Полезные азы лингвистики

[Blackfighter]

язык для писателя - основной инструмент. и мне кажется, что лишних знаний о нем не бывает. бывают сложные темы и узкопрофильные знания, которые приносят мало пользы - но существуют и те моменты, в которых знание терминологии и определений позволяет определиться в своих ощущениях, проверить себя, объяснить внятно свои идеи собеседнику...
сюда буду выкладывать то, что мне кажется одновременно общедоступным и полезным.

1. НЕОЛОГИЗМ -
(от греч. 'новый' и 'слово') – слово, значение слова или словосочетание, недавно появившиеся в языке. Из этого определения ясно, что понятие неологизма изменчиво во времени и относительно: неологизмом слово остается до тех пор, пока говорящие ощущают в нем новизну. Например, для русского языка конца 20 в. определенная новизна ощущается большинством в словах иноязычного происхождения имиджмейкер, саммит, Интернет, в словах, образованных из русских морфем: белодомовцы (о защитниках Белого дома в Москве во время октябрьских событий 1993), наличка 'наличные деньги', разгосударствление 'преобразование государственной собственности в какую-либо иную – частную, кооперативную, коллективную и т.п.', в словосочетаниях горячая линия, теневая экономика, в недавно появившихся значениях некоторых старых слов: взломщик 'тот, кто «взламывает» компьютерные программы', зелёные 'доллары США', яблочный 'относящийся к общественно-политическому объединению «Яблоко»' и т.п.
Новые слова, которые появляются в языке для обозначения новых вещей и понятий (в связи с развитием науки, техники, культуры и других сторон социальной жизни общества), принято называть собственно лексическими неологизмами (в только что приведенных примерах это слова имиджмейкер, саммит, Интернет, белодомовцы, наличка, разгосударствление). Если же используется старая форма слова, но ей приписывается новое значение, то говорят о семантическом неологизме (взломщик, зеленые, яблочник). Обороты типа горячая линия, теневая экономика, в которых новы, необычны сами связи слов друг с другом, называются сочетаемостными неологизмами. Все три типа неологизмов объединяются общим названием «языковые».

Кроме языковых, в речи могут встречаться индивидуальные, или авторские неологизмы. В отличие от языковых, они, будучи созданы одним лицом – поэтом, писателем, общественным деятелем и т.п., – остаются принадлежностью индивидуального стиля и их новизна, необычность не стирается со временем. Таковы, например, многие неологизмы В.Маяковского (громадьё, декабрый, фырк и др.), В.Хлебникова (изнемождённый, восторгокрылый, смехачи и др.); В.Высоцкий назвал физика кванталеристом, объединив физический термин квант со словом кавалерист. Некоторые из авторских неологизмов – особенно выразительные и обозначающие при этом коммуникативно важные явления – могут попадать в общее употребление. Так случилось, например, со словами, которые придумал М.Е.Салтыков-Щедрин: головотяп и головотяпство, благоглупость. Корней Чуковский ввел в употребление слово канцелярит, которое обозначает болезненную (ср. слова типа дифтерит, колит и под.) склонность некоторых людей к неуместному употреблению канцелярских слов и оборотов. Отдельные авторские неологизмы столь прочно вошли в язык, что теперь только специалисты могут установить, что, например, слово промышленность в прошлом – авторский неологизм: два столетия назад его ввел в употребление Н.М.Карамзин. Глагол стушеваться вошел в общелитературный словарь благодаря Ф.М.Достоевскому; хорошо известное сейчас слово бездарь (сначала с ударением на основе: бездрь, а позднее – на префиксе: бздарь) впервые употребил поэт Игорь Северянин.

Слова-неологизмы появляются в языке тремя путями:

1) путем словообразовательной деривации – образования новых слов из существующих в языке морфем по известным (обычно продуктивным) моделям; наиболее распространены такие способы образования неологизмов, как суффиксация (заземленн-ый – заземленн-ость, накрут-ить – накрут-к-а, дразни-ть – дразни-льщик, геолог – геолог-ин-я), префиксация (пост-ельцинский, супервыгодный), префиксально-суффиксальный способ (бытов-ой – о-бытов-и-ть, звук – о-звуч-ива-ть), сложение основ, часто – в сочетании с суффиксацией (токсикомания, малокартинье, чужестранство), усечение основ, особенно характерное для образования неологизмов в разговорной речи (шиз – из шизофреник, бук – из букинистический магазин);

2) путем семантической деривации, т.е. развития в уже существующем слове нового, вторичного значения на основе сходства вновь обозначаемого явления с явлением уже известным: теневой – связанный с незаконными способами обогащения (теневой бизнес, теневая экономика); паралич – полное бездействие власти, экономических, социальных и политических механизмов в государстве (паралич власти, экономика – на грани паралича), гастролёр – преступник, совершающий преступления в разных местах за пределами своего постоянного проживания;

3) путем заимствования слов из других языков (ваучер, имидж, маркетинг, ноу-хау, триллер и многие другие) или из некодифицированных подсистем данного языка – из диалектов, просторечия, жаргонов: например, для 1960-х годов неологизмами были заимствованное из диалектов слово умелец, вошедшее в литературный оборот просторечное существительное показуха (и образованное от него прилагательное показушный), в современной речи ощущаются как относительно новые жаргонные по происхождению слова беспредел, разборка, тусовка и под.

Особую группу неологизмов составляют лексические и фразеологические кальки – слова и сочетания слов, созданные под влиянием иноязычных образцов: крутой 'производящий сильное впечатление своей решительностью, манерами и образом поведения, способностью влиять на окружающих и т.п.' («перевод» одного из значений англ. tough), бритоголовые (англ. skinheads), горячая линия (англ. hot line), утечка мозгов (англ. brain drain) и т.п.

В русской лексикографической традиции неологизмы фиксируются в специальных словарях. Наиболее известные из них – несколько выпусков словаря-справочника Новые слова и значения под редакцией Н.З.Котеловой и Ю.С.Сорокина (Л., 1973, 1984) и под ред. Е.А.Левашова (СПб, 1997), составленного по материалам прессы и литературы второй половины 20 в.; Толковый словарь русского языка конца ХХ века под редакцией Г.Н.Скляревской (СПб, 1998), Словарь перестройки под ред. В.И.Максимова (СПб, 1992), а также серия книг под названием Новое в русской лексике. Словарные материалы, издававшаяся с 1977 по 1996. Создаются также словари авторских неологизмов: так, например, Н.Н.Перцовой составлен Словарь неологизмов Велимира Хлебникова (Вена – Москва, 1995).

От неологизмов следует отличать окказионализмы (лат. occasionalis 'случайный') – слова, образуемые «по случаю», в конкретных условиях речевой коммуникации и, как правило, противоречащие языковой норме, отклоняющиеся от привычных способов образования слов в данном языке. Часто окказионализм появляется в речи как средство языковой игры, шутки, каламбура: клеветон (у Н.С.Лескова – результат каламбурного соединения слов клевета и фельетон), первоопечатник (слово, созданное И.Ильфом и Е.Петровым путем намеренного искажения слова первопечатник); Чукоккала – название рукописного альманаха К.Чуковского, соединившее в себе первую часть его фамилии и вторую половину названия поселка Куоккала под Петербургом, где до революции жил К.Чуковский.

К окказионализмам близки так называемые потенциальные слова – лексические единицы, которых нет в словаре данного языка, но которые легко образуются по тем или иным словообразовательным моделям: ср. отмечаемые исследователями русской разговорной речи слова типа хваталка, погонялка, пускалка, хлопалка и под. Важное различие между окказионализмами и потенциальными словами заключается в том, что окказионализмы – «нарушители законов (правил) общеязыкового словообразования», а потенциальные слова, наоборот, «заполняя пустые клетки словообразовательных парадигм... реализуют действие законов словообразования» (Е.А.Земская).

Окказионализмы и потенциальные слова часто встречаются в спонтанной разговорной речи: создаваемым по случаю словом – в согласии с законами словообразования или вопреки им – говорящий нередко обозначает либо то, что не имеет стандартного названия, либо то, регулярное обозначение чего он не может сразу вспомнить.

(с) энциклопедия "Кругосвет"

2. Подробнее об ОККАЗИОНАЛИЗМАХ

Неологизмы это новые слова или выражения, свежесть и необычность которых ясно ощущается носителями языка. Неологизмы делятся на общеязыковые (как новообразованные, так и новозаимствованные) и авторские, индивидуально-стилистические. Возникновение общеязыковых неологизмов связано с обозначением нового предмета или явления. Авторские, индивидуально-стилистические, окказиональные неологизмы преследуют определенные художественные цели. Они редко выходят за пределы контекста и не получают широкого распространения. Неологизмы создаются в языке по продуктивным моделям, по образцу уже существующих в языке слов. Общеязыковые неологизмы обычно довольно скоро перестают восприниматься как новые слова, новизна их со временем стирается; а окказионализмы, если они не вошли в язык, не стали общеупотребительными, то так и остаются новыми словами.
Термином окказиональный называют факты, не соответствующие общепринятым языковым нормам (от лат. occasio - случайность ). Окказиональные слова отличаются тем, что при их образовании нарушаются (обычно сознательно, в целях экспрессивности) законы построения соответствующих языковых единиц, нормы языка. Окказиональные слова противостоят узуальным словам (от лат. usus - обычай , привычка ).
В отличие от узуальных (обычных) слов, окказионализмы характеризуются следующими признаками:
1. Принадлежность к речи;
2. Невоспроизводимость (творимость);
3. Ненормативность;
4. Функциональная одноразовость;
5. Экспрессивность;
6. Индивидуальная принадлежность.

Рассмотрим более подробно эти признаки:
1. Принадлежность к речи наиболее важный признак окказиональных слов. В окказионализмах содержится противоречие между фактом речи и нормой языка. Они выражают в особых языковых формах предельную конкретность соответствующих ситуаций. Факт создания и употребления окказионализмов это факт речи, а не языка.
2. Творимость окказионализмов противопоставлена воспроизводимости узуальных слов. Под воспроизводимостью понимается функциональная повторяемость слова в готовом виде. Так как окказионализмы явление речевое, то они не воспроизводятся, а творятся заново всякий раз для каждого конкретного случая их употребления. Существует принципиальная разница между подлинной воспроизводимостью узуальных слов и мнимой воспроизводимостью окказиональных, которая называется повторяемостью. Окказионализмы не воспроизводятся, а повторяются, цитируются с определенной целью, например, при чтении какого-либо произведения, содержащего окказионализмы.
3. Ненормативность характерная особенность окказиональных слов. Окказиональные слова мотивированно неправильные слова, являются одним из проявлений поэтической речи (в самом широком смысле). Создание окказионализмов это сознательное отклонение от нормы и, если оно достаточно осознается, обязательно несет в себе дополнительную информацию, т.е. выступает как образное средство, как средство показа какой-либо характеристики речевой, социальной, диалектной, профессиональной, возрастной и т.д.
4. Важнейшим свойством окказионализмов является их одноразовость. Это свойство выражается в том, что окказионализмы создаются для того, чтобы употребить в речи всего один раз. Окказиональные слова передают особенность ситуации, ее предельную конкретность, которую не может выразить узуальное слово.
5. Под экспрессивностью понимают выразительные качества речи, отличающие ее от обычной (стилистически нейтральной) и придающие ей образность и эмоциональную окрашенность. Обязательная экспрессивность характерная черта окказиональных слов. Это их сквозной признак, в отличие от узуальных слов, большей части которых не свойственна экспрессивность. Кроме того, экспрессивность окказионализмов носит ингерентный характер (в отличие от адгерентной экспрессия только в определенном контексте). Ингерентная экспрессия означает, что окказиональные слова экспрессивны сами по себе, в силу особенностей своего строения. Степень окказиональности и соответственно экспрессивности разных окказиональных слов неодинакова: чем меньше формальных и семантических нарушений, тем меньше окказиональности (а вместе с нею и экспрессивности) содержится в этом слове, и наоборот.
6. Еще один важный признак окказиональных слов их принадлежность к определенному лицу. Для окказионализма его авторская принадлежность является принципиальным условием пребывания в окказиональном статусе.

Таким образом, окказиональное слово это речевая экспрессивная единица, обладающая свойством невоспроизводимости, ненормативности и функциональной одноразовости.

При создании новых слов наблюдаются 2 типа нарушений:
1. Нарушение условий образования производных слов (нарушение моделей, типов, семантических сочетаний).
2. Нарушение продуктивности (образование новых слов по малопродуктивным моделям).

Главный закон в окказиональном словообразовании закон аналогии. Большинство окказиональных слов возникают по аналогии с узуальными. Новизна окказионализмов достигается тем, что создаваемое новое слово синонимично общеизвестному слову, употребляющемуся в языке, имеет тот же корень, но отличается от него теми словообразовательными средствами, которые использованы в этом новом слове. Окказиональные слова могут принадлежать и к очень продуктивным словообразовательным типам, и к малопродуктивным, и к непродуктивным; и к стилистически нейтральным, и к характерным для разговорной речи.
Окказиональные образования охотно используются писателями. Окказионализм это средство для создания свежего, нешаблонного, оригинального слова. Поэты, писатели часто раздвигают присущие языку словообразовательные рамки. Каждый словообразовательный тип имеет в языке свои границы употребления, - он ограничен в возможностях. Но писатели и поэты иногда позволяют себе расширить возможности образования слов. С точки зрения общепринятого литературного языка такое слово нарушение грамматической (в данном случае словообразовательной) нормы, а поэт с его помощью создает яркий, оригинальный образ.
//примечание: здесь при распознавании текста явно было утеряно тире- Bf//
автора материала не знаю.

[Blackfighter]

о метафорах...пожалуй, самая важная тема для писателя.


МЕТАФОРА (греч. «перенос»), троп или фигура речи, состоящая в употреблении слова, обозначающего некоторый класс объектов (предметов, лиц, явлений, действий или признаков), для обозначения другого, сходного с данным, класса объектов или единичного объекта; напр.: волк, дуб и дубина, змея, лев, тряпка и т.п. в применении к человеку; острый, тупой – о свойствах человеческого ума и т.п. В расширительном смысле термин «метафора» относят также к другим видам переносного значения слова.
Метафора – один из основных приемов познания объектов действительности, их наименования, создания художественных образов и порождения новых значений. Она выполняет когнитивную, номинативную, художественную и смыслообразующую функции.

В создании метафоры участвуют четыре компонента: две категории объектов и свойства каждой из них. Метафора отбирает признаки одного класса объектов и прилагает их к другому классу или индивиду – актуальному субъекту метафоры. Когда человека называют лисой, ему приписывают признак хитрости, характерный для этого класса животных, и умение заметать за собой следы. Тем самым одновременно познается сущность человека, создается его образ и порождается новый смысл: слово лиса приобретает фигуральное значение «льстец, хитрый и лукавый обманщик». Наделенный таким свойством человек может получить прозвище Лиса, Лис, Лиса Патрикеевна (нар.-поэт.) или фамилию Лисицын. Таким образом, все отмеченные выше функции метафоры оказываются реализованными. Характеристика той категории объектов, которая обозначена метафорой, национально специфична. Она может принадлежать фонду общих представлений о мире носителей языка, мифологии или культурной традиции. Так, например, в русском языке осел в метафорическом смысле означает «(упрямый) дурак», а в испанском словом el burro (букв. «осел») называют трудолюбивого человека.

Со времен Аристотеля метафора рассматривается как сокращенное сравнение: т.е. это сравнение, из которого исключены предикаты подобия (похож, напоминает и др.) и компаративные союзы (как, как будто, как бы, словно, точно, ровно и др.). Вместе с ними устраняются основания сравнения, его мотивировка, обстоятельства времени и места, а также другие модификаторы. Метафора лаконична; она сокращает речь, в то время как сравнение ее распространяет. Формальному различию соответствует различие в значении. Сравнение привлекает внимание к любому – постоянному или преходящему – сходству (или его отсутствию): Вчера в лесу он вел себя, как заяц. Метафора выявляет постоянное, глубинное подобие: Он – заяц, при неправильности *Вчера в лесу он был заяц. Обозначая сущность предмета, метафора несовместима с субъективными установками: *Мне кажется (я думаю), что он – заяц. В послесвязочной позиции русская метафора предпочитает именительный падеж творительному, обозначающему состояние или переменный признак: Командир наш был орел (*орлом). Творит. падеж может использоваться в стертых метафорах: Не будь свиньей.

Метафора сближает объекты, принадлежащие разным классам. Ее сущность определяется как категориальный сдвиг. Метафора отвергает принадлежность объекта к тому классу, в который он входит, и включает его в категорию, к которой он не может быть отнесен на рациональном основании. Сопоставляя объекты, метафора их противопоставляет. Противопоставляемый термин, в силу его очевидности, обычно исключается из метафоры: Ваня (не мальчик, а) настоящая обезьянка. Противопоставление, однако, может быть восстановлено: Что это за люди? Мухи, а не люди (Гоголь); Господи, это же не человек, а – дурная погода (М.Горький); Это не человек, а какие-то погребальные дроги (И.Бунин); Кота надо высечь. Это не кот, а бандит (М.Булгаков).

Суть поэтической метафоры часто видят в сближении очень далеких классов объектов; напр.: Русь – поцелуй на морозе (В.Хлебников); Любовь – пьянящее вино; Совесть, когтистый зверь, скребущий сердце, совесть, незваный гость, докучный собеседник, заимодавец грубый, эта ведьма, от коей меркнет месяц и могилы смущаются и мертвых высылают (Пушкин).

Взаимодействие с двумя различными классами объектов и их свойствами создает основной признак метафоры – ее двойственность. В семантическую структуру метафоры входят два компонента – ее значение (свойство актуального субъекта метафоры) и образ ее вспомогательного субъекта. Называя Собакевича медведем, имя медведь относят к классу объектов, а некоторые признаки, ассоциируемые с этим классом (крепость, грубую силу, косолапость и др.), – к индивиду (актуальному субъекту метафоры). Образ класса и совокупность характерных для него признаков дают ключ к сущности субъекта метафоры. Образная метафора выполняет характеризующую функцию и обычно занимает в предложении позицию предиката. В именной позиции образная метафора часто предваряется указательным местоимением, отсылающим к предшествующему утверждению: Петр – настоящий крокодил. Этот крокодил готов всех проглотить. В поэтической речи, однако, метафора может вводиться прямо в именную позицию (метафора-загадка): Били копыта по клавишам мерзлым (т.е. булыжникам) (Маяковский). Номинализация (субстантивация) метафорических предложений, при которых метафора переходит в именную позицию, порождает так называемую генитивную метафору (т.е. метафору, выражаемую конструкцией с родит. падежом): Зависть – это яд ® яд зависти; напр.: червь сомнения, звезды глаз, вино любви. Генитивная метафора не употребительна в русском языке при личном субъекте: *осел Ивана, *медведь Собакевича. Такая конструкция распространена в романских языках: франц. cet ne de Jean, исп. el burro de Juan, итал. l'asino di Giovanni букв. «этот осел-Иван».

Оба основных типа полнозначных слов – имена предметов и обозначения признаков – способны к метафоризации значения. Чем более дескриптивным (описательным) и диффузным является значение слова, тем легче оно получает метафорические смыслы.

Метафора не выходит за рамки конкретной лексики, когда к ней прибегают в поисках имени для некоторого класса реалий. Метафора в этом случае составляет ресурс номинации. Вторичная для метафоры номинативная функция служит для образования имен классов предметов и имен лиц. Семантический процесс в конечном счете сводится к замене одного образного (дескриптивного) значения другим; напр. журавль (птица) и журавль (шест для поднятия воды из колодца), белок (яйца) и белок (глаза), рукав (часть одежды, покрывающая руку) и рукав (отделившийся от русла реки поток), ножка (маленькая нога) и ножка (опора мебели, стойка) и др. Чтобы избежать двусмысленности, этот тип метафоры стремится войти в микроконтекст, проясняющий ее предметную отнесенность. Если метафора обозначает часть предмета, то к нему присоединяется указание на целое: ножка бокала (стула), игольное ушко, спинка кресла, дверная ручка. Номинативная метафора создает прозвища и клички индивидов, которые затем могут превратиться в имена собственные (напр.: Коробочка, Клещ, Сова). Утверждаясь в номинативной функции, метафора утрачивает образность: горлышко бутылки, анютины глазки, ноготки, быки моста, лист (бумаги). Метафора в этом случае является техническим приемом извлечения нового имени из старого лексикона.

Процесс метафоризации, протекающий в сфере признаковых слов, заключается в сопоставлении одному классу объектов или индивиду свойств и действий, характерных для другого класса объектов или относящихся к другому аспекту данного класса. Так, прилагательное острый, характеризующее в прямом смысле режущие и колющие предметы (острый нож, острая игла), получает метафорическое значение в таких сочетаниях, как острый ум, острое зрение, острое слово, острый конфликт, острая боль, острый кризис и т.п. Глагол выть, который в прямом смысле относится к животным (волкам, собакам), может характеризовать также звуки природы: ср. волк воет и ветер (буря) воет. В этом типе метафоры указан признак, но нет отсылки к его носителю – термину сравнения, имплицируемому прямым значением признакового слова. Признаковая метафора выводима из сравнительного предложения: Ветер шумит так, как будто воет зверь (волк) ® Ветер воет как зверь ® Ветер воет. Метафора этого типа служит источником полисемии слова.

Существует ряд общих закономерностей метафоризации значения признаковых слов: физический признак предмета переносится на человека, способствуя выделению и обозначению психических свойств личности (тупой, резкий, мягкий, твердый, жесткий, глубокий человек); признаки и действия человека и животных переносятся на явления природы (принцип антропо- и зооморфизма: Буря плачет ; Утомленное солнце грустно с морем прощалось), атрибут предмета преобразуется в атрибут отвлеченного понятия (глубокое/поверхностное суждение, пустые слова), признаки природы и натуральных классов объектов переносятся на человека (ветреная погода и ветреный человек, темная ночь и темная личность). Процессы метафоризации, таким образом, могут протекать в противоположных направлениях: от человека к природе и от природы к человеку, от неодушевленного к одушевленному и от живого к неживому. Человек собирает и концентрирует вокруг себя предикаты предметов и животных, но и сам охотно делится с ними своими предикатами. В ряде случаев передача осуществляется настолько регулярно, что говорящих покидает чувство смыслового сдвига. Ситуация регулярного взаимного обмена изживает метафору.

В общем случае признаковая метафора развивается от более конкретного значения к более абстрактному. Наиболее очевидными метафорическими потенциями обладают следующие типы предикатов: 1) конкретные прилагательные (светлый, темный, низкий, высокий, горячий, холодный и т.п.); 2) глаголы со значением механического действия (грызть, пилить, рубить, бежать, падать и т.п.); 3) предикаты, характеризующие узкий круг объектов и тем самым недвусмысленно отсылающие к термину сравнения (созревать, увядать, таять, течь, приносить плоды и т.д.).

Относя чувственно воспринимаемые признаки к отвлеченным и непосредственно не наблюдаемым объектам, метафора выполняет гносеологическую (познавательную) функцию. Она формирует область вторичных предикатов – прилагательных и глаголов, характеризующих непредметные сущности, свойства которых выделяются по аналогии с доступными восприятию признаками физических предметов и наблюдаемых явлений.

Признаковая метафора регулярно служит задаче создания лексики «невидимых миров» – духовного начала человека, его внутреннего мира, моделей поведения, нравственных качеств, состояний сознания, эмоций, поступков. Внутренние свойства человека могут быть охарактеризованы такими физическими признаками, как горячий и холодный, мягкий и твердый, открытый и замкнутый, легкий и тяжелый, темный и светлый, глубокий и поверхностный, яркий и серый и многими другими. Приведенные атрибуты относятся к разным аспектам человека: яркая (светлая) личность, тихий нрав, глубокий ум, легкий характер, низкий поступок и т.д. Метафоры такого рода обычно опираются на аналогии, образуя своего рода «метафорические поля». Так, в основе метафор эмоций лежат аналогии: с жидким, текучим веществом (страсти кипят, прилив чувств, хлебнуть горя, испить чашу страдания, волна нежности), с огнем (гореть желанием, любовный пыл, пламя любви, огонь желания), с воздушной стихией (буря страстей, вихрь, шквал, порыв чувств, чувства обуревают), с болезнью, отравой (лихорадка любви, переболеть любовью, зависть отравляет душу), с живым существом (чувства рождаются, живут, говорят, умирают, пробуждаются) и др. Метафоры отрицательных эмоций часто основываются на аналогии со всем тем, что причиняет боль путем внешнего, механического воздействия. Негативные чувства грызут, терзают, гложут, кусают, ранят, точат, режут по сердцу, пронзают сердце, колют; напр.: Разлука их обоих съест, Тоска с костями сгложет (Б.Пастернак).

Такого рода метафоры создают тонко семантически дифференцированный язык чувств и вместе с тем обнаруживают тенденцию к семантическому сближению; напр. значение «разлюбить» может быть передано следующими метафорами: любовь потухла, угасла, умерла, смолкла ; к сильному чувству применимы такие метафоры, как буря (пожар, вихрь, кипение, накал) страстей. Образность метафоры в этом случае ослабевает. Это подтверждается скрещением, контаминацией образов; напр.: Недремлющий голос совести не переставал грызть меня (Л.Толстой), Любовь, отрава наших дней, Беги с толпой обманчивых мечтаний (А.Пушкин).

Метафора, состоящая в переносе признака от предмета к событию, процессу, ситуации, факту, мысли, идее, теории, концепции и другим абстрактным понятиям, дает языку логические предикаты, обозначающие последовательность, причинность, целенаправленность, выводимость, обусловленность, уступительность и др.: предшествовать, следовать, вытекать, выводить, делать вывод, заключать, вести к чему-либо и др. К метафоре восходят союзы хотя, несмотря на то, что, ввиду, вопреки. В этой сфере также действуют ключевые метафоры, задающие аналогии между разными системами понятий и порождающие более частные метафоры. Так, рассуждение обычно организовано аналогией с движением по пути, предопределяющей метафоры исходного пункта и конечной цели движения, а также остановки, возвращения и сокращения пути. Для научного дискурса характерны такие выражения, как отправной (конечный) пункт рассуждений, перейдем к следующему пункту (тезису), остановимся на этом положении, вернемся к исходной гипотезе и т.д. Итак, ключевые метафоры прилагают образ одного фрагмента действительности к другому ее фрагменту. Они обеспечивают его концептуализацию по аналогии с уже сложившейся системой понятий. Так, со времен Маркса стало принято думать об обществе, как о некотором доме (здании, строении). Эта метафора позволяет выделять в обществе базис (фундамент), различные структуры (инфраструктуры, надстройки, иерархические лестницы и ступени), несущие опоры, блоки. Об обществе говорят в терминах строительства, воздвижения здания, разрушения, а коренные изменения в социуме интерпретируются как его перестройка.

Ассоциация общества со зданием, домом присутствует не только в социологии, но и в обыденном сознании людей. В 1937 Б.Пастернак сказал А.С.Эфрон: «Как все-таки ужасно прожить целую жизнь, и вдруг увидеть, что в твоем доме нет крыши, которая бы защитила тебя от злой стихии». Дочь Цветаевой на это ответила: «Крыша прохудилась – это правда, но разве не важнее, что фундамент нашего дома крепкий и добротный». Таким образом, основанные на аналогии ключевые метафоры предопределяют стиль мышления и выражения мыслей как в рамках той или другой научной парадигмы, так и в обыденной речи. Смена научной парадигмы сопровождается сменой ключевой метафоры. Так, биологическая концепция языка уподобляла его живому организму, позволяя говорить о живых и мертвых языках, сравнительно-историческое языкознание предложило метафоры языкового родства и языковых семей, для структуралистов ключевой стала метафора уровневой структуры языка. Соединяясь с отвлеченным субъектом, метафора быстро теряет образную силу и приобретает широкое, обобщающее значение.

В соответствии с описанными выше процессами могут быть выделены следующие основные типы языковой метафоры: 1) образная метафора, являющаяся следствием перехода идентифицирующего (многопризнакового, описательного) значения в предикатное (характеризующее) и служащая развитию синонимических средств языка; 2) номинативная метафора (перенос названия), состоящая в замене одного описательного значения другим и служащая источником омонимии; 3) когнитивная метафора, возникающая в результате сдвига в сочетаемости предикатных (признаковых) слов (прилагательных и глаголов) и создающая полисемию; 4) генерализирующая метафора (как конечный результат когнитивной метафоры), стирающая в значении слова границы между логическими порядками и создающая предикаты наиболее общего значения.

Во всех случаях рано или поздно метафора исчезает: ее значение выравнивается по законам стандартной семантики. Сущность метафоры (ее семантическая двуплановость) не отвечает первичным коммуникативным назначениям основных компонентов предложения – его субъекта и предиката. Для указания на предмет речи метафора слишком субъективна; для предиката, содержащего сообщаемую информацию, – слишком неопределенна и неоднозначна. С этим связаны стилистические ограничения на употребление живых метафор. Они не используются в деловом и юридическом дискурсе: законах, распоряжениях, приказах, инструкциях, правилах, циркулярах, обязательствах и т.п., предполагающих исполнение предписаний и контроль за ним. Метафорой не пользуются в вопросах, рассчитанных на получение точной и недвусмысленной информации, и в ответах на них. Метафора употребительна в тех формах практической речи, в которых присутствует экспрессивно-эмоциональный и эстетический аспекты. Она удерживается во фразеологизмах, кличках, крылатых фразах, присказках, афоризмах; напр.: Человек человеку волк, Чужая душа – потемки, чужая совесть – могила; Сердце без тайности – пустая грамота; Свой глаз алмаз; Закон – дышло: куда захочешь, туда и воротишь и др.

Метафора распространена во всех жанрах речи, предназначенных для воздействия на эмоции и воображение адресата. Ораторское искусство и публицистика широко пользуются метафорой. Метафора характерна для полемического, особенно политического дискурса, в котором она основывается на аналогиях: с войной и борьбой (нанести удар, выиграть сражение, команда президента), игрой (сделать ход, выиграть партию, поставить на карту, блефовать, приберегать козыри, разыграть карту), спортом (перетягивать канат, получить нокаут, положить на обе лопатки), охотой (загонять в западню, наводить на ложный след), механизмом (рычаги власти), организмом (болезнь роста, ростки демократии), театром (играть главную роль, быть марионеткой, статистом, суфлером, выйти на авансцену) и др.

Естественное для себя место метафора находит в поэтической (в широком смысле) речи, в которой она апеллирует к воображению и через него к пониманию жизни и сути вещей. Метафору роднят с поэтическим дискурсом следующие черты: актуализация далеких и неочевидных связей, нераздельность образа и смысла, диффузность значения, допущение разных интерпретаций, устранение мотивировок и разъяснений. Метафора основана на принципах функционирования поэтического слова, компенсирующих отказ от мотивировок единственностью и точностью выбора. Метафора расцветает на почве поэзии, но она не составляет ее вершины. Порожденная воображением, метафора всегда – прямо или косвенно – соотнесена с действительным миром. Это отличает ее от символа, часто получающего трансцендентные смыслы. Метафора углубляет понимание чувственно воспринимаемой реальности, но не уводит за ее пределы.
Хотя переносно употребляемое слово приобретает по крайней мере одно добавочное значение и становится в этом смысле неоднозначным, переносные выражения часто позволяют нам говорить о вещах, для которых мы бы иначе не могли подобрать подходящих слов. Кроме того, они, как правило, более живые и сильные, чем буквальные выражения. В особенности это касается метафоры. В этом случае слово, которое словарно соотносится с одним предметом мысли, употребляется для обозначения другого предмета мысли. Говоря о сплетничающих языках пламени (англ. the gossip of flames, букв. 'сплетни пламени'; в русском переводе метафор две, однако одна из них, «языки пламени», является привычной и слабо осознаваемой, такие метафоры называют также конвенциональными или «мертвыми» – о них говорится в следующем абзаце), Уолт Уитмен употребляет слово, относящееся к болтовне, разносящей слухи, для обозначения оживленного потрескивания огня. В случае метафорического употребления слова его фигуральное значение определяется сохранением некоторого сходства с буквальным смыслом этого слова и в отрыве от буквального смысла понято быть не может. Переносное значение метафоры Уитмена, описывающей шум, с которым мечутся языки пламени, прошло бы мимо нас, если бы мы не знали или не могли бы подумать о буквальном значении слова gossip 'болтовня, слух, сплетня'. Парафразы, предложенные здесь, не исчерпывают сложных отношений между буквальными и переносными значениями слов и, конечно, не могут воспроизвести тот психологический эффект видения слова, употребленного таким способом, при котором оно сталкивает нас с нашим предшествующим знанием его буквального значения. Это и есть то умножение семантического потенциала, которое столь характерно для метафоры.
Метафоры, которые начинают вновь и вновь употребляться в повседневной речи, имеют обыкновение терять свои буквальные значения; мы настолько привыкаем к ним, что идем прямо к их переносным значениям. Большинство людей, услышав англ. blockhead 'болван, чурбан' (букв. 'чурбанная голова'), думают непосредственно о ком-то тупоголовом, вообще не соотнося это слово ни с какой тупостью какого-либо настоящего деревянного чурбана. Так, слово blockhead потеряло творческую, образоформирующую функцию, характерную для метафор, и превратилось в «мертвую метафору». Многие слова столь пропитываются своими метафорическими употреблениями, что словари описывают в качестве буквальных значений то, что когда-то ранее было значениями переносными. Таково англ. hood 'капюшон, капор, верх экипажа, хохолок птицы, крышка, чехол, колпак, капот двигателя', превратившееся в обозначение металлической поверхности, прикрывающей механизм автомобиля сверху. Старое значение слова hood 'колпак' сохраняется, и его многочисленные переносные значения делают это слово «семантически сложным». Конечно, слово hood имеет также переносное употребление, как, например, в составе сложного слова hoodwink 'ввести в заблуждение, обмануть, провести'. В 17 в. слово explain 'объяснять, толковать' еще сохраняло остатки своего буквального значения в латинском языке (из которого оно было заимствовано) – 'раскрывать, развертывать', так что его можно было употреблять в предложении типа The left hand explained into the palm 'Левая рука разжалась в ладонь'. Сегодня первоначальное буквальное значение слова explain полностью уступило место значению, которое возникло как переносное расширительное употребление. Истории многих слов ярко демонстрируют, сколь значительную роль играет метафора в семантическом изменении
Метафора. Еще одна характеристика значения, таящая в себе немало сложностей, – это возможность метафорического переноса. Основополагающим свойством языка является возможность успешно передать нужный смысл, используя слово не в том значении, которое обычно связывается с ним в языке. Чаще всего это делается за счет эксплуатации сходства между тем, что обозначают слова в их стандартных смыслах, и тем, о чем хочет сказать говорящий. В утверждении: «Религия была разъедена кислотой современности» – глагол «разъедать» употреблен не в обычном смысле, в котором данный глагол ничего такого, что могло бы иметь отношение к религии, не означает. Данное предложение, тем не менее, вполне понятно, поскольку не составляет большого труда усмотреть в воздействии современной жизни на религию некое сходство с процессом разъедания металла кислотой. Метафора – один из главных механизмов, обусловливающих развитие и изменение языка. То, что возникает как метафора, способно, проникнув в общее употребление, стать частью стандартного семантического инструментария языка. «Лист бумаги», «ножка стола» и «крыло здания», несомненно, начинались как метафорические переносы исходных употреблений слов «лист», «ножка» и «крыло», но теперь они встречаются повсеместно.
Логики, профессионально приверженные точности и строгости, обычно рассматривают осложняющие семантику свойства многозначности, неопределенности и метафоричности как недостатки языка. В идеальном языке, который они себе представляют, каждое слово должно было бы иметь одно точное значение, и слова всегда употреблялись бы в буквальном смысле. Каковы бы, однако, ни были нужды формальной логики, все эти неприятные свойства – многозначность, неопределенность и метафоричность – чрезвычайно важны для общения. Многозначность позволяет говорящим обходиться меньшим количеством слов. Если бы для каждого в принципе различимого значения существовало отдельное слово, словарь языка стал бы невообразимо громоздким. Неопределенность значения слова часто вполне соответствует характеру сообщения. Например, имеется много свидетельств того, что скученность и многолюдность, характерные для условий жизни в крупном городе, приводят к дополнительному душевному перенапряжению. Никто, однако, не готов сказать, какое в точности число жителей делает город «людным», и трудно себе представить. как можно было бы измерять уровень душевного напряжения. Существуют и иные причины делать менее точные высказывания, чем это в принципе возможно. Дипломат может, например, сделать следующее заявление: «В случае продолжения провокаций мое правительство готово предпринять решительные действия». Сколь долгого продолжения? Насколько решительные действия? У правительства могут быть серьезные основания не брать на себя сколько-нибудь определенные обязательства. Относительно расплывчатые выражения «продолжение» и «решительные» есть именно то, что в данном случае необходимо. Что же касается метафоры, то (даже оставляя в стороне ее роль в развитии языка) поэты, конечно, напомнили бы о ее способности передавать то, что без нее остается невыразимым. Когда американский поэт Т.С.Элиот (1988–1965), говоря о достоинствах английского драматурга Джона Уэбстера (1580–1625), писал, что тот видел «под кожей череп», это был не просто яркий образ, найденный Элиотом, но единственный способ адекватно передать суть достижений драматурга.

Другие проблемы. Хотя в понимании некоторых характерных компонентов языка, или (что, вероятно, то же самое) в нахождении более точных способов описания этих компонентов был достигнут определенный прогресс, относительно природы и сущности языка остается достаточно вопросов и противоречивых мнений. Каково происхождение языка? Как слова приобретают значение? Возможно ли мышление без языка? Является ли язык отражением действительности, или, напротив, он определяет условия ее восприятия, или же, как полагал в своих поздних работах австрийский философ Людвиг Витгенштейн, язык является некоей «игрой», которая не имеет отношения к действительности и ведется по своим собственным правилам и своими собственными средствами? Является ли язык продуктом заученных ассоциаций, выработки поведенческих рефлексов, или же он естественное, неизбежное выражение структур и механизмов, неотъемлемо присущих человеческому сознанию? В силу своей в высшей степени умозрительной природы эти вопросы нелегко поддаются разрешению. Надеяться на получение окончательных ответов на них приходится в куда меньшей степени, чем на появление все более аккуратных способов формулировки самих этих вопросов и противоречий.

[Lalalala]

Полезные азы... Они бывают бесполезные?