! - отрезало Существо своим раскатистым голосом, - Странно, что ты думаешь о предопределении, когда, вы, люди, давно считаете судьбу предрассудком, заменяя её, если требуется кознями, его величества – случая. На самом деле существует нечто превосходящие судьбу по своей сложности, глобальности и грандиозности, и уж, конечно, превосходящие, случайность. Но, впрочем, разговор не о том. Итак, Шарль, как ни в чём не бывало, ты вместе со всеми отправляешься на Марс. Оказываешься поблизости от алтаря, не мешая ходу ритуала, поскольку никто там не предупреждён о вашем прибытии, кроме нескольких особо доверенных членов, и когда появляется ОН, вопреки всему, что будет происходить вокруг тебя, - ты подходишь к Его части, и Он забирает его у тебя…
«А что будет происходить вокруг? - подумал Шарль, и мысль эта обдала его леденящим душу страхом, - Что МОЖЕТ происходить вокруг?».
- Коротко и ясно, - тихо сказал он.
- Верно. Совсем ничего сложного, поэтому я и немногословен. Большого не требуется.
Шарль ощутил, как его ноги, наконец, коснулись земли. Он опустился, сам того не заметив. Дасхар собирался покинуть его, вынуждая при этом стать предателем.
- А как же остальные? Я подвергаю опасности своих товарищей. Я, теперь уже зная наверняка, что ожидает нас там, никому не говорю об этом. Понимаю, что Вам, существу из Преисподние…
- Ну, вот опять ты вспомнил архаизм! Зачем? Я ни существо из Преисподние. Я…
- Не хочу знать, ЧТО ты есть такое! - в отчаянии закричал Шарль, не слыша собственного голоса. Явь, вновь стала сном, потому что он хотел, чтобы так было. Он отступил от Дасхара на два шага и следил за каждым его движением.
- Хорошо. Если тебе уже не интересно, чью волю ты выполняешь – я буду молчать об этом…
- Мне известно предостаточно.
- Будем считать так. Так вот, что касается товарищей; то они ни в КОЕМ случае ни о чём не должны знать. Их осведомлённость также нарушение правил, которое будет означать для тебя долгий, а точнее вечный, и мучительный путь к смерти. А об опасности?.. Это уже весьма далеко от моей компетенции. Предоставлю решать этот вопрос всем вам. Как я полагаю, вы в Миссионерский Корпус собираетесь являться в качестве непрошённых гостей, а потому обезопасите себя от людей.
- А от Него? – спросил Шарль просто так. Он в принципе мог даже не спрашивать.
- От него ничто не обезопасит! Могу только сказать точно – тебе Он ничего не сделает. Но не знаю, как насчёт остальных…
Дальше продолжать разговор не имело смысла. Существо из Иных Сфер, которое могло оставить свой зловещий, чуждый всему земному, отпечаток даже на листе бумаги, как в случае с письмом однажды столетия назад доставленном некому Джеремину Троттерайнеру в Филадельфию из Провиденса, и он, этот человек, тоже хранитель, почувствовал Его тлетворное влияние только прикоснувшись к нему, сквозь время и расстояние, - теперь Оно отступило от него.
Шарль стоял и впервые за всё время он ничего не боялся, а только хотел, чтобы Оно исчезло сейчас как можно скорее. И это случилось, в момент, когда освещение резко померкло и во тьме что-то случилось. Неожиданно налетел вихрь зловония, и в темноте НЕЧТО задвигалось с огромной скоростью, изрыгая утробные звуки и вращаясь подобно смерчу. Он видел неясные очертания, которые, замедляя вращение, мгновенно растворились, а потом освещение вернулось и на том месте, где стоял Дасхар, ничего более не осталось, ни намёка, на то, что Он, когда-то был здесь и говорил с ним. Шарль уже стал сомневаться, что с ним всё произошло наяву, но горящий розовым светом амулет-Идол-Второй Элемент или как его ещё могли назвать, заставил засомневаться его в нереальности происшедшего – он понял, что всё было. Он понял, что вопреки желанию ничего не делать из всего порученного ему, - он всё равно должен. Должен предать остальных и подчинившись Его воле, – воле НЬЯРЛАТХОТЕПА передать дьявольский предмет Ему Самому. А потом случиться что-то… Случиться позднее, в другом месте и в другое время, но случиться…
Из сумеречной тьмы уходящего вдаль помещения, такого привычного и земного, к нему что-то приближалось… Он хотел бежать, но вспомнил, что убежать никак не сможет. И тогда он стал ждать. Оно возвращалось. И он видел уже яркий, ослепляющий свет чудовища. Он видел, что Оно летит к нему навстречу, но зачем Оно вновь возвращается, и выглядит уже совершенно по-другому? А может это…
В самый последний момент невыносимый визг разорвал воздух и Шарль в последний момент, дабы не быть сбитым, лёг на бетонный пол, прикрывая руками голову. Над ним, в метре от головы, яростно сигналя, пронёсся чей-то серебристый флаер…