Mayor Февраль 7th, 2006, 1:48 pm
От Дэвлина не осталось ничего человеческого в прямом смысле этого слова, кроме фрагментов мозга, коих, однако, оказалось достаточно, чтобы восстановить сознание и память человеку, чьё тело ниже уровня шеи попало под действие гравиатора антиматерии пятнадцать лет назад, когда Шелдон в одиночку выполнял секретную операцию по выслеживанию самого Язона Линдсли в ходе которой слишком поздно выяснилось, то, что Линдсли и его людям уже давно стало известно – он, агент Дэвлин, идёт по пятам (эти люди также всюду имели своих осведомителей в СФРУ, и с каждым годом их становилось всё больше, ибо Управление безнадёжно разлагалось), и они только специально выжидали, как бы выбрать момент и поскорее действенным способом умертвить, наверное, самого опасного агента СФРУ.
Способ убийства действительно оказался действенным и небольшой фрагмент мозгового вещества, как раз та его часть, которая располагала памятью Шелдона, чудом, спустя шесть минут после акта распыления, обнаружила поисковая группа СФРУ, которая прибыла на место происшествия по тревожному сигналу Дэвлина, что послало его устройство связи всего за секунду до того как исчезло, растворившись, навсегда, в отрицательных мезонах. Неплохо сохранившийся желеобразный кусочек мозга бережно «отлепили» с закопченной кирпичной стены, глубоко под проспектом Федерации, непонятно каким образом оставшейся здесь с тех ещё времён, когда канувший в историю Нью-Йорк видел гангстерские войны и подпольную торговлю запрещённым виски; затем поместили его в специальную ёмкость – амбразионный клонатор, способную для кратковременной сохранности нарастить над функционирующими ещё нейронами защитный слой регенеративных клеток и переправили в секретную лабораторию Управления. Там, в течение следующих тринадцати месяцев, можно сказать подвергали реанимации нечто очень сильно смахивающие на студень, но на самом деле являвшиеся единственными уцелевшими останками великого агента. Шелдону дали тело робота – иначе, в его состоянии, быть не могло; он должен бы был благодарен и меньшему добру. Всё что осталось от живого, когда-то, принадлежащего биологическому виду существа было жалким кусочком материи, несущим, в себе весь разум и все мысли погибшего; и этот кусочек «впаяли» в особый сплав, сделали роботом с разумом Шелдона Дэвлина; нарастили мозг малой частью живых клеток-нейронов, а остальное дополнили неживыми позитронами. Такой эксперимент провели впервые, и экспериментаторы не могли предположить, что новое клацающие суставами существо будет способно, взаимовыгодно сотрудничая с двумя отделами своего мозга – человеческим и кибернетическим, являя собой при этом своеобразный симбиоз живого и неживого, абсолютно незаметно для людей и компьютеров вторгаться, минуя все многомерные, сложнейшие защитные коды, в святая святых, в Глобальную Информационную Систему, несущую в себе все тайны и секреты огромного мира. Взаимовыгодное сотрудничество обоих разумов раскрыло перед Шелдоном новые горизонты и смогло бы перевернуть мир, но личности Шелдона такого было не нужно. Он ненавидел себя за свой вид, который считал кошмарным, хотя другие не считали его таковым, потому что он был, в сущности, роботом, человеческим в нём было только сознание и память о прошлом. Он ненавидел и своих создателей, за их деяние, за их представления о добре, которые можно считать извращёнными. Он хотел оставаться мёртвым, разорванным на мелкие куски, как это уже было, но часто, и для него, к сожалению, – случается так, что, желание жить, несомненно, сильнее, тем более, если ты видишь, слышишь, чувствуешь как человек (создатели постарались), и поэтому Шелдон предпочитал вечное одиночество – самоизоляции, не в силах смириться с мыслью, что выглядит как робот и несёт в себе только сто пять граммов живой материи…
Шелдон никогда не выходил из своей квартиры, хотя его передвижения никто не контролировал. Он до сих пор числился в СФРУ агентом специального назначения, но почти никакой работы там не выполнял, ибо вдруг стал никому не нужным, несмотря на то обстоятельство, что Шелдону предрекали блестящие будущее в его новом качестве. Он должен был стать неуязвимым, как робот, и человечным, как человек.
Когда Шарль пришёл к нему (он был одним из немногих людей, которые не отвернулись от него; но даже эти немногочисленные не отвернувшиеся, использовали способности Шелдона, незаметно проникать в Систему и черпать оттуда информацию, в корыстных целях), он как обычно проводил время, уставившись в одну точку на сером потолке. Могучий мозг Дэвлина рисовал виртуальные картины, в которые он и уходил целиком, ибо там он был настоящим человеком, и лишь иногда вырываясь обратно в реальность и вновь ощущая себя неполноценным существом с телом из прочного металла и лицом способным преображаться по велению эмоций, он мог оказать помощь, пришедшим к нему агентам дабы изредка, забываясь, посвящать себя какой-то деятельности и приносить тем самым пользу (разумеется, приходили только избранные, кто знал о способностях Шелдона и кому он мог доверять в силу давнего знакомства). Сейчас в жестокую реальность, из той мнимой, что могла создать его живая часть мозга, начинённая нейронами при взаимодействии с позитронами, его вернул Шарль:
- Шелдон, извини, если потревожил тебя, - проговорил он, входя в совершенно запылённое и совсем пустое помещение, – существо имеющие намного больше от робота, чем от человека ни в чём не нуждалось, и несло в своей груди почти неиссякаемый источник энергии. В этой кошмарной, гнетущей сознание комнате было место только странному железному стулу в самом центре, перед маленьким оконцем на стене, на котором, казалось, сидел человек, но потом при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что в сумраке находится вовсе не человеческое существо, а странный, несчастный, невостребованный, мертворождённый проект роботочеловека, чьё человеческое сознание, получившие при взаимодействии с нечеловеческим, новые, невиданные свойства погрузилось в им же созданную виртуальность. Он не думал использовать самое главное свойство, он использовал другое, - строил реалистичные иллюзии и различные миры и в них снова был живым героем. Отныне он почти всегда жил там…
Вначале существо не двинулось, но затем конечности его абсолютно бесшумно и естественно задвигались по бетонному полу. Никаких царапающих поверхность звуков от подошв ступней, изготовленных из мягкого, но всё же металлического сплава, слышно не было – создатели очень давно, ещё разрабатывая первых роботов, позаботились об этом и оснастили ступни материалом не производящим никаких неприятных звуков, на какое бы покрытие роботу не пришлось ступать. Оно повернуло голову и совершенно по-человечески произнесло, голосом, не лишённым кратковременной радости от встречи:
- Шарль Жарр, это ты? Ну конечно, кто это ещё может быть. В последнее время никто здесь не бывает, я и не закрываюсь, поскольку никому не нужен. Роботов всерьёз никто не воспринимает. Я могу сидеть здесь вечно…
- Ты не робот, - возразил привычно Жарр. Он знал, о чём сначала будет говорить с ним это существо с судьбой чудовища Франкенштейна, прежде чем позволит ему заговорить о деле, быть может, самом серьёзном в его жизни.
- А кто же я, если не он? Разве могу я выйти отсюда и доказать людям, что на самом деле человек. Ведь, кроме осознания себя, когда-то живущим человеком, в нормальном человеческом облике, теперь ничего не осталось, только злосчастный кусок, наверняка, поджаренной по краям материи. Я и не робот, даже, в принципе. Я нечто… неопределенное. Я симбиоз машины и фрагмента мозга, как лишайник в природе – ничто иное как симбиоз водорослей и грибов, и чувствую в своих мыслях, я в основном, посторонние биотоки новой личности… Сейчас бы меня вновь подвергнуть экспериментам, в новом моём нарождающемся состоянии, но, кажется, программы «Нэт-400», что произвела меня на свет, больше нет… А ты как считаешь, Шарль?
Программы конечно уже никакой не было. Случилось так, что все программы закрылись, и осталась только одна – программа разрушения.
- Мне не ведомо, - тем не менее, произнёс он, не в силах различить странные глаза собеседника в зыбком мраке. Его-то собеседник прекрасно видел в мельчайших подробностях, стоящим в дверном проёме, и прочитывал насквозь.
- Всё тебе ведомо. Программы превратившей меня в чудовище уже давно нет, но меня до сих пор волнует вопрос: почему они выбрали именно меня? Почему они не могли сделать так, чтобы я имел больше живой ткани, выглядел человеком!?
- Тебя спасли, Шелдон.
- Я был уже мёртв. Я даже не успел понять, что умираю. Я просто сгорел и всё, и не просил, чтобы меня оживляли после моей смерти. Я понимаю, почему выбрали меня; я был лучшим, и руководство осознавало, что я стою очень дорого. Мои умственные способности оказались незаменимыми; моя простая человеческая сила, оказалась, лучше сверхсилы роботов. Я по плану должен был выполнить ещё многое, очень многое, не ведая при этом, что именно. Просто должен был, как агент СФРУ. Но меня убили, а потом снова собрали… Я не сидел бы здесь, сейчас, с тобой, не нудил бы тебе каждый раз при встрече об одном и том же, если бы занимался санкционированным делом, если бы понадобился миру в своём новом качестве. Я бы сокрушался, конечно, ненавидел бы создателей по-прежнему, но, по крайней мере, был бы занят делом. Но как видишь, что-то случилось. Руководство поменялось почти, что сразу же после того, как я очнулся и понял, кто есть на самом деле. Я оказался невостребованным, потому что программу закрыли, как закрыли множество других передовых и полезных программ до этого отлично финансировавшихся, даже мою программу при другом, объективном подходе к делу можно было бы назвать полезной…
Шарль только сейчас осмелился переступить порог, оставив яркий свет длинного хорошо освещённого, но жутковатого, пустого, словно мёртвого коридора позади.
- Ты мог бы выяснить, почему их закрыли, Шелдон. Выяснить, легко и просто не слезая с места, только вторгнувшись в Систему.
- Вряд ли я и там нашёл бы ответ на вопрос, почему. Только сухие строки о пресловутой нерентабельности этих программ. Причина, по которой их ликвидировали на самом деле – НЕ ЗРИМА…
Что он хочет этим сказать? Шарль понял, что слово «не зрима» теперь станет постоянно не давать ему покоя своей потусторонней, загадочной красотою, но вряд ли стоит сейчас вдаваться в подробности и начинать разговор на тему незримости причин, по которым СФРУ ликвидировало все свои технологичные программы и занялось прямым ничем неприкрытым разрушением. Возможно утверждение, что Шелдону совершенно безразлична, его собственная способность незаметно проникать в Систему, не совсем верно – наверняка он черпает оттуда информацию, иначе, откуда взялось утверждение о незримости, и что он хотел этим подчеркнуть. Простая логика – он мог видеть. Впрочем, наверное, стоит переходить к делу…
- Мне надо попросить тебя кое о чём… - заговорил Шарль, - Чтобы ты нашёл мне любую информацию в Системе, о человеке, которого звали Эрл Дагерти, он бывший террорист – главарь…
- Я знаю, Шарль, что он был главарём «Антиандройдов», - перебил его Шелдон, - И убили его во время операции, в которой участвовал ты. Тебе нужна информация, действительно любая, просто в любой его имя может просто мимоходом упоминаться, или выборочная, то есть, только о нём конкретно?
- Лучше конечно конкретно, - оживился Шарль, - Всё, что известно о его жизни и главное о его связях.
- Я не спрашиваю, зачем тебе это, - с иронией произнёс Шелдон, и в этой иронии сквозило ещё что-то другое, скорее зародыш вызова, - Ибо вижу, что тебе это не понравиться. Да и мне всё равно. Я уже привык служить вам в качестве нелегального порта в Информационную Систему. Могу успокаивать себя, по крайней мере, тем, что вам, полагаю, всё это нужно для самых благих целей.
Шарль в очередной раз хотел сказать на фразу про порт, что-нибудь успокаивающие, но потом решил, что с него хватит.
- Подожди, пожалуйста, пару секунд, Шарль. Мне нужно обработать первичный объём информации.
И он отвернулся от него на мгновение, откинув свою голову робота назад, таким жестом словно пытался встряхнуть на голове волосы, коих у него не было, чтобы поправить, таким образом, причёску. Потом он снова посмотрел на Шарля и сказал:
- Вся нужная информация найдена и обработана. Я потрудился её переправить прямо на твой компьютер. Можешь изучать её, когда заблагорассудиться. Могу сказать тебе, что она весьма интересна, даже очень…
Да, то, что умел делать Шелдон, было поистине фантастично. Все кому он помогал, таким образом, не переставали удивляться той метаморфозе, которую проделывали позитроны, слитые в единое целое со ста пятью граммами его серого вещества несущего в себе пятнадцать миллиардов нейронов. Если бы бывшие экспериментаторы, проделавшие пятнадцать лет назад с кусочком мозга погибшего Шелдона Дэвлина, впоследствии вновь их силами воскресшего в новом качестве, снова решили бы обследовать его, то эти исследования наверняка произвели бы фурор, сенсацию, которая переросла бы потом в научную революцию во всей киберфизиологии.
- Спасибо, огромное… - сказал Шарль, чувствуя себя глупцом. За такое одного спасибо было мало, но Дэвлину ничего не было нужно; наверное, он всё имел в своих мнимых реальностях.
- Не за что, Шарль… - сказало странное существо, и в этом слове было всё, чтобы он смог понять, что оно уже знает, почему его вдруг заинтересовал мёртвый Эрл Дагерти. Не сам он – а то, что в последние годы висело у него на шее…
Шелдон улыбался своим искусственным лицом, и эту улыбку прекрасно можно было различить во мраке комнаты. Улыбка пробивалась сквозь мрак, улыбка говорящая: «Я всё знаю, агент Жарр. Мне достаточно сотой доли секунды, чтобы изучить ту информацию, которую ты мне поручил найти, и выделить в ней главное, прежде чем переправить в твой портативный компьютер. Выделить то, что сквозит в беспокойных ячейках информации. Я понял, что носишь ты в своём кармане, и, конечно, это, как и должно быть в подобных случаях не даёт тебе покоя. И лучше бы ты это не носил…»
Шарль сидел в своём флаере в глубине огромного помещения парковки. Помещение это располагалось ниже уровня поверхности, и было настолько обширным, что белый свет, льющийся с потолка, казалось, уходил в тёмную бесконечность, освещая разноцветные ряды флаеров, погруженные в своё тихое монотонное жужжание идущие от постоянно функционирующих антигравитационных генераторов, которые поддерживали летательные аппараты, что, называется «на плаву». Оно подавляло своими размерами, своей удручающей геометрией, бесконечными, убийственно стройными, многочисленными рядами разнообразнейших «летучих машин», и светом, постепенно переходящим в сумрак где-то вдали, балансирующий у самой грани густого мрака. Это был край города – его самая северо-восточная точка выходящая сразу на океан затянутый в неприятного цвета желтоватый туман, клубящийся у серой воды; у грязных волн с рёвом разбивающихся о покрытые слизью отвесные многометровые стены набережных.
Шарль не мог сдержать себя и принял решение влезть в компьютер и просмотреть предоставленную информацию прямо здесь; в полном одиночестве старого гетто, коих в Северном Центрополисе было особенно много; тут жили преимущественно те, кто однажды, возвратившись из колоний Марса, Луны, Ганимеда, Каллисто и Ио не нашли себе другого места жительства, ибо социальные программы к таким добровольным «возвращенцам» оказывались весьма неблагосклонны. Перед тем как перед глазами возник объёмный список файлов, что нашёл для него любезный Шелдон не берущий за свою удивительную работу ничего кроме – «спасибо», Шарль ещё раз прислушался к тишине вокруг, не вызвавшей у него, впрочем, тревоги, так что он спокойно мог просмотреть некоторые из ячеек прямо здесь. Он поудобнее устроился в кресле салона и расположил тонкую клавиатуру под руками у себя на коленях, задействовав при этом голограмму, которая в виде тонкого, серебряного луча, вырвавшись из излучателя, распалась на стройный чёткий список файлов прямо у него перед глазами, до которого, казалось можно было дотронуться и потрогать, – по шурша им как листом бумаги. Список не оказался столь уж длинным – всего-то около шести тысяч секретных ячеек имеющих отношение к Эрлу Дагерти и ко всему, что должно было быть с ним связано. Но внимательный взгляд опытного агента-ветерана сразу же уловил в середине списка, на скорую руку прогоняемого перед глазами позитронным процессором объёмного изображения, что-то, что не соответствовало личности Дагерти. Сразу же в голове всплыли слова Дэвлина о найденной им информации: «Могу сказать тебе, что она весьма интересна, даже очень…»
- Действительно интересна… - прошептал он и мысленно приказал компьютеру выделить все документы в списке с 2789-го по 2820-й включительно. Список остановился, и изображение документов в проекции изменилось. Наименование первого в этом списке документа значившегося под номером 2789-ть заняло всю видимую площадь голограммы. Шарль почувствовал сильное волнение, прочитав интригующее с первых строк название: «Письмо Говарда Энслина к сэру Джеремину Троттерайнеру, действительному члену закрытого общества «Око Ньярлатхотепа» любезно зарегистрированного мистером Уильямом Монсером, сквайром, в Бостоне 4 мая 1791 года. Получено сэром Джеремином с опозданием на две недели – 1 марта 1811 года. Филадельфия. Штат Виржиния».
- Историческая переписка, - принялся вслух рассуждать Шарль, усердно потирая подбородок, - Здесь одно из двух, либо это имеет отношение к Дагерти, либо нет. Но, судя по почти семисотлетней давности этих писем, вряд ли они имеют отношение к нему. Но тогда к чему или кому…
Шарль снова стал вчитываться в наименование и остановился сразу же на второй строке.
- «Око Нь-яр-лат-хотепа», - повторил он, - Язык можно сломать, чёрт возьми…
Неожиданно он услышал всё нарастающий шум снаружи и оторвал взгляд от голограммы. Мимо флаера Шарля, едва задевая массивный капот его транспортного средства, глубоко выдающийся за пределы места для парковки, явно плохо приспособленной для безопасности аппарата, - промчалась красная едва различимая из-за большой скорости стрела, оставляя за собой клубы пыли. Его ощутимо тряхнуло.
- Идиоты! – только и сумел выкрикнуть он, но то было лишь условным рефлексом на всякого сумасшедшего гонщика позволившего себе в силу непроходимой тупости управлять флаером вручную, да ещё и на больших скоростях в ограниченном со всех четырёх сторон пространстве.
И в следующую секунду Шарль, забыв уже о том, что ещё мгновение назад он мог, словно центрифуга бешено вертеться вокруг своей оси, на одном месте, раскидывая рядом стоящие флаеры и выблёвывая съеденный утром завтрак; немедленно отдал команду открыть загадочную ячейку и затем, надеясь на благоразумие окружающего мира предоставившего ему тишину и покой, спокойно прочитать письмо, которое Шелдон поместил сюда, явно, по другому признаку, быть может, самым удалённым образом, связанному с Дагерти. «Вспомни, как он смотрел на тебя, - неожиданно подумал Шарль, - Как будто знал, ЧТО ты принёс в своём кармане…»
«Провиденс 13 февраля 1811-го.
Друг мой, Джеремин!
Приветствую Вас! Моё письмо к Вам, несёт сегодня, можно сказать, если угодно будет в сём случае использовать данную формулировку – сугубо, деловой характер.
Как вы, верно, уже поняли я по-прежнему с нетерпением ожидаю Второй Элемент, который Вы должны были прислать мне по своему заверению, ещё до наступления Рождества. Я посвящён во все аспекты деятельности «Ока» и нахожусь в ведении всех его дел… Знаю, что Вы можете беспокойно возразить мне, Друг мой, что «Око» не в силах, подвергая себя несомненной опасности выносить за пределы Олди-хилл стрит сведенья могущие попасть в руки инспектора Варда. Но заверяю Вас, если Вам будет интересно, - все письма из «Ока» я получаю в срок с полномочным курьером Нашего Общества, и в них – Он, и каждый раз, всё более неистово и со сквозящим, кажется, самым зримым образом в строках, нетерпением, желает, чтобы Второй Элемент Ему немедленно доставили до наступления следующего месяца…
Думаю, Друг мой, Джеремин, что Нам, более не следует испытывать, Его, и так не имеющее уже границ терпение, ибо Он самым прямым образом имеет отношение к Тому, кому Мы поклоняемся.
Я ни в коем случае не угрожаю Вам, если Вам так вдруг кажется, ибо шлю только второе по счёту послание самолично; – послание, как Вы, верно, не преминули заметить, не лишённое тёплых чувств и самого, что ни на есть искреннего участия. Вы знаете, что я очень хорошо отношусь к Вам и поэтому даже если встанет вопрос об угрозах, то я постараюсь, насколько это возможно, оказать влияние, дабы в дело не вмешался Тот, чьего гнева мы ещё не узрели и не дай-то Дьявол, если вдруг случиться так, что благоволения Его мы лишимся и Он обрушит Своё недовольство Нашими непростительными оплошностями и Вашим невежеством, Друг мой Джеремин, на Наш мир.
Быть может Второй Элемент, каким-то образом тяготит Вас? Я знаю, что Вы всегда носите Его в потайном мешочке Вашего мундира, Друг мой… (Здесь Шарль остановился, поняв, наконец, о чем, идёт речь в этом странном письме семивековой давности. Остановился ещё и потому, что рука (а он даже не заметил!) сама потянулась в карман и судорожно, сама по себе, словно двигательные центры мозга в этом не участвовали, трогала, вертела там, щупала, предмет странной формы и вожделела к его осязаемой холодности и кощунственному ужасу) ... и имеете от Него некоторую… зависимость, ибо Второй Элемент, как то доказано было, Нашими Предшественниками вызывает привычку у своего хозяина, которая, может статься приведёт к трагедии Того кто вовремя не отдаст Его Тому, Кто Выше. Так что Вам выгодно было бы, ради Вашей же жизни добровольно отдать Его Нам, пока это ещё возможно, и пока можно ещё говорить о добровольности. Пока Он, Друг Мой, терпит и ждёт и имеет благоволение к «Оку»…
С Уважением к Вам
Говард Декстер Энслин».
Дочитав до конца, Шарль закрыл глаза. Он почувствовал, как к нему подбирается головная боль, вызванная невозможностью понять, ЧТО происходит, и происходило всегда, в этом мире на протяжении всей его истории, не зримо для обывателей. Что-то очень странное, очень страшное, какой-то невероятный заговор…
Шарль решил, что ему сниться сон. Послезавтра последние сборы в Техасской пустыне, а потом отправка на Марс, вперёд, в неизвестность, – к и без того кошмарным проблемам, к которым, вот теперь, добавился этот, будь он проклят, амулет, что давно уже ставший прахом в земле любезный Говард Энслин называет – Вторым Элементом. Шарль принялся массировать себе виски, пытаясь унять неугомонные мысли и догадки. «Много проблем. Очень много проблем. Но зачем тебе ещё – здесь и сейчас. Выброси этот амулет. Выброси его, потому что если следовать логике этого господина он сведёт его владельца с ума, потому что принадлежит, как бы странно, на первый взгляд это не звучало, Тому, Кто Выше. Но кто ОН такой, этот Тот Кто Выше? И что это за общество – «Око Ньярлатхотепа»? Может быть, всё же стоит почитать дальше. А стоит ли? Стоит ли делать это сейчас? Наверное, стоит. Ты же очень заинтересован в разгадке тайны этого амулета. Кто знает, может быть, он имеет самое непосредственное отношение к нашей предстоящей экспедиции».
Знал бы он, как в действительности важна эта последняя мысль…