Глава из фантастического романа.

[Mayor]

Прочитал все кошмарные отзывы (сегодня натолкнулся ещё и на крики бывалых посетителей форума потерявших терпение и заявивших о своём уходе), долго думал, стоит выставлять своё творчество на форум, ибо критики боюсь, но понимаю – без неё никуда не деться – хорошо писать, не получиться. Решил выставить отрывок из пролога своей работы, которую никак не могу закончить – отрывок назвали занудным, и я засомневался: а стоит ли выставлять продолжение, хоть и до того вежливо попросили?…
С продолжением пока решил повременить… Взял себя в руки и вот разместил всю шестую главу из другого романа… Выдержу любую критику, если вообще, кто-нибудь решит потратить своё время на разбор сего ещё «зелёного» труда. Фрагмент его (точнее, самое начало) я уже однажды, кажется, в феврале размещал на форуме (назывался он «Послание») – но потом, когда критиковать перестали – зачем-то стёр его…
Словом, вот отрывок…


6.

Ещё в вертолёте с Грэем связались люди из Маунт-Палм. Он выслушивал их в течение трёх минут, после чего бросил на меня загадочный взгляд полный неясных эмоций и скомандовал что-то пилоту. Вообще сложно было разгадать состояние Лоэнгрина Грэя – его лицо ничего не выражало, только в глазах что-то искрило сквозь завесу железной непроницаемости, но что именно никак невозможно разобраться.
Искрило?! А не искрило ли и в самом деле?!
Ясно только одно, – эксперты из НАСА сообщили весьма необычную информацию – вероятность того, что полученный сигнал имеет внеземное происхождение и принадлежит другой цивилизации, чрезвычайно высока, но…
Да, было не мало – «но»… И о них мне ещё предстояло узнать не где-нибудь, а в самом Вашингтоне через несколько суток после обнаружения сигнала, а в Финиксе состоялся интересный разговор...
В Финиксе при закрытых дверях со мной беседовал Грэй, в унылом кабинете какого-то заместителя начальника криминального отдела ФБР округа Ороно. Беседовал, что называется тет-а-тет. Из этой беседы я сделал для себя немаловажное открытие, ставшее первым маленьким шагом на пути к познанию загадки Лоэнгрина Грэя. Он, кажется, заимел личный интерес к открытию Уильяма, и стремился выведать как можно больше сведений о происхождении сигнала, хотя и старательно пытался утаить это от меня – для чего, с какой целью? – до выяснения сей тайны, надо было ещё дожить...
Я вначале воспринял поток вопросов, которыми он осыпал меня как нечто само собой разумеющееся, как форму обычного допроса, но когда он в очередной раз попросил рассказать ему о том, «что там ещё происходило со змеями» мне пришлось немедленно замолчать на полуслове:
- Чего вы умолкли, мистер Харлоу? – спросил Грэй, пристально вглядываясь в меня. Тут я заметил, что он закинул руку за шею и нервно потирает её запястьем – то, была первая, и странная, истинно человеческая эмоция после коей я уже, по крайней мере, признал в Грэе живого человека, а до того ловил себя на неутешительной мысли, что он может оказаться каким-нибудь киборгом…
- Зачем вы ведёте такой подробный допрос? – спросил я, - По-моему, вы должны были провести беседу исключительно – о юридических последствиях, которые последуют за тем, если я вздумаю, выйдя отсюда сразу бежать в редакцию какой-нибудь газеты и выложить им все факты подчистую об этом Послании…
Грэй начал говорить не сразу. Он смерил широкими шагами серый кабинет и обернулся ко мне с нарочито ироничной улыбкой. Улыбка ироничная, но за ней скрывается отнюдь ни ирония, а нечто другое – глаза являются выразителями эмоций буйствующих в сознании человека, но глаза Грэя настолько необычны (и даже отталкивающе необычны, – почему бы ему ни поставить себе одноцветные линзы?), что в них невозможно что-либо прочесть.
- Неужели вам, мистер Харлоу, невдомёк – мне нет дела до всего сказанного вами, - ровным голосом произнёс он, выдержал паузу, потёр подбородок правой рукой, странно ухмыльнулся и продолжал, на этот раз, не поднимая на меня глаз, а, вглядываясь в белый пол (вот он существенный прокол в его действиях – он не смотрел на меня, ибо боялся, что я облеку его во лжи – ведь ему есть дело до всего сказанного мной!): – Я не выведываю у вас информацию, дабы использовать её потом в своих целях. Я всего лишь использую в разговоре с вами элементарный психологический подход. Я пытаюсь выяснить – по интонации вашего голоса, по манере рассказа – степень вашей впечатлительности; составить характеристику вашего психического состояния, чтобы определить: способны ли вы, скажем так, сдержать слово, не расскажите ли вы первому же встречному, то, о чём только что поведали мне! Я же сказал – мы не можем рисковать, одной вашей подписи, мистер Харлоу, будет недостаточно – нужны убедительные гарантии вашей благонадёжности. Для того я здесь, потому я и пытаю вас… Извиняться за причинённые неудобства никто не собирается – это нам пришлось гоняться за вами на вертолёте по пустыне… По сути против вас даже можно использовать положение о содействии в нарушении обязательных государственных инструкций.
- А чипы?!.. – вдруг воспарял я духом, - С субъективным психологическим подходом, конечно, всё понятно… но электронный чип, который можно беспрепятственно имплантировать под кожу – ведь его наличие и есть самая надёжная гарантия. Как только я брякну что-нибудь не то, мои голосовые центры тут же отключаться на время и я не смогу говорить!? Так зачем же допрашивать меня сейчас столь подробно… и именно вам, что в целом довольно подозрительно, когда допросить можно Уильяма – он лучше знает, - я думал – он выдаст сейчас своё личное ничем необоснованное усердие, не найдёт, что сказать, но даже из этой ситуации агент Грэй вышел сухим из воды…
- Я ведь на самом деле выполняю полагающиеся мне инструкции, хоть вы и думаете, что это не в моей компетенции. Не понимаю, в чём вы подозреваете меня?! – пожал он плечами, - Ведь прежде чем вживить в вас этот чип надо подробно выяснить, что именно вы можете передать третьим лицам, какие сведенья имеют отношение к внеземному Посланию, а какие нет. Вы об этом не подумали, а? Господин астрофизик?.. Наш разговор и сейчас записывается на диктофон специально для этого, - он вытащил из кармана пиджака что-то маленькое, серое оказавшееся диктофоном.
Таким образом, Лоэнгрин Грэй на короткое время заставил меня поверить – мои подозрения беспочвенны, а я сам никто иной, как параноик…
Кстати об этом самом он не преминул мне сию же секунду напомнить, при чём напоминание прозвучало из его уст насмешливо, почти как оскорбление:
- А вы, похоже, человек с ярко выраженным параноидальным синдромом. Это окончательное заключение моей психологической экспертизы. Без чипа вас никак нельзя оставить – расскажите обо всем сначала какому-нибудь таксисту, а потом в свой университет отправитесь, и начнётся…
Я нутром чувствовал – Грэй, понимая, что я подозреваю его в излишнем рвении выпытать у меня все возможные сведенья, дабы использовать их по какому-то неведомому назначению, стремиться отгородить себя от моей не слишком обострённой проницательности. Не по его жестикуляции и манере поведения я стал подозревать – ему (может – ему одному?) нужны эти сведенья, а вопросы, очень много вопросов задаваемых в течение двух долгих часов; иногда одних и тех же; иногда таких, когда мои ответы оказывались подробными, и сложно было запомнить последовательность некоторых действий, и он, фиксируя их на листе бумаги, как будто что-то бубнил себе под нос, удовлетворённо кивая, навели меня на мысль – Грэй занимается самовольством в тайне от своего высшего начальства…
Или чем-то иным, чем обычное самовольство – желание переступить через инструкции. Во всяком случае, до разгадки феномена некоего Лоэнгрина Грэя было ещё далёко…
Меня отправили домой в Нью-Йорк, где я не рассчитывал пробыть дольше двух, максимум трёх дней.
Было ясно, что если за мной в течение этого срока не вернуться, дабы потребовать новых комментариев относительно Послания, то я сам не усижу на месте и свяжусь с Уильямом, несмотря на строгий запрет не предпринимать в течение неопределённого времени никаких попыток сделать это. Я понимал – правительство США наложило первую форму секретности на открытие и сейчас полным ходом должна идти подготовка к очень серьёзным и длительным исследованиям полученного сигнала, в которых должны будут участвовать многие выдающиеся учёные. В тайне от остального мира назревала, кажется, величайшая авантюра в истории человечества закончившаяся впоследствии, как успехами, так и разочарованиями, потрясениями и даже трагедиями, затмившими впоследствии все достигнутые успехи…

В расположившимся на острове Лонг-Айленд ещё во времена английского владычества - Куинсе – обширном пригороде Нью-Йорка сплошь застроенном великолепными коттеджами для среднего класса мне предстояло пробыть действительно недолго – всего два дня. Откровенно говоря, меня уже тянуло на приключения – ночами я не спал, мучаясь всевозможными мыслями предметом коих было, конечно же, внеземное послание, либо в полудрёме иногда ловил себя на том, что неосознанно ощупываю своё тело в надежде найти то место, куда имплантировали микрочип. Я полагал – он должен находиться на спине, но спину я исследовал вдоль и поперек при помощи зеркала. Всё безрезультатно – никаких подозрительных пятен, раздражения или мест укола на которые следовало бы обратить внимание и тут же вооружиться сильным магнитом, я не обнаружил. Другие части тела я также прощупал досконально, только что не под микроскопом, и снова ничего, никаких намёков на инородное тело в организме. По-видимому, микрочип не зря называют микрочипом, размеры его могут не превышать размеров живой клетки, а тогда шансы обнаружения сего высокотехнологичного устройства без специальных приспособлений сводятся к нулю. Мне просто не давала покоя мысль, что меня прослушивают прямо изнутри собственного организма, что шпионское устройство посылает свои сигналы вовне, и поэтому я чувствую себя ущербным человеком, чьи права наглым образом нарушили и в чью жизнь бесцеремонно вторглись, не спросив разрешения!
На второй день за мной пришли… Их я уже видел – два раза эти люди проезжали в своём чёрном «ауди» перед окнами моего дома и как бы невзначай поглядывали на них сквозь тёмные очки. Мне они поначалу показались обычными исполнителями чужой воли. Только вот воля эта оказалась очень неожиданной, хотя в какой-то мере и желанной – появилась возможность вырваться из дома и получить новые сведенья (если их мне сообщат) о намереньях правительства относительно Великого Открытия. Оказалось – меня приказано доставить к директору АНБ – сэру Альфреду Фрайстоуну «для беседы строго конфиденциального характера». Я, сгорая от любопытства не соблюдая никаких мер предосторожности (кто знает, кем на самом деле могли оказаться эти господа) отправился в Вашингтон и почти всю дорогу молчал, как янки-патриот на допросе у японцев, зажатый посреди кресла обоими агентами так плотно, словно какой-нибудь государственный изменник. Любопытство притупляет бдительность, и я с ужасом поднял эту истину из глубин подсознания слишком поздно и… напрасно, когда автомобиль в районе Уилмингтона свернул с главной автострады, на какую-ту незнакомую дорогу шедшую через заброшенные промышленные предприятия. Я вступил с собой в безумный диалог; я пытался тщетно поймать недвусмысленные взгляды агентов, дабы разобраться, собираются ли они прикончить меня; уловить намёки в их поведении адресованные друг другу относительно моей судьбы, которые как они считают, будут замаскированы от зоркого взгляда их подопечного. Я пытался также понять, а являются ли они вообще представителями АНБ, быть может, это – люди, принадлежащие к негосударственной организации имеющей своей целью научный шпионаж, а Грэй (да-да, я подозревал именно его) принадлежит к главарям этой организации. Но существуют ли такие организации вообще? Это был уже вопрос совсем иного толка мало интересующий меня в тот момент, ибо в планы мои тогда входило попытаться любым способом избежать грозящей опасности, которую я сам себе и придумал, поддавшись панике. Основываясь на признаках казавшихся моему второму иррациональному «я» очень явными (неразговорчивость субъектов, моё «среднее», в буквальном смысле, положение между агентами на заднем сидении автомобиля, и тёмные очки – мне показалось, что это какой-то слишком киношный атрибут)…
Зачем лишать человека возможности пошевелиться, если он никакой не арестант? Зачем делать это если только не для того чтобы в случае, когда я догадаюсь о том, куда меня везут, быстро успокоить, если я начну бунтовать?! Моя логика казалась мне безупречной, но критики не выдерживала…
Паника охватила меня с дикой силой, весь рационализм мышления разом куда-то испарился, остался только голый страх, едва сдерживаемый последними остатками здравого смысла. Я ни на секунду уже не сомневался, что зря сел в машину к этим головорезам, они ни те за кого себя выдают, они – либо хотят убить меня, либо похитить, но я твёрдо решил не допустить ни первого, ни второго…
- Нельзя ли на минуту остановить машину, - смело произнёс я, собравшись с духом и без малейших признаков паники, - Извините… мне бы хотелось сходить… (я выдержал неловкую паузу) в туалет…
Один из них коротко взглянул на меня и быстро сказал водителю:
- Остановись, Дэйв. Мистер Харлоу хочет выйти, - слова были произнесены совершенно спокойно, но иррациональное «я» нашло в них отчего-то ноты злого, напускного сарказма, присущие обычно членам мафиозных группировок, словом для меня это была последняя капля...
Они выпустили меня из салона, и тут произошёл момент, который я обязательно обнаружил бы, если б страх, охвативший меня, не был бы столь сильным – обнаружились явные пробелы в логике, но я не обратил на них внимания…
Господа даже не взглянули друг на друга поверх тёмных очков, дабы дать понять, что я что-то замышляю, и за мной следует проследить. И они не отправили сопровождение, а я и не заметил этого, я ослеп от собственного страха бывшего причиной невежества. Они выпустили меня из машины, а могли и не выпускать, они не обменялись многозначительными взглядами и не схватились за кобуру, не сказали что-нибудь вроде – «нельзя выходить, мистер Харлоу, мочитесь в штаны», они не двинули мне по морде, в конце концов, дабы успокоить – а ведь должны были сделать хоть что-нибудь из перечисленного, чтобы подтвердить свои скверные намеренья. Они стали курить, повернувшись ко мне спиной…
Как же я ошибался по поводу них!
Район Уилмингтона был полон заброшенных заводов построенных ещё в девятнадцатом веке. Кто хоть когда-то бывал там – знает, о чём я говорю. Повсюду серели заросшие деревьями полуразрушенные закопчённые кирпичные цеха бывших фабрик, тянулись каменные заборы переходящие кое-где в ржавые металлические сетки, чугунные рельсы почернели от времени, шпалы сгнили, невысокие трубы указывали в синие небеса…
Машина остановилась рядом с заброшенной угольной шахтой окружённой поросшими травой кучами присыпанного землёй угля. Я, не оглядываясь, зашёл за ближайшую из этих куч, якобы для того, чтобы сделать своё незамысловатое дело и вернуться обратно. Но на самом деле я уже изготовился бежать к ближайшему краснокирпичному строению со сводчатыми давно разбитыми окнами, чтобы скрыться от людей, которые как мне казалось, намериваются уничтожить меня или захватить…
Я побежал как раз в тот момент, когда моё отсутствие уже вызвало у них беспокойство, и один из этих людей сняв очки, направился в сторону угольной кучи, за которую пять минут, назад зашёл я. Он увидел меня бегущего по засыпанной камнями дороге, вдоль железнодорожных рельс заставленных ржавыми вагонетками в направлении здания депо. Там, я рассчитывал скрыться…
- Стоять! – заорал он, - Мистер Харлоу!? Остановитесь – немедленно!!!
Его услышали другие, и один раз оглянувшись назад, я с ужасом увидел, что меня преследуют четыре человека на бегу перезаряжающие своё оружие. Зачем они перезаряжали его?! Теперь я готовился услышать звуки выстрелов и ощутить колебания воздуха производимые свистящими у головы шальными пулями…
Внутри пространство заброшенного депо оказалось слишком пустым – там нельзя было спрятаться от них, сквозь дырявую крышу пробивался солнечный свет и в темнеющей пустоте, летали какие-то птицы. Я чувствовал прилив сил, видимо потому что хотел жить и слышать Послание ещё много раз, поэтому я, остановившись на мгновение, судорожно искал лазейку – место, где можно скрыться и пересидеть. Я верил, что такое место должно быть, и оно обнаружилось…
Ржавая лестница в углу рядом со снятыми с рельсов вагонами, громоздящимися вплотную друг другу у чёрной стены. Лестницу приставили к одной из массивных горизонтальных балок удерживающих основание обветшавшей за долгие годы крыши, наверное, более пятидесяти лет назад, когда предприятия Уилмингтона пришли в окончательное запустение. Балка была широкой, и я твёрдо решил, забравшись на неё, как следует, поджавшись, вытянуться во весь рост, и перележать там какое-то время, пока господа не уйдут прочь не найдя меня (если конечно действительно не найдут, ведь лестница приставленная к балке может выдать меня с потрохами – в АНБ дураков не обременённых дедуктивным методом нет)…
В самый последний момент я улёгся в восьми метрах над землёй – высоты я никогда не боялся, хотя ширина пропитанной запахом застарелого мазута балки была чуть более полуметра, но сам я вполне комфортно смог устроиться на ней, когда поочерёдно в помещение депо вбежали агенты АНБ и принялись хищно озираться по сторонам. Пистолётов в их руках я почему-то не заметил… и впервые меня посетили веские сомнения. Впервые я подумал: а почему собственно я решил, что в их планы не входит доставка моего вполне живого тела на приём к Альфреду Фрайстоуну, почему они решили убить меня в этих богом забытых местах? Потому что они свернули на незнакомую дорогу и посадили меня в автомобиле точно посередине, а по правую и по левую руку расселись сами? Разве все эти действия можно считать серьезными основаниями, для того чтобы впасть в панику, в какую впал я? Дорог на востоке США великое множество, а эта может оказаться кратчайшим путём, ведь автострады идут в обход больших городов – огибая их полукольцом, и это увеличивает время поездки. Что же касается моего положения в салоне автомобиля, то оно – предписано по инструкции и применимо по отношению ко всякому, даже не арестанту – но так ли это на самом деле? Хорошо ты этого, точно не знаешь, - пытался сказать я себе. Но они ищут меня с оружием?! Ну, кто знает, может быть, я действительно что-то замыслил, если сбежал от них, а они агенты безопасности – им приказано доставить меня, а я скрылся, но найти беглеца нужно любой ценой, быть может, даже воспользовавшись угрозой применить оружие… А тёмные очки – это вообще не повод впадать в панику, ибо их наличие или отсутствие ни о чём не говорит. Почему нельзя было взвесить все «за» и «против» сидя в машине, а не здесь, чёрт побери?!!!
Все четверо прошли мимо, вглубь здания и почему-то никто не обратил внимания на одиноко стоящую лестницу, по которой можно было бы легко забраться наверх – и обнаружить там вжавшегося в толстую мощную перекладину человека мучимого сомнениями. Люди переговаривались где-то вдали, до меня долетало только эхо их голосов, в котором ничего нельзя было разобрать, но они, кажется, должны возвращаться обратно – впереди я не видел выхода, а тогда уж точно кто-нибудь из них вздумает забраться по лестнице…
И тут вдруг что-то затрещало. От неожиданности я едва не свалился вниз и крепко обхватил руками шершавую поверхность балки по бокам. Господи, учёный-астрофизик, а чем приходиться заниматься! Невероятно! Треск повторился, и моё убежище неожиданно покачнулось…
В кровь впрыснулась такая доза адреналина, что судорогой свело всё тело. Трещала балка! Я увидел, что её правый край, втиснутый в деревянный паз между началом крыши и кирпичной стены вот-вот переломиться. Неужели мой вес оказывает на неё такое давление? Нет не вес, а то, что я, забираясь на балку по лестнице, расшатал её и заодно часть ветхой массивной крыши, которую удерживала одна из нескольких десятков перекладин полторы сотни лет. Теперь я увидел – в этом месте крыша просела и давит всей массой на край балки, наполовину выехавший из своего паза, с большей силой, чем она может выдержать.
Подозрительный треск эхом прокатывающийся под сводами старого депо привлёк внимание агентов, и теперь они возвращались, назад задрав кверху головы и щурясь в надежде найти причину этих странных звуков.
А я уже был готов к смерти. Я понял, что если и смогу спастись, то только если останусь на балке и крепко обхвачу её руками – если я задумаю пошевелиться – это ускорит процесс разрушения и я, и сам не замечу, как окажусь на земле, рухнув с восьмиметровой высоты, а затем навстречу мне устремиться вся многотонная конструкция вместе с крышей…
На моих глазах происходил процесс разрушения. Серая конструкция крыши, испещрённая насквозь разрезами прогнившего шифера, сквозь которые пробивался белый солнечный свет, высвечивающий каждую пылинку в воздухе, стала оседать под тяжестью собственного веса, и распадаться на части, всё больше наваливаясь на трещащую, медленно выпадающую вниз из паза балку, на которой возлежал я.
Кажется, уже посыпались кирпичи. Поднялась цементная пыль, а потом раздался оглушительный грохот и скрежет. Для меня всё смешалось в кучу. Я почувствовал, что лечу вниз вместе со своим убежищем, за которое я рефлекторно вцепился мёртвой хваткой, но летит только правый край балки – мир резко меняет перспективу, и я уже смотрю в землю под углом в девяносто градусов. Удар о неё сотряс меня всего и пространство тут же наполнилось яркими, цветными вспышками… Если бы балка отвалилась полностью, а не только её правая часть (левая половина по-прежнему крепилась под крышей), то я бы не выжил, - то была последняя мысль в клубящемся облаке пыли, потому что в следующее мгновение, меня контуженного сильным ударом о землю чем-то ударило по голове… Теперь я могу сказать точно – это был фрагмент рухнувшей крыши свалившейся мне на затылок и вырубившей сознание на целых полтора часа…

Я пришёл в себя в палате центральной клиники Уилмингтона. Осознание того, что со мной произошло и почему, приходило довольно долго, а каждый фрагмент отрывочных воспоминаний в мельчайших деталях возникавший в гудящей голове заставлял мучительно постанывать. Не далёк я был от мысли, что сошёл с ума, ибо мои действия бывшие проявлением банальной паранойи вызывали у меня стойкое чувство стыда…
- Стонете? – услышал я короткий вопрос заданный почти у самого уха издевательским тоном и вздрогнул от неожиданности. Я обернулся и увидел… ну, конечно, - его – Грэя. Грэй был словно на себя не похож. В его лице произошли какие-то непонятные изменения. Оно было бледным и немного… постаревшим или мне только так казалось?..
Разумеется, я стараюсь воспроизвести свои ощущения возникшие именно в тот момент. Тогда оно показалось мне постаревшим, и я был не совсем уверен, что это так на самом деле. При следующей встрече случившейся месяцем позднее, при ещё более странных обстоятельствах, – лицо Грэя выглядело так, словно его охватил паралич, вот именно с этой второй встречи, я и впервые по-настоящему задумался над вопросом: чем вызваны эти такие разные изменения?
- Вы решили поработать моей совестью, агент Грэй? – не растерявшись, задал я ему встречный вопрос.
Он блеснул своим правым серым глазом и ответил, легко поднявшись со стула, на котором неизвестно, сколько времени просидел до того:
- Нет, предоставьте это дело вашему подсознанию. Я здесь для того, чтобы спеть оду вашей обезьяньей ловкости, мистер Харлоу. Если честно, то меня искренне радует тот факт, что современные учёные имеют такую хорошую спортивную подготовку, - он фальшиво улыбнулся. Похоже, Грэй меня ненавидел. Догадка осенила встряхнувшийся во время недавнего падения мозг тут же, как только я увидел этот оскал, от которого захотелось вскочить и убежать как можно дальше…
- Спасибо за похвалу… Когда будете петь? Можете уже тогда, и сплясать, заодно…
- Что?!.. – на лице Грэя застыла каменная маска недоумения, отчего иллюзия (иллюзия ли?), что он постарел, усилилась. Хотя, наверняка, то было не недоумение, а чистая ненависть, прикрываемая способностью утаивать свои истинные эмоции, которой учили агентов АНБ.
- Вы же сказали, что прибыли в Уилмингтон спеть оду моей обезьяньей ловкости?! – изобразил я непонимание.
- Упражняетесь в красноречии? – бросил он.
- Нет, кажется, это вы первый начали, а я посчитал своим долгом ответить вам, тем же.
Он повернулся ко мне спиной, засунув руки в карманы брюк – высокий и широкоплечий – я видел, что он сжал пальцы в кулак, ибо ткань брюк странно оттопырилась, а потом произнёс извинительным тоном – сначала мне показалось, извинение далось ему с большим трудом, но потом я понял, что он лжёт. Грэй только старательно имитировал искренность, истинные эмоции он скрывал за фальшивыми:
- Простите меня, мистер Харлоу. Я признаться люблю сравнительные метафоры и поэтому не смог удержаться, - он старался говорить учтиво, но сквозь эту учтивость прорывались что-то неприятно ледяное…
Что ему надо было, тогда, от меня? Что он скрывал? Чего добивался? Эти вопросы расцветали в моей больной голове перевязанной эластичным бинтом пышным цветом. На ум напрашивалась странная аналогия. Сейчас мистер Грэй предстал передо мной в новой вражеской ипостаси. Я ощущал его пугающе демоническую ауру…
- Почему вы пытались бежать от наших агентов? – без всяких излишних эмоций – коротко, ясно и твёрдо спросил Грэй.
- Решил, что ваши агенты получили задание ликвидировать меня.
- Что послужило основанием думать так? Вы же не станете опровергать тот факт, что человек которому нечего скрывать никогда не поступит подобным образом… Кстати из-за вас агент Джордан находится сейчас на грани жизни и смерти, на него свалилась ваша ржавая лестница… - это заявление не вызвало у меня сочувствия, сам не знаю почему, хотя Грэй видимо надеялся, что я хоть как-нибудь проявлю себя, когда услышу известие об агенте, который оказался при смерти по моей вине.
- Мне жаль, - совершенно бесцветным голосом сказал я, ожидая увидеть тщательно скрываемые признаки гнева собеседника, например, яростно сжимаемые кулаки, но не увидел, ибо если они и были, то глубоко скрываемые этим человеком внутри себя.
- Вам жаль… Надеюсь, что это действительно так. Ну, так что же, мистер Харлоу? Каковы причины ваших действий?
- Путь избранный ими по дороге в Вашингтон… Эти заброшенные здания… В последнее время я чувствую себя не слишком хорошо в свете последних событий, - старался я говорить как можно более убедительно, тем более что мне действительно нечего было скрывать – страх перед смертью оказался беспричинным; я, в самом деле, не понимал, чего хотел услышать от меня Грэй, какое признание?
- Признаю, - продолжал я, – моё поведение действительно можно трактовать как беспричинную паранойю, возникшую под влиянием охоты на меня сотрудниками вашего агентства – в пустыне, и тем, прежде всего что, внутри моего организма находиться микрочип. Меня читают изнутри как открытую книгу! - здесь я посчитал нужным повысить тон, - Думаете, легко осознавать это обычному человеку, знающему, что за каждым его шагом ведётся слежка? Паранойя гарантирована в этих обстоятельствах. Ведь я учёный, а учёные…
- Можете не договаривать, - грубо перебил он мою речь, - Дальше я могу сказать за вас, повторив всё слово в слово – «…а учёные чрезвычайно эмоционально воспринимают любые открытия и ведут себя в таких случаях неординарно». Верно?
- Придраться не к чему. Вы цитируете меня как Спиноза Цицерона…
Лицо его застыло. Глаза заблестели ненавистью. Откуда эта ненависть – и, по какой причине? Или мне только так казалось, что он ненавидит? Грэй смотрел на меня, не моргая секунд двадцать – его взгляд пронизывал. Если б я умел читать мысли, то его мысли мне бы точно не понравились. Тут я решил в последний раз доказать ему, что ничего не скрываю, кроме своей причастности к открытию самым косвенным образом (ведь открывал не я), и вообще не понимаю, чего он хочет от меня.
- Я не понимаю, агент Грэй, в чём вы пытаетесь уличить меня и что именно желаете выяснить. Вы думаете, я слеп и не вижу, как вы цепляетесь за каждое слово? А ваше поведение...
- Что моё поведение?! – яростно сверкнул он глазами.
-… выдаёт ваше смятение, - спокойно договорил я.
Неожиданно дверь в палату легко и бесшумно отворилась, и на пороге появился какой-то доктор с чёрной папкой прижатой к груди и в одежде небесно-голубого цвета. Он растерянно взглянул на меня, и решительно на Грэя, а потом произнес, обращаясь к нему:
- Пациент только что очнулся, а вы уже донимаете его вопросами… - он вдруг замолк, на смуглом лице доктора Шеридана отразилось непонимание: - И как вы вообще попали сюда, сэр?! Как прошли, если…
Грэй молча продемонстрировал своё пластиковое удостоверение агента и, не оборачиваясь более на меня, вышел за дверь, а доктор Шеридан (тогда я ещё не знал, что его зовут именно так) с изумлённой физиономией долго смотрел на то, как он шёл по длинному коридору…
Доктора Шеридана я заставил объяснить мне, что послужило причиной его безмерного удивления, столь ярко отразившегося на лице. Оказалось, что войти в палату к пациенту, которого в бессознательном состоянии доставили в клинику и ещё не знают, придёт ли он в себя или может наступить кома, нельзя, без специальной пластиковой карты посетителя имеющей индивидуальный, для каждого помещения, электронный код. Необходимо получить разрешение врача, в данном случае доктора Шеридана. Не имея такого разрешения – посетителя не могут препроводить в палату. Метод пластиковых карт, как самый надёжный, пришлось ввести, когда некоторых именитых пациентов находящихся в коматозном состоянии стали, проникая в палату, убивать – заказные киллеры. Процедура эта, в конце концов, получила широкое распространение и теперь в целях безопасности используется по отношению ко всем пациентам…
Грэй никакого разрешения у Шеридана не получал, но мог бы получить по своему должностному положению, в отличие от прочих лиц, которым сюда доступ закрыт на определённое время, поскольку реанимационное отделение (меня разместили в нём, ибо потеря сознания оказалось довольно длительной – более часа, и это вызвало у доктора беспокойство) закрыто для посещения до 19:00. Снаружи у единственного входа сюда, выставлен охранник, который никого не должен пускать внутрь за исключением, конечно, федеральных агентов, агентов безопасности (к коим относится Грэй) и агентов ЦРУ. По определению Грэй имеет право доступа в отделение беспрепятственно в любое время, но Шеридан сообщил мне, что охранник не уведомлял его о приходе агента, хотя и обязан был сделать это по установленным в клинике правилам. Таким образом, отчётливо вырисовывалась странная ситуация. Грэй проник в отделение, неизвестно каким способом, охранник начисто всё отрицал – он никого не пропускал и не посмел бы пропустить, не связавшись предварительно с Шериданом. Камеры наблюдения установленные у входа, как в клинику, так и в само отделение реанимации не зафиксировали человека похожего на Грэя – чего уж никак не могло быть – вход-то один. Датчики несанкционированного проникновения в мою палату не сработали. Оставался только один возможный способ – через окно, но и он небезупречен – этаж седьмой, здание – двенадцатиэтажное, окна – наглухо запечатаны, следов проникновения внутрь – нет. Грэй словно возник из воздуха, и я почувствовал, как при осознании сей мысли меня начинает охватывать тихий ужас. Я вспомнил последний разговор с ним, его поведение, его вопросы. О чём он спрашивал меня? Каковы были его цели? Зачем для этого надо было проникать в окно? Всё же я надеялся, что Грэй появился не из воздуха, а из окна, хоть и признаков проникновения через него не нашли, но ведь он же агент профессионал. Он способен как угодно замести следы… Но – зачем? Кто он есть на самом деле?