Спешиал фор Аэлита и эксклюзив for Эксмо

[James V. Shturman]

Написано давно, редактировать под меня сегодняшнего - пол рассказа перекроить придётся. Поэтому привожу на ваш уважаемый суд без купюр один из серии рассказов про врача. Итак:

Дмитрий Штурман
Рассказы доктора Сергеева


СПИРИТИЧЕСКИЙ СЕАНС

Это были спокойные неторопливые времена, когда мы все тихо плавали на поверхности большого и ароматного болота уравниловки в зарплате и плановой экономики, а над нами реяло красное знамя родной и любимой партии Ленина. Работал я обычным врачом-реаниматологом в рядовой образцово-бесхозяйственной больнице города К. По роду своей профессии мне неоднократно приходилось пестовать и выхаживать самых различных представителей сильных мира сего - обычно это ограничивалось выведением из запоя главы семьи или промыванием желудка супруги, в приступе ревности наглотавшейся седуксена. Но, порой, происходили со мной истории и позабористее. Помню, год был примерно так 19**, дежурил я тогда ночью в городской больнице - клиентов моих пока не поступало, прибывали всё личности, которым моя помощь либо ещё не требовалась, либо напротив - их состояние уже не требовало моего немедленного вмешательства. «Скорая» привезла двоих в травматологию - после драки, как обычно потом пишут в милицейском протоколе, «на почве совместного распития спиртных напитков и внезапно возникших неприязненных отношений», у одного сломана челюсть, у второго - голова в двух местах пробита. Ну, этим моя помощь пока не требовалось, тем более что тот, с проломленным черепом, настойчиво просился к телефону - позвонить, якобы, самому министру госбезопасности, а когда ему этого не разрешили, стал шантажировать дежурную сестру, обещая совершить акт самосожжения, если ему не выдадут немедленно триста граммов спирту и сырок «Дружба». Где-то сразу после полуночи привезли неопознанный женский труп (городской морг находился в подвале нашей больницы и его работники часто пользовались нашим лифтом) - будто, действительно, после акта самосожжения, т.е. почти полностью сгоревший. Судя по степени обугленности костей, температура пламени была просто огромная. Причём, тело в районе головы лучше сохранилось - будто там меньше горело, ноги же, по-видимому, находились прямо над эпицентром пламени – в самой горячей области. Ну, ночная смена оформила бумаги, как положено, тело отправили вниз - в морг, а дежурный врач как узнал, что опять труп доставляла больничная «скорая», а не городская труповозка, так распорядился даже пол подмести в машине - в месте, где этот труп лежал, и всё это сложить в отдельный пакет - к приезду милиции. Петрович был у нас - врач опытный, знал, что к приезду представителей власти лучше заранее всё подготовить, чтобы потом не краснеть и не дёргаться под градом сыплющихся вопросов, чувствуя себя самого словно виноватым в появлении на свет этого покойника. Поэтому он тут же взял экипаж машины за хомут, и заставил их писать подробные объяснительные буквально по минутам - в каком положении тело лежало, были ли вокруг свидетели и т.д.
- Петрович, - спросил я - а зачем они его вообще забирали? Его ведь не в больницу, а в морг городской надо было везти! То есть, их служба должна была расстараться!
- А ты что, сам не знаешь, что у нас народ только два номера телефона знает - 02 и 03. Причём, по первому звонят тогда, когда вечером во дворе пьяный мужик песни орёт, а если тело, да на земле лежит - это уже пусть «скорая» разбирается.
- А зачем его вообще подобрали - надо было тогда сразу же милицию самим вызвать, да и ждать там, на месте. Теперь ведь изведут вопросами своими уполномоченные разные.
- А для чего, ты думаешь, я этих медюков посадил объяснительные писать? Скоро всё и сами узнаем. А в милицию я уже позвонил - скоро нагрянут! А вообще-то, - Петрович резко понизил голос - фельдшер мне по секрету сказал, что когда бригада на место приехала, тело ещё шевелилось! Более того, они даже пытались оказать ей - этой пострадавшей - первую помощь!
Я невесело рассмеялся этой явной нелепице - тело было похоже на головешку от костра и никак не могло бы двигаться само. Я принял слова Петровича за чёрный юмор и тут же осёкся - в его лице не было ни намёка на шутку. Он как-то странно на меня посмотрел, потом помолчал немного, глядя в пол. Затем сказал:
- Пойдём-ка, глянем, что там эти шутники написали...
Вероятно, своими смешками я и заставил его самого усомниться в рассказе бригады со "скорой". Правда, в тот раз почитать сии, вероятно, весьма занимательные документы, мне не удалось - меня самого позвали к телефону, где голос, явно привыкший повелевать, грозно спросил в трубку:
- Сергеев?
- Я есьмь!
- Николай Андреевич?
- Так точно! - сразу захотелось встать - руки по швам, пятки вместе - носки врозь.
- Собирайся. Возьми с собой всё необходимое. Машина за тобой уже выехала.
- Вообще-то я сейчас на дежурстве нахожусь, единственный на всю городскую больницу реаниматолог. Я не могу покинуть свой пост…- интересно, слышал ли он хотя бы первое моё слово «вообще-то» - в трубке уже словно целую вечность раздавались равнодушные короткие гудки. Нечего сказать, ёмкий разговор - просьба в форме приказа, «взять всё необходимое» - для чего? Необходимое для полёта на Луну, или достаточно будет клизму в чемоданчик упаковать? "Что поделаешь - Кембридж!" - сказал как-то Хазанов. К моему телефонному собеседнику это точно подходило. И я пошёл доложиться Петровичу. Тому уже было не до меня, его крепко взяли в оборот люди в милицейской форме, он махал руками с зажатыми в них бумажками, будто защищаясь, и делал при этом страшные глаза.
- Валя, сейчас я вижу, что Петровичу не до меня, когда выдастся свободная минутка, ты ему как-нибудь шифром сообщи, что меня вызвали по срочному делу. Только прямо при НИХ не говори, а то подумают, что это я того типа сжёг, а теперь удираю!
- А куда тебя с дежурства могут вызывать? - Я закатил наверх глаза - показал ей, куда именно меня вызывают. Она кивнула сочувственно.
- Клизму не забыл? У нас уже легенды среди медперсонала ходят - что как Сергееву «сверху» звонят, так нашей отделенской клизме сверхурочная работа предстоит!
На эту подлую инсинуацию я ничего не ответил - забежал к себе, взял плащ, и поспешил к главному входу. Ночь выдалась просто чудная - июльские звёзды разнообразили небо, как яркие кляксы на чёрном листе. Я быстро шёл через небольшой больничный парк, с наслаждением вдыхая чистый и ароматный ночной воздух. Впереди уже маячил неприметный, но давно знакомый мне тип в кепке, обретающийся возле блестящей хромом во тьме чёрной «Волги».
- Доброй ночи, Николай Андреевич!
- Если только она добрая! Здравствуйте, Миша! - с водителем такого человека, как мой вероятный пациент, полезно быть и повежливей, и поприветливей. Как известно, слуги больших господ - сами господа, да ещё и более злые - для слуг поменьше.
Я уселся на заднее сиденье, удобно расположив рядом свой саквояж - с некоторых пор, всегда содержащий в себе «всё необходимое» именно для таких вот экстренных вызовов. Обычно весёлый и разговорчивый Миша на этот раз всю дорогу молчал. Сначала я, было, приписал это тому, что он просто не выспался - или его разбудили внезапно и он недоволен неожиданной ночной поездкой. Потом я заметил, что он вовсе не недоволен. Он был просто в полной растерянности - изредка мы проезжали по освещённым участкам улиц, и когда свет редких фонарей попадал через окна в салон машины, я видел в зеркале заднего вида странное выражение Мишиного лица и его совершенно обалдевшие глаза. Чувствовалось, что его так и распирает от какой-то непонятной тайны, и лишь только выучка сотрудника КГБ не даёт ему шанса поделиться этой тайной со мной. Странно, но мы ехали не по привычному маршруту, а куда то в сторону окраин. Неожиданно Миша остановил машину:
- Вы меня извините, Николай Андреевич, тут вам приказано пересесть вон в тот «рафик» - вы едете на закрытый объект. ОЧЕНЬ закрытый.
- Ясно, иду. Ну, всего доброго вам, Миша! До свидания!
- И вам … Удачи! Она вам сегодня… точно понадобится. - «Волга» взвизгнула шинами, быстро развернулась и уехала, красные огоньки её сверкнули и исчезли за поворотом.
- Николай Андреевич, пройдёмте с нами, - я даже не заметил, как эти двое рядом появились. Один решительно забрал у меня из рук чемодан, второй быстро и профессионально обыскал меня - впрочем, я уже имел опыт подобных поездок и ничего лишнего с собой не брал, оставляя девственно пустыми карманы. После этого первый - тот, что был с моим чемоданом, сел впереди, рядом с водителем, второй распахнул передо мной дверь в кузов этого маленького автобуса, начисто лишённого окон в салоне - лишь под потолком горела за матовым стеклом одинокая тусклая лампочка. Автобус тронулся с места.
Ехали мы где-то около часа, всё это время мой провожатый буквально не сводил с меня глаз - боялся, видимо, что я проковыряю пальцем дырку в стене и подсмотрю, куда меня везут. Машину почти не трясло - очевидно, ехали только по асфальту, не сворачивая на грунтовку. Потом пошла «бетонка» - скорее всего, какая-то стратегическая дорога - шины шлёпали по стыкам плит, чем-то напоминая стук колёс движущегося поезда. Тум-дум - тук-тук, тум-дум - тук-тук. От нечего делать я стал считать количество стыков, чтобы примерно прикинуть расстояние, но вскоре мне это надоело. Потом несколько раз открывались - закрывались какие-то большие ворота, приглушённые голоса о чём-то договаривались. Мой молчаливый собеседник продолжал сверлить меня глазами, словно возлюбленную на первом свидании. Или нет. Скорее, так заинтересованно смотрит петушок на курочку, перед тем, как на неё прыгнуть.
Наконец, приехали. Мой приятель ожил - достал из кармана чёрный шерстяной мешок, оказавшийся шапкой, которую он быстро натянул мне на голову. Проверил, чтобы всё лицо и глаза были полностью закрыты плотной материей. С шумом открыл дверь и повёл меня за руку из машины, при этом шёл уверенно и довольно быстро, и тянул меня так, что я вынужден был очень резво переставлять ноги, чтоб не растянуться. Замедлил ход - я уж и сам догадался, что должны быть ступеньки. Я насчитал их два раза по шестнадцать штук - какого же размера должен был быть тогда дом? Мешок с меня скоро сняли - в маленьком тесном помещении, посреди которого стоял одинокий стол (больше мебели не было), зато сверху всё заливал режуще-яркий белый свет. Тут меня ещё раз тщательно обыскали, на столе двое аккуратно перекапывали содержимое моего саквояжа, третий водил над ним какой-то штуковиной. Проверили каждый шов на моей одежде, тактично поинтересовались, не проношу ли я что-либо запрещённое внутри собственного организма и, не поверив моим заверениям, тщательно, с изрядным прилежанием всё исследовали... Все лекарства и ампулы уложили в металлический контейнер и опечатали. На клизму несколько раз нажали, выпустив воздух, понюхали, но оставили в чемодане, слава Богу! Наконец, мне всучили в руку мой измученный сак и поставили носом перед массивной дубовой дверью. Минута на то, чтобы несколько раз спокойно вздохнуть. Провожатые куда-то мигом испарились, я толкнул дверь и вошёл. Первое, что поражало - потолки. Они были чуть не выше самого неба - такая ассоциация рождалась ещё и потому, что именно небо на этих потолках и было нарисовано - облака, синева, амуры и херувимы всякие. Картины - прям Русский музей. Толстые золочёные багеты солидно поблёскивали в полумраке. Ко всему этому великолепию примешивался запах гари - не очень резкий, но достаточно ощутимый. Постепенно опустив взгляд, я увидел огромный стол, украшенный резьбой, инкрустациями и прочими вывертами буржуйской эпохи, которая теперь так пришлась по вкусу новой знати. А вот, кстати, и она - в комнату влетел через другую дверь огромный мужик лет пятидесяти - здоровый, красивый, с холёным породистым лицом. Это был уже хорошо знакомый мне наш разлюбезный первый секретарь, Александр Терентьевич Грибов. Всё в нём было огромно - голос, жесты, манеры, даже размер обуви. Областью он управлял - словно дрова рубил, только щепки летели. Выпить, конечно, был не дурак, но и понятие о справедливости имел.
- Николай! Ты где столько времени болтаешься? Я за тобой ещё когда послал!
- Александр Терентьич, мы ж люди подневольные! Пока нас пять раз обыщут, да с увеличительным стеклом в задницу заглянут - не один час пройдёт!
- Неужто мои опричники на твою жопу покушались? - загрохотал - засмеялся, будто гора ходуном заходила. - Впрочем, я им всегда говорю - проверка должна быть доскональной - вдруг ты в жопе ко мне сюда динамит пронесёшь? - снова захохотал Терентьич.
- Надеюсь, что вы меня ночью сняли с дежурства не для этой цели? - Грибов сразу как-то сник, даже, мне показалось, ниже ростом стал.
- Слушай, Николай. Дело тут такое… Ты сам понимаешь, если б какой рядовой случай был - так на то у нас свои персональные эскулапы имеются. А про тебя я знаю, что ты язык за зубами держать умеешь - я про тебя и справки разные наводил, и негласные проверки тебе устраивал, после того случая, как я в лесу пьяный чертей гонял… ну, в общем, как ты меня тогда от белой горячки избавил - то я тебе не забуду никогда, а Грибов-то добро всегда помнит… А что у тебя в больнице про клизмы всякие над тобой шутят - так это и хорошо, подальше от правды. Вот. - Грибов на минуту замолчал, будто с силами собирался. Я был поражён его довольно путаной речью - а ведь пьян-то он не был, так, «подшофе» слегка! Тут я начал догадываться, что обычно ясно мыслящий и весьма прямой человек, Александр Терентьевич, просто не знает, как и какими словами мне рассказать о том, что у них тут произошло. Не находит слов подходящих!
- В общем, Коля, беда у нас тут с одним человеком произошла! Сидели мы в тёплой компании, отмечали юбилей - день рождения второго секретаря республики. Всё было чинно - мирно, да с закусочкой. На вторые сутки немного заскучали - цыган выгнали, фокусника напоили так, что у него карты чуть ли не из ушей посыпались. Тут жена одного, с военного округа, и говорит, что была она, дескать, где-то в гостях, и там они спиритицкий сеанс проводили - духов умерших людей вызывали! И, будто бы, те духи им блюдце по столу водили, будущее предрекали и всё такое. Страсть, говорит, как интересно! После этого её рассказа у нас вдруг разом всё пошло, как в страшном сне - мы, мужики, и опомниться не успели, как жёны наши завопили, что хотят этот сеанс любой ценой и уже гонят одного нашего водителя за той самой бабой, у которой дома всё это безобразие проводилось. А жена юбиляра объяснила, что для полноценного сеанса нужен специальный человек, который как бы проводником в мир духов будет - ме-ди-ум, кажется, по ихнему. Пока мы все рты свои разевали, уже и бабу эту привезли, та с собой всякие штучки прихватила - там, свечечки, бумажки разные, баночки-свёртки какие-то. Люстру сначала шалью завесили, да всё равно светло им показалось, выключили совсем электричество - сказали, духи только впотьмах являются! Ну, двери мы изнутри закрыли, окна и так зашторены были. Расселись вокруг стола, свечки горят, баба бормочет чего-то. Благовония благовоняют - аж в горле першит… Минут так десять бормотала - я уж, было, подрёмывать впотьмах начал, и тут вдруг ветер как дунет - это в закрытой-то комнате! Свечки до единой все потухли, наши притихли разом, и вот… Над столом прям из под блюдца рожа вылезает! Вся белая, прозрачная, сквозь глаза пустые видно другую стенку! Что тут началось! Бабы визжат, крики, топот, никто выключатель впотьмах найти не может! Я как на стуле сидел - так, будто, прирос к нему! Ни рукой, ни ногой двинуть не могу! Подлетает это рожа ко мне - смотрю, вроде, на женщину похожа, посмотрела так на меня, головой покачала… А как спиной повернулась - обдало меня жаром, как в бане. Гляжу - пошла дальше, к юбиляру. Тот сидит себе - ни жив, ни мёртв! Подлетела к нему, да как зашепчет что-то! Тот орёт, вырывается, я гляжу - а ручки кресла его опутали, не пускают! Будто деревянные щупальца накрепко держат! Гляжу дальше, а то уж не рожа, а как бы силуэт женский - в платье белом, до пола. Отошла она на середину комнаты, стала на полу рукой какие-то знаки чертить, весь народ по углам расползся - крик, визг, охрана в двери снаружи ломится, грохот стоит, а та - чертит, не торопится! Тут с меня будто наваждение спало, вскочил я, к выключателю, да свет включил - всё пропало разом! Нет женщины, будто и не было! Та баба, что сеанс проводила, в обмороке лежит на столе, народ весь - кто по полу ползает, кто ножки стола обнимает, охрана дверь, наконец, высадила - стоят табуном в проходе, не знают, что делать. Подхожу я к юбиляру - а он всё в кресле сидит, в глазах - ужас смертный! Ну, на свету все понемногу успокоились, бабу - медиума в соседнюю комнату на кровать положили - в себя приходить. Выпили водочки, повеселели - вроде, ничего и не было, а что было, могло и спьяну привидеться! Только юбиляр всё неспокойно сидит, да всё на то место поглядывает, где та женщина на полу чертила что-то. Потом и говорит мне слабым голосом - Терентьич, уважь, будь другом, прочитай, что там Лидия на ковре написала! Тут уж все и совсем обалдели! Спрашивают: с чего ты взял, с какого перепугу, что тот призрак женский Лидией зовут? А жена его - аж лицом от тех слов почернела! А юбиляр на вопросы не отвечает - только жалобно просит, чтоб ему надпись ту прочитали. Пошли, конечно, на то место на полу, посмотрели - не увидели ничего, ясное дело. А тот всё, знай, себе, твердит - ведь писала же что-то, знать, должно быть написано! Потом сам встал, да на неверных ногах к тому месту пошёл. Супруга ему в ноги бросилась - не читай, голосит, не ходи! А тот, знай себе, бормочет - раз писала что-то Лидия, знать, должно быть написано… И вот, подходит он к тому месту, смотрит - ничего. Лицо его даже проясняется, успокаиваться начал! Я ему говорю - сказано ж тебе, что ничего там нет! Привиделось нам это всё! Может, та баба-медиум в свечках сюда какую ядохимикалию пронесла, надымила - вот духи и мерещатся! Заулыбался юбиляр, головой закивал, дескать, чего только спьяну не привидится – дело-то житейское! Тут он ещё один шаг вперёд делает, да как заорёт дурным голосом! И на нас на всех жаром как полыхнуло! На полу круг проступил огненный, а в нём какие-то слова непонятные, так тот юбиляр прямо в центре того круга стоял! Тут уж охрана кинулась, скатерти, портьеры посрывали, давай огонь сбивать! Да только жар такой, что даже близко не подойти! В общем, человек горящий воет, извивается, насилу на него портьеру накинули да пламя сбили. Дым, копоть стоит, как пламя погасло, портьеру сняли - дочиста сгорел, бедолага! Одни только косточки остались, голова ещё так сяк, а к ногам ближе - так всё сгорело. Кинулись мы супругу его искать - нет её нигде! Охрана доложила, что уж десять минут, как уехамши она…
Грибов замолчал, во время всего рассказа он нервно ходил взад-вперёд по комнате, кусал ногти, хрустел пальцами - в общем, видно было, что человек действительно, сильно обеспокоен. Я помолчал немного, и лишь убедившись, что продолжения не будет, откашлялся:
- Всё, что вы мне сейчас рассказали, просто чудовищно. Это похоже было бы на какой-то кошмарный сон, на приступ группового помешательства, если бы прямо перед моим отъездом к нам в больницу не привезли точно такой же труп, как вы мне сейчас описали! Только женский...
- Супруга юбиляра! Значит, эта Лидия и до неё добралась!
- Александр Терентьевич, так чем я, собственно, могу вам помочь? В чертовщину всякую я не верю, тут вам лучше бы к священнику обратиться…
- Обратимся, не беспокойся! Ко всем, кому надо, обратимся! Ты мне для другого нужен - та баба никак в нормальное состояние не придёт! Мы уж её и так, и эдак! И нашатырь, и водой лицо спрыскивали - глаза закатила, да тяжело так дышит! Своего врача я к ней допустить не могу - его только вызови - звону по всем ведомствам будет!
- Давайте тогда, скорее, к ней пройдём!
- Вот это - другой разговор! Пошли! - он резко повернулся и быстро зашагал из комнаты.
Я двинулся вслед за Грибовым, мы шли - почти бежали - по коридору, и всё явственнее ощущался сильный запах гари. Грибов открыл дверь справа - за ней тоже была большая комната, посреди которой возвышалась кровать просто гигантских размеров. На кровати лежала женщина лет сорока, черноволосая, невысокая, одетая в простое скромное серое платье с белым воротом. Вокруг обеспокоено толпились люди. Я вопросительно глянул на Грибова, тот разом всё понял и быстро всех выгнал. Мы остались в комнате одни. Женщина была явно в забытьи, странно только, что при таком глубоком обмороке не наблюдалось ни понижения давления, ни замедления пульса. Я достал стетоскоп - прослушать сердце.
- Александр Терентьевич, дело, по-видимому, серьёзное. Я должен срочно обследовать её, а в данных условиях ничего определённого сказать нельзя. Надо везти в больницу!
- Ты мне мозги не пудри! Я ведь вижу, что ты что-то нашёл!
- Я не совсем уверен, поэтому мне и нужно провести более тщательное обследование!
- Я тебя конкретно спрашиваю - ЧТО ТЫ НАШЁЛ?! - Да, в проницательности ему не откажешь. Как он догадался? Уверен, что на лице моём он ничего прочитать не мог… Придётся раскрыть карты:
- У неё явственно прослушивается двойное сердцебиение.
- И что это значит? Она беременна?
- Не похоже, но не исключено. Поэтому я и говорю, что мне нужно срочно доставить её в больницу. То, что у неё одновременно бьётся в груди сразу два сердца, совершенно невиданный факт - такого наша медицина ещё не знала. Если эти сердца войдут в резонанс, кровеносная система не выдержит, женщина умрёт в любую секунду.
- Но как мы доставим её к тебе в больницу - мы же не можем вести её отсюда и впутываться в это дело?
- Вызовем скорую на какой-нибудь перекрёсток, и за минуту до их приезда положим её туда. Так она попадёт сразу ко мне - правда, мне необходимо будет попасть в больницу раньше, чтобы и подозрений не вызвать, и аппаратуру подготовить.
- Ладно, договорились. Предупреждать тебя, чтоб обо всём этом молчал, не буду - сам понимаешь, не маленький.
- Разумеется, кроме того, есть ещё врачебная этика!
- А на твою этику есть Комитет Госбезопасности! Езжай отсюда без разговоров! А сболтнёшь где чего - сам под молотки попадёшь! Этика у него!
Знакомый «рафик» с теми же мерами предосторожности - разве что, не обыскивали больше - вернулся на перекрёсток, откуда давешний Миша доставил меня обратно в больницу. У меня уже сложилось определённое мнение обо всём происходящем к тому моменту, и если моя догадка верна, то сгоревший труп у нас в морге - не последний.
Возвратившись на отделение, первым, кого я встретил, был Петрович. Волосы у него на голове стояли дыбом, лицо - как после недельной пьянки. Он ураганом промчался мимо меня по коридору, даже не заметив. Я заскочил к себе в каморку - быстро переоделся и прошёл в операционную. Необходимо было подготовить приборы - двойное сердцебиение бывает, что прослушивается и при беременности, но я готов был дать руку на отсечение, что эта женщина беременной не была. В районе грузового лифта послышался какой-то шум - видимо, привезли мою даму-медиума. Ко мне влетела Аннушка - медсестра:
- Слава Богу, что вы уже здесь! К вам везут женщину впавшую в кому!
- Аннушка, пригласите ко мне сюда старшую сестру и Елену Сергеевну, только быстренько.
Двери с шумом распахнулись - я узнал скромное серое платье, которое видел не далее, чем час назад. Насколько я мог судить по первому впечатлению, состояние женщины не изменилось. Кома, конечно же, здесь была ни при чём - иначе давление и температура резко понизились бы, пульс был бы нитевидный, а у неё организм работал просто за двоих…
Влетела невропатолог - Елена Сергеевна, коротко кивнула мне на ходу и тут же стала распоряжаться:
- Быстренько мне клинический анализ крови, Аннушка, пульс, давление. Николай Андреевич, я вижу, вы тут кардиограмму снимать приготовились? Очень своевременно, приступайте! А я пока проверю рефлексы…
Вокруг этой женщины - Елены Сергеевны - всё всегда двигалось и работало, как хорошо налаженный механизм - быстро, чётко и надёжно. Пока я вставлял в прибор контакты, она уже расстегивала платье на женщине, вторая сестра - Оля - сняла с неё колготки и мазала мыльным раствором места, куда будут прикрепляться присоски с контактами кардиографа. Мы с Еленой Сергеевной принялись быстро крепить эти присоски, но тут я заметил, что женщина сжимает что-то в кулаке. Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы изъять это из крепко сжатых пальцев, после чего я опустил «это» в карман халата. Сестра включила прибор, застрекотал самописец. У Елены Сергеевны глаза полезли на лоб:
- Доктор, когда-нибудь вы встречали что-либо подобное?!
Действительно, если дьявол и существует, то не иначе, как именно он управлял движениями нашего самописца! Прерывистые линии были разбросаны по бумаге совершенно хаотично, где-то сгущаясь, где-то поле оставалось совсем белым. Одно можно было сказать достоверно - лежащее перед нами просто не могло быть кардиограммой живого человека. Всё, что угодно, но только не это.
- Доктор, проверьте ещё раз, не перепутали ли мы с вами контакты!
Елена Сергеевна была настроена по-прежнему, оптимистично. Я сказал:
- Давайте, я это сделаю теперь сам, один - когда два человека делают такое дело вместе, немудрено ошибиться!
Я повыдергал все штырьки из аппарата и не спеша, как студент, повторяя про себя последовательность, заново вставил их в прибор один за другим. Что же - кардиограф наш продолжал шалить! На движущейся ленте отпечаталась прямая чёрная линия - без намёка на сердечную активность!
- Срочно проверьте пульс! - заорал я.
- Пульс странный, но прощупывается! Может, прибор неисправен? - Елена Сергеевна была в растерянности, но виду не подавала. Она снова принялась за дело и несколько минут прослушивала женщину стетоскопом. Видимо, не веря своим ушам, особенно долго слушала сердцебиение. Потом устало опустилась на стул:
- Так, давайте теперь все успокоимся и подумаем. Мы впервые столкнулись с подобной аномалией - человек живёт с двумя сердцами в груди, это необычно, но в принципе, возможно. Приборы тоже ломаются - это их основное свойство. Поэтому - не будем совершать поспешных действий, подождём анализа крови.
Все с этим согласились, оставили Ольгу наблюдать за женщиной, Елена Сергеевна пошла в лабораторию - поторопить с анализом крови. Я же прихватил первую - каббалистическую - кардиограмму и пошёл к себе. Как мне смутно показалось, она всё же была не так хаотична, как выглядела на первый взгляд. Я набрал воды в стакан и включил в розетку кипятильник, подождал, пока вода в стакане закипит, насыпал себе пару ложек прекрасного советского кофе - напитка «Ячменный», бросил три куска сахару. Пил не торопясь, пытаясь привести свои чувства и мысли в порядок. В голове прокручивалась снова и снова странная цепочка событий. Значит, так: эта женщина - наша пациентка - вызвала из небытия призрак другой женщины - Лидии. Продолжим называть её тем именем, которым её обозначил погоревший «товарищ». Если на мгновение решить, что то, о чём мне поведал Грибов, в действительности имело место, значит, Лидия вернулась не просто так, а скорее всего отомстить за что-то, и не кому-нибудь, а именно товарищу второму секретарю и его супруге. Ведь больше пока от неё никто не пострадал! Даже Грибов остался цел. Значит, сгоревший с супругой её ещё раньше, при жизни, знал, и чем-то ей крупно не угодил. Грибов говорил ещё, что для вызова духов нужен человек-проводник… Вот и ответ! Наша дама-медиум и стала проводником! Более того, она до сих пор им является! Поэтому мы и слышим два сердца! Тут я вспомнил свою недавнюю мысль - её организм работает за двоих! Лидия по-прежнему здесь и не собирается пока возвращаться к себе в царство мёртвых! Я допил свой «кофе» и невесело посмеялся над своими рассуждениями, после чего развернул лист кардиограммы. Пришлось использовать пустой стакан, как груз - я придавил им закручивающийся край бумаги. Мысль о том, что линия, лежащая передо мной, отражает сердечную деятельность, отринул сразу. Я взял карандаш и стал отмечать точками наиболее закрашенные самописцем области. Это заняло довольно много времени, после чего я последовательно соединил эти точки непрерывной линией. Это было похоже… на какой-то курсив. Карандаш выпал у меня из пальцев!
Надпись, полученная мной, гласила: «И если кто захочет их обидеть, то огонь выйдет из уст их и пожрёт врагов их; если кто захочет их обидеть, тому надлежит быть убиту». В то время Библия была у нас в стране как бы не в почёте, только уже много лет спустя я случайно наткнулся на эту фразу и узнал, что это были строки из откровения Святого Иоанна Богослова, иначе - из книги Апокалипсиса.
Тогда же, сидя в своей каморке, я понял только одно - все мы являемся жертвами какой-то грандиозной мистификации. Кто-то сначала одурачил всех в компании Грибова и теперь продолжает успешно дурачить нас, между делом убивая людей. Ну не верю я, чтобы такой прозаичный прибор, как кардиограф, мог стать подвластным потусторонним силам! Я вернулся в операционную и стал с интересом ждать результатов анализа крови. Оля всё ещё находилась на своём посту при пациентке, я подошёл к столу и приподнял у лежащей в забытьи веки - глазные яблоки вовсе никуда не закатились - глаза её смотрели прямо на меня - серьёзно и вполне осмысленно. Я присел рядом на табурет, снова утвердившись во мнении, что эта дама нас, каким-то образом, разыгрывает.
Вернулась какая-то поскучневшая Елена Сергеевна, протянула мне бумажку с анализом:
- Смотрите сами, доктор, - устало промолвила она. - Что ж, это был просто чудесный документ, замечательный и прекрасный анализ крови … мёртвого человека! Да-с, люди с такими параметрами не живут! Взял я снова женщину за запястье - прекрасный
пульс двух слаженно работающих сердец! Как звук колёс по бетонке - тум-дум - тук-тук, тум-дум - тук-тук.
- А не пойти ли нам всем немного поспать? - у меня снова прорезался голос. - Утро вечера мудренее! Да и мне что-то подсказывает, что с нашей пациенткой в ближайшее время ничего не произойдёт. Так что, вы идите, отдохните, а я тут рядом, на табуреточке подремлю, и если что - я вас позову.
Похоже, что Елена Сергеевна ничего не имела против того, чтобы пойти поспать, Оле с Аннушкой такая роскошь не грозила - у медсестёр в больнице всегда работы хватает - даже ночью. Через минуту, оставшись один в помещении, я выключил всё освещение - следуя заветам Грибова, создал потёмки. Лишь через закрашенную белой краской стеклянную дверь из коридора проникали слабые лучи света, больше похожие на белый туман. Благовоний у меня не было, а разбрызгивать нашатырь вместо магического средства я не решился. Оставалось надеяться на авось - что всё сработает и так. Я подвинул свой табурет в самый тёмный угол - оттуда лучше всего было видно лежащую на столе женщину. Потом уселся поудобнее и тихонько, почти шёпотом, позвал:
- Лидия!
По телу лежащей женщины прошла судорога. Как будто в ней происходила какая-то внутренняя борьба. Я повторил уже громче:
- Лидия! Я получил и прочитал ваше послание! - тело на столе зашевелилось и вдруг резко село - не могу сказать, что в этот момент мурашки не побежали у меня по коже! Голова её медленно повернулась в мою сторону, меня обдало жаром, и я услышал звук… Это не был голос человека - видимо, так кричат грешники в аду. Это были слова, продавленные сквозь страшный стон, словно сквозь бетонную стену. Причём, я точно видел - губы женщины не двигались!
- Не - мешай - мне - закончить - начатое! Ты - видел: «огонь - выйдет - из - уст - их - и - пожрёт - врагов - их»!
- Лидия, за что вы мстите и кому? Я не могу позволить вам продолжать живьём сжигать людей!
Лучше бы мне этого не говорить! Белая тень мгновенно отделилась от стола и метнулась ко мне, белые руки покойницы потянулись вверх, рот медленно приоткрылся - внутри её бушевал адский огонь! Я вцепился руками в табурет, сам ни жив, ни мёртв! Её рот открывался всё шире, он уже терял естественную форму, когда из него показались первые обжигающие языки пламени, как щупальца. Запахло палёным - это тлели брови и ресницы на моём лице. Я отпрянул и почувствовал, как что-то застучало у меня в кармане халата - немеющей рукой я достал то, что раньше забрал из руки женщины на столе - это было маленький амулет на верёвочке в виде красного пластмассового сердечка, и оно билось у меня в руках, совсем как настоящее! Не сознавая, что делаю, я выставил этот амулет перед собой, защищаясь им от огня, словно щитом. Все демоны ада заорали разом передо мной! Лидия стала отступать в сторону лежащего на столе тела.
- Нет! - закричал я! Больше тебе не удастся там спрятаться! - Я схватил один из хирургических скальпелей, лежащих возле автоклава в металлической коробке, и занёс его над амулетом! С рёвом пламя вырвалось изо рта покойницы - столб огня здорово опалил мне лицо и руки, верёвка на амулете как-то сразу и быстро загорелась. Мне здорово ожгло пальцы, и я выронил его - он выпал и покатился куда-то под стол. Я нырнул за ним - и вовремя - огромный сноп огня пронёсся над моей головой и ударил в противоположную стену - там что-то со звоном разбилось и осколки дождём посыпались на пол. Судя по всему, в помещении уже что-то вовсю горело - воздух становился удушливым.
Левой рукой я нащупал на полу опалённый конец верёвочки - пластмассовое сердечко колотилось, как бешеное и подпрыгивало на полу, стараясь убежать от меня! Я попытался достать его скальпелем - в это время что-то с силой ударило в стол надо мной, меня подбросило, и я здорово полоснул скальпелем себе по руке. Хлынула кровь, надо мной зазвучал победный рёв - белая рука тянулась вниз и уже почти подобрала с пола прыгающий в её сторону амулет! В последнем - отчаянном прыжке, истекая кровью и рыча, как раненый зверь, я ринулся вперёд и умудрился воткнуть скальпель в пластмассовое сердце прямо сквозь белую руку, уже сжимавшую его. Лидия закричала страшно - на этот раз уже вполне человеческим голосом:
- Нет, этого не может быть! Так не должно было быть! Зачем?! Я ещё не успела… - последние слова потонули в громком шипении - будто костёр заливали водой. Лидии больше не было - лишь на полу валялось маленькое пластмассовое сердечко, разрубленное пополам. Только теперь его половинки были совсем белые, почти прозрачные - будто кровь, бывшая в нём когда-то, вытекла и истлела.
Я включил свет и поспешно перевязал себе руку - порез был довольно глубокий и кровь по-прежнему текла очень сильно. Потом я снова взглянул на женщину на столе - её глаза были широко открыты, и, собираясь в уголках глаз, по её щекам медленно стекали слёзы…

**********
Николай закончил свой рассказ, и ещё долго я сидел молча, потрясённый тем, что услышал. Просто сидел и смотрел, как, догорая, потрескивают в камине дрова, и летящие оранжевые искры скрываются в трубе дымохода. И я думал - почему такие странные, совершенно небывалые вещи, Николай рассказывает просто, без всякого сомнения, даже обыденно? Совершенно не пытается заставить меня поверить в истинность своего рассказа? Может, всё произошедшее уже давно перегорело у него в душе и не вызывает никаких эмоций? Нет, скорее всего, Николай рассказал мне эту историю совсем не для этого. Он как будто пытался в ней заново всё переосмыслить, так иногда бьёшься долго и мучительно над какой-то проблемой, но стоит её только разложить по полочкам - проблема исчезает сама собой. Значит, не отпускает его эта история, не даёт спокойно себя забыть.
Видимо, было в ней что-то такое, что даже через много лет не даёт забыть доктору Сергееву те совершенно невероятные события. Что же это может быть? Какая-то вина? Или стыд за неправедный поступок? Неожиданно он снова заговорил:
- Знаю, что всё равно потом спросишь - не ты, так читатели твои... В то время расспросами донимать таких людей, как Грибов, было непросто и небезопасно. В любую минуту этот добродушный (с виду!) медведь, мог превратиться в опасного и безжалостного зверя. Но он в тот раз не зря про себя говорил, что Грибов добро помнит. Видимо, тогда он был мне действительно очень благодарен за то, что с моей помощью быстро удалось замять ту историю…
Как-то осенним вечером, было это, кажется, в пятницу, заявился он прямо ко мне домой в мою холостяцкую малометражную квартиру. Это произошло уже через несколько лет после его выхода на пенсию, к тому моменту ретивую охрану у него забрали, но при нём всё ж осталась персональная машина, старые связи, поездки по особнякам и дачам больших начальников и, разумеется, доступ к спецраспределителям. Ходили слухи, что, выйдя на пенсию, он всё равно оставался инструктором по какой-то секретной партийной работе. И вот, закатился он ко мне с тремя бутылками «Смирновской» водки, палкой колбасы твёрдого копчения и ещё какими-то импортными закусками в трёх больших пакетах. Выпили мы с ним водочки, закусили, я уж, было, грешным делом стал думать, что ему опять от меня какая-то помощь понадобилась. Но тут он неожиданно сам ту историю вспомнил:
- А помнишь, Коль, как мы с тобой по моей хате привидения гоняли? А ты потом в своей операционной на карачках под столом обретался - от огня прятался?
- Как не помнить, у меня на руке до сих пор шрам остался.
- Тебе ведь тогда потом под каким соусом эту историю преподали?
- Что какая-то колба с неким веществом в операционной разбилась - будто какое-то там экспериментальное лекарство к нам в больницу завозили, да в кладовой на полках задвинули куда-то, и забыли. А оно - лекарство это - по истечении срока годности в газ - галлюциноген превращается. Колба та, вероятно, случайно в операционной разбилась, и мы все тогда того газа нанюхались. Правда, после этого ни кардиограммы, ни анализа крови - ничего не нашли. Женщина та очнулась - ничего не помнит! Мы её через пару дней выписали - у неё здоровье оказалось, как у доброй лошади, и кардиограмма прекрасная, даже сахар в крови - и тот в норме!
- Это всё так, всё верно. - По довольному лицу Александра Терентьича было видно, что большую часть этой лабуды он сам и придумал. - Но я потом негласно справочки навёл…Одному тебе рассказываю - цени! У Васьки - юбиляра того, помнишь? Первую жену так звали - Лидия. Где он её нашёл и где познакомился - выяснить так и не удалось даже мне. Только свидетельствуют, что любила она его жутко, просто жизни без него не мыслила. Глядела на него - будто дышала, да надышаться не могла! А он, как на ней подженился, так сразу вверх по карьере круто пошёл - будто ему дорогу кто-то расчищал. То его начальник напьётся, да в бане угорит - не насмерть, правда, но в больницу попал в сильном подпитии, вопрос о пьянстве официально ставился, глядишь - место и
освободилось. То злопыхатель какой, или кляузник - в постели покурит - к утру от дома одни головешки остаются. От злопыхателя - одни угольки неопознанные. Раньше, правда, этому значения никто не придавал, да и дома тогда чаще горели - печное отопление, да керосиновые примуса - сам знаешь.
Но как-то раз на Ваську в командировке страсть негаданно напала - он уже директором завода тогда был - важный, сам заматерел, забурел, да зазнаваться начал. Это он с производства уж потом по партийной линии пошёл, а до этого всё боле по профсоюзной выдвигался. Так вот - влюбился он в одну дамочку - дочку военного, женщину жгучей красоты и неимоверной страсти, та ему вроде, взаимностью ответила. Стал тогда Василий частенько по командировкам разъезжать, с новой зазнобой времени больше, чем дома с женой проводить. И как уж там у них дело вышло - не знаю, да только решили они с новой подругой расписаться и жить в законном браке. Партия разводы не одобряет - за это, может, с должности и не снимут, но карьере это дело точно повредило бы. А для Васьки карьера всегда особое значение имела. Сильной помехой на пути этой парочки законная жена встала. И надо сказать, что, скорее всего, Васька вполне догадывался, кто да как его карьерному росту помогал, потому, как боялся свою жену законную так, что аж поджилки тряслись, как только подумает, что надо у ней развода просить. И придумали тогда эти затейники хитрую штуку - скорее всего, это его новая любовь - Анастасия - придумала. А Лидия-то всё от мужа ни на шаг не отходила в те редкие минуты, что он с ней был, прям, пылинки сдувала. Да только сама всё грустней день ото дня становилась, будто и вправду, сохла. На её печальном фоне Настасья, как раз, очень выгодно смотрелась - здоровая, кровь с молоком, глаза чернющие, брови вразлёт! И решился тогда муженёк…
Пригласил Васька тогда свою жену Лидию на праздник на завод - новый цех и домну они пускали. Та, конечно, обрадовалась, что муженёк внимание проявил, всё принаряжалась да готовилась, платье светлое - новое надела. И не знаю, как уж они там всё подстроили, только на заводе авария тогда случилась - и в аккурат цистерна с горючим порвалась в том месте, где та горемычная Лидия стояла. Неведомо, откуда искра взялась, да только вспыхнуло на ней платье свечкой, закричала она: Вася, спаси, помоги!
Да только Васятка её не больно-то поспешил к ней с помощью, хотя на том заводе огнетушители повсеместно натыканы. Стоял он - будто к месту прирос, как оцепенелый, только бормотал про себя что-то. Пока снизу люди добежали, пока на Лидию брезент накинули - спасти её уже было нельзя, некого было спасать-то. Васька тогда в больницу с нервным расстройством попал, за аварию главного инженера под суд отдали. И ещё люди говорили, что на место, где Лидию схоронили, после похорон кто-то принёс, да на могилку положил маленькое сердечко на верёвочке - как амулет, что на шее носят. Наверное, в цехе люди нашли в том месте, где авария случилась, да на кладбище принесли. Васька потом положенное время погрустил, да на новой женился. Всё по закону… И карьере не во вред! И вот что я тебе, Коля, скажу - что хочешь, братец ты мой, думай, но нет такого газу, чтоб и у меня дома человека одного из многих зажечь ясным пламенем, потом жену его - на улице, возле парадной их дома. - Грибов немного помолчал. Потом тихо, с жалостью в голосе, сказал:
- Давай, Коля, за упокой души невинно убиенной Лидии выпьем. Не знаю, что здесь правда, а что ложь. Сам я человек грубый, всю жизнь вот этим самым лбом себе дорогу пробивал, да и не приучены мы были к тонкостям да сантиментам разным. Но вот только верю я до глубины души, что если есть на свете любовь настоящая, та любовь - что один раз, да на всю жизнь, то способна она творить чудеса не только великие, но и страшные! И пусть это будет неподвластно разумению только того, кто никогда не любил! - Так Грибов закончил свой неожиданно красивый и возвышенный тост, мы сдвинули рюмки и выпили в полной тишине за ту, которую именно такая всепоглощающая любовь толкнула на дела столь невиданные и неподвластные человеческому разуму, что даже сама смерть не смогла её остановить. Да простит Господь её прегрешения и упокоит метущуюся душу её…
Зима, 2002-2003 г
г. Санкт-Петербург

[Илья]

Поздние Ваши вещи не читал. А вот этот рассказ до конца не осилил. Вступление неплохое. Дальше вроде готовишься к какому-нибудь интересному случаю в больнице, но нет, оказывается все это прелюдия. Вот думаешь, сейчас про сожженую женщину почитаю, и опять нет - выпадающий эпизод. Слишком, на мой взгляд, много всяких подробностей, не имеющих отношения к основной линии. Вот про жопу медика поговорили, посмеялись. Это при том, что Грибов такой сникший был, что в росте уменьшился. Дойдя до рассказа сильно расстроенного Грибова о том, как он гонял цыган и поил фокусника я сломался. Ну не будет чиновник в таких подробностях врачу все объяснять. Понятно, что и Вам все это рассказывает Ваш друг, но все же. Складывается впечатление, что писалось о чем думалось. А думалось о многом.
Впрочем я здесь новичок.

[James V. Shturman]

Жаль, что многа букофф ниасилил! ))

[просто мария]

Очень затянуто и как-то... нет единства. Настраиваешься, исходя из начала, на один жанр - а получаешь вдруг другой - да еще с массой отступлений.
Помните, что говорил Бабель? "Рассказ можно считать законченным, когда из него больше ничего нельзя вычеркнуть."
А Дик Френсис: "Абзацы и юбки должны быть короткими."
Сразу видно, что со временм Ваше мастерство выросло.

[Искатель]

Лично мне резанула глаза следующая фраза:

Это были спокойные неторопливые времена, когда мы все тихо плавали на поверхности большого и ароматного болота уравниловки в зарплате и плановой экономики, а над нами реяло красное знамя родной и любимой партии Ленина.

Вы меня, конечно, извините, но за этими словами чувствуется человек, который предпочёл бы скорее видеть у власти Гитлера с власовцами, чем таких-разэтаких большевиков. И к дальнейшему ходу повестования сия многословность имеет крайне малое отношение.

[James V. Shturman]

Вы меня, конечно, извините, но за этими словами чувствуется человек, который предпочёл бы скорее видеть у власти Гитлера с власовцами, чем таких-разэтаких большевиков.

?????? Какая связь с моей фразой? И ещё - хорошо ли Вы знаете историю генерала Власова, чтобы ставить его на одну планку с Гитлером? А если слышали про него что-то - это из заслуживающих уважения источников?

просто мария Не могли бы поподробнее написать - что затянуто? Вроде как повествование идёт без отступлений - непрерывный action! Вступление - ну уж простите, оно шло как шапка к серии дальнейших рассказов, вот я его и оставил... И почему настраиваешься на один жанр, а получаешь другой? Не спорю - рассказ не идеален. Но, извините, не понял - о чём замечания! ))

[James V. Shturman]

Если честно, я был бы более признателен за конструктивную критику - то бишь, конкретную, которая помогла бы мне сделать этот рассказа более читабельным. А то если так дальше будет продолжаться, меня и к жириновцам, и к лимоновцам, и к сосущим вместе прицепят!

[просто мария]

Хорошо, оставим вступление (хотя, на мой взгляд. оно слегка тоже затянуто - но, может, в сочетании с циклом рассказов будет и хорошо смотреться)
Я попытаюсь объяснить, что мне не понравилось - но, понимаете, это все на ощущениях, даже трудно конкретную фразу выделить - так что не обессудьте, если что-то непонятно напишу.
В конечном счете жанр этого рассказа - мистика. И центральный эпизод рассказа - сцена в реанимации - должна вызывать ужас, ощущение какой-то жуткой фантасмагории. И к ней человека надо подводить каким-то постепенно, по капельке, словно бы непроизвольно нагнетаемым напряжением.
Причем рассказчик (врач) уже знает, о чем пойдет речь, и сейчас это вспоминает - и ему наверняка снова становится жутковато, как бы спокойно и обыденно он не говорил. События десятилетней давности, и страшные, жуткие , врезавшиеся в память - но неужели ему так же врежутся в память и пьяница с продомленным черепом и сырком Дружба"? Подробные объяснения с Петровичем относительно доставленного тела. полушутливые выражения - и это рассказывает человек, которому страшновато вспоминать? И о том, что сгоревший человек еще шевелился, во всей этой болтовне как-то теряется, проскакивает незаметно, вместо того, чтобы стать "первым звоночком" в нагнетающемся постепенно ужасе.
И так далее - очень много лишних, порой забавных - но не нужных подробностей.

[АндрейКо]

Короче - скучнотища, да ещё некрофилией отдаёт - всё трупы, трупы сожжённые...

[Эвелин]

Очень понравился ваш рассказ. Прочитала на одном дыхании.

Не понравилось: длинное описание дороги на секретный объект.
Сцена в больнице как будто повторяет уже описанный спиритический сеанс, ждешь чего-то более страшного, а напряжение не возрастает.
Попробую описать то, что думал ваш герой, как я это понимаю:
Когда Грибов рассказывал про спиритический сеанс - это всего лишь слова. Врач воспринимает их с некоторой долей скептицизма, хоть и понимает, что тот не врет, но все же - не каждый же день призраки летают. Грибов может быть пьян, под наркотическим кайфом, болен шизофренией. Единственное РЕАЛЬНОЕ доказательство - обгорелый труп женщины. Дальше он осматривает женщину и видит еще нечто из ряда вон выходящее. Уже сам. Но все же, снова пытается найти этому реальное объяснение. Дальше сцена в больнице, где врач впервые ВИДИТ призрака. Должен быть мистический ужас. Человек, не увлекающийся магией, не знает, как вести себя в такой ситуации. А он у вас ведет себя так, как будто всю жизнь был охотником за привидениями.

Я не могу позволить вам продолжать живьём сжигать людей!

А как он может не позволить? Он же не супермен, чтобы вступать в такое единоборство. Ваш герой с водителем любезный, а призрак пострашнее.

Конец непонятный. Кто дорогу расчищал? Лидия? Она и при жизни была ведьмой?

[James V. Shturman]

Эвелин - большое спасибо! Непременно обдумаю Ваши слова и попробую что-нить исправить. А дорогу, разумеется, Лидия расчищала - видимо, я не совсем конкретно на это указал в рассказе. Думал, что догадаются!

[Гойаклы]

поинтересовались, не проношу ли я что-либо запрещённое внутри собственного организма и, не поверив моим заверениям, тщательно, с изрядным прилежанием всё исследовали...

После описанного переполоха с пожаром, смертью и общим шоком охрана проводит ректальное исследование доктора (причём "своего", проверенного и, как ясно из текста, пользовавшегося доверием). Интересно - фокусник, медиум и цыганский табор тоже удостоились подобной чести? Наверно, чтобы точно воссоздать ситуацию, надо влезть в шкуру каждого действующего лица - может тогда можно более верно передать атмосферу?
Как у медика, есть замечания по мед. части, но это не важно, читатель не заметит... В целом понравилось. Успехов.

[James V. Shturman]

Ой ой ой!!! Ув. товарищ Го! Не уходите! Хотя бы пару основных замечаний по медчасти, плиз!!! Буду чертовски признателен, ибо это не самая сильная моя область знаний - хотел бы это исправить!!!
Цыгане и фокусник под присмотром охраны находились, а доктор (который не совсем свой) должен был пройти вовнутрь и остаться наедине с "хозяином". Да цыгане типа Сличенко у партаппаратчиков всегда были свои.

[Аэлита]

Тот рассказ, что был напечатан первым, получился более динамичным. Здесь всё время ждёшь чего-то: вот-вот, сейчас, отсюда начнётся что-то... и - оказываешься, в общем-то, перед ничем.
Все "фигуранты" выписаны очень образно, кроме, разве что, Лидии, а она, как я понимаю, главное д.л. в рассказе. Рассказ не спас даже очень неплохой стиль написания.

[dmalkuzm]

То-же недочитал до конца, несмотря на стиль.
Согласен с предыдущими ораторами !

Переход от ужасного к смешному и наоборот - должен быть мастерским !
Пример - фильмы Тарантино.

У Вас - не читается.
После ернического вступления - ожидалось, что в курильницу для сеанса, по ошибке гашиша сыпанули.
А дальше, просто кадавр, а не рассказ.
Несостыкованные сляпанные куски.

Главное можете !!!, а вместо этого ...

[Эвелин]

Я особых медицинских ляпов не заметила, кроме, разве что электрокардиографа - они часто шалят.

[Аэлита]

dmalkuzm, не поняла вашего сленга

[Аэлита]

James V. Shturman,куда вы пропали? Творческий застой?

[dmalkuzm]

Пост - поправил.

[Гойаклы]

James V. Shturman, только по Вашей просьбе - немного о медицине (хотя, как я уже говорил, это всё совсем не важно).
1.При функционировании двух сердец в одном теле мы при регистрации ЭКГ должны бы получить картину парасистолии, то есть - два автономно работающих источника эл. импульсов создадут на термоленте нерегулярные альтернирующие (то есть разные по форме) комплексы, а не то, что Вы описАли. Прямая линия, т. е. асистолия - свидетельство остановки сердца (или двух), и при наличии пульса регистрироваться не может, если, конечно, кардиограф рабочий. Кстати, кардиограф устроен так, что никакие контакты и штырьки в него вставлять не надо, только один штекер плюс питание.
2. При коме падение температуры и давления совсем необязательно - просто комы бывают разные, и любой реаниматолог должен знать их все.
3. Невропатолог обычно начинает осмотр с оценки степени сознания, далее (при отсутствии вербального контакта) - зрачки (анизокория - ЧМТ - гематома?). менингознаки, сухожильные рефлексы, энцефалограмма, люмбальная пункция. Это примерный расклад. У Вас же она занимается не совсем своим делом.
Успехов.