СЛУЧАЙНЫЙ СНИМОК
Добавлено: Ноябрь 22nd, 2008, 8:08 pm
Настя неторопливо шла по набережной, время от времени вдыхая аромат свежести, доносившийся с реки. Устав за долгую зиму от жутких морозов, когда воздух, казалось, становился стеклянным и обжигал горло, она все никак не могла нарадоваться наступившей весне: сухому асфальту – по нему приятно цокать каблучками новых туфелек; солнцу, усыпавшему ее щеки веснушками, и так приятно слепившему глаза, что прятаться от него за темными стеклами очков не было ни малейшего желания; и конечно же, тому непередаваемому запаху первых теплых месяцев, от которого становишься самой счастливой на свете – ведь впереди долгое-долгое лето!
Втянув в себя очередную порцию пьянящего аромата, Настя повернула голову вправо и замерла, забыв выдохнуть: у парапета целовалась парочка. Сквозь длинные пепельные волосы девушки, небрежно растрепавшиеся на ветру, тысячами разноцветных искорок просвечивало солнце, от чего казалось, что они унизаны бисером; а по воде, как раз напротив влюбленных, плыли розовые воздушные шары, которые улетели от радостно скачущих по песку подростков.
С шумом выпустив сквозь ноздри воздух, Настя схватилась за камеру и принялась щелкать кадр за кадром. На эту пулеметную очередь влюбленные, слишком занятые друг другом, внимания не обратили. У женщины лишь чуть дрогнули острые, словно стрелы, ресницы, но в тот же момент она еще крепче прижала к себе мужчину.
Дома, проявив в собственной маленькой лаборатории отснятую пленку, Настя залюбовалась снимком. Он был действительно хорош: кроме буйства весенних красок, удалось передать ту нежность, в которой буквально купались влюбленные. Постановочным кадром таких искренних чувств добиться было нельзя, поэтому Настя и любила гулять по городу с камерой – а вдруг попадется что-то стоящее. Это «что-то» она чувствовала интуитивно, видела каким-то внутренним зрением и знала, с какой точки надо снимать. Если же в такие моменты оказывалась «безоружной», то не отснятые кадры буквально преследовали ее, лишая сна и аппетита. Фотография давно уже стала Настиной страстью. «Настоящий поэт не может не писать», - цитировала она чью-то мысль. И добавляла: «А я не могу не снимать».
Помимо чувства глубокого удовлетворения эта страсть приносила еще и неплохой доход: Настю охотно печатала не только местная пресса, но и столичные глянцевые издания. «Весенние влюбленные» (так про себя окрестила она тот снимок) тоже приглянулись журналу, который читала, наверное, половина всего женского населения страны.
- Эта фотография – ваш несомненный успех, - писал ей редактор. – Очень надеемся, что не последний. Мы рады сотрудничать с вами.
Целующаяся парочка украсила одну из страниц журнала. А через месяц мобильник Насти буквально дрожал от доносящегося из динамика голоса редактора. Обвинив девушку во всех смертных грехах, тот заявил, что к ним пришло письмо от мужчины со снимка.
- На набережной он был с любовницей, - верещала трубка так, что ее пришлось отодвинуть от уха, - а его жена давно и трепетно любит наш журнал. Теперь она подает на развод, не слушая никаких объяснений, оправданий и извинений. Ты понимаешь, что наделала?!
- Да, - обреченно выдохнула Настя, почувствовав себя падчерицей из «Двенадцати месяцев»: судя по жуткому холоду, поселившемуся у нее внутри, разгневанный редактор прогнал вступившую в свои права весну и опять наступил морозный январь. Следом за январем пришел октябрь: ведь именно в этом месяце бывают дожди, окатывающие с головы до ног. Но, разлепив по инерции зажмуренные глаза, Настя поняла, что стоит не в лесу у костра братьев-месяцев, а на краю дороги, по которой только что проехала поливальная машина.
- А адрес он свой оставил? – поинтересовалась она у трубки, которая теперь хранила зловещее молчание.
- Ну оставил. И что? – донеслось в ответ.
- Схожу к нему и повинюсь. Может быть, что-то удастся исправить.
Нужный дом был совсем рядом – за углом. Торопливо стерев с лица бумажным платочком капельки воды и порадовавшись тому, что сегодня на ней модный кожаный пиджачок и юбка из какого-то непромокаемого материала (им поливальная машина не нанесла совсем никакого урона), через несколько минут Настя тарабанила в дверь, из-за которой доносился натужный вой дрели.
- Сейчас еще только четыре часа дня и мы имеем полное право… - выдал возникший на пороге мужчина. Но вдруг осекся: «Извините, я думал – это соседка. Замучила совсем. Только работать начнем – по батарее тарабанит. А как не шуметь, если ремонт? И без ремонта нельзя – вы бы видели, в каком состоянии нам эта квартира досталась…»
- И давно досталась? – упавшим голосом на всякий случай поинтересовалась Настя, уже понимая, что пришла зря.
- Да неделю назад купили, - заулыбался мужчина. – Хозяин так торопился, что даже цену сбавил. Говорил, что больше жить здесь не может, воспоминания…
Какие именно воспоминания, мужчина договорить не успел: последние его слова заглушили невообразимый грохот, последовавшая за ним тирада из русского фольклора и полетевший вдогонку гул чугунной батареи.
- Черт! – рванулся мужчина в глубину квартиры, но Настя успела схватить за рукав: «А вы еще с бывшим хозяином встретитесь?»
- Да, нам документы вместе забирать, - пятьдесят Настиных килограммов не смогли затормозить рвущегося на место происшествия, а потому девушка буквально въехала в коридор, на ходу пытаясь достать из висевшей на плече сумочки визитку. Со второй попытки это удалось, и она сунула картонный прямоугольничек в руку, тащившую ее за собой: «Передайте ему, пожалуйста. Пусть обязательно позвонит. Мне нужно перед ним извиниться. Это касается его семьи…»
Чувство вины буквально разъедало совестливую Настю. Бросая все дела, она неслась к домашнему телефону, стараясь схватить трубку после первого же звонка, а на ночь клала мобильник рядом с подушкой – вдруг герой ее снимка все же позвонит. Он не звонил. И это еще больше угнетало девушку. Она даже собиралась опять наведаться в ту квартиру, но тут обнаружила в почтовом ящике письмо из неведомого городка с необычным названием – Яур. Первые же строки привели Настю в замешательство.
«Я должна перед вами извиниться, - писала незнакомая ей Аня, - за то, что доставила столько неприятностей. Но, поверьте, иначе я просто не могла…» Вчитываясь в слова, написанные мелкими, словно печатными буквами, Настя не знала – плакать ей или смеяться.
«Я – та, чью семью вы разбили своей фотографией, - продолжала Аня. – Но я вам за это только благодарна, иначе бы нам со Славиком так и пришлось бы всю оставшуюся жизнь мучить друг друга. А сейчас мы счастливы. И если вы когда-нибудь оказывались одна в чужом городе, вы меня поймете…»
В этот приволжский город Аня приехала потому, что так захотел ее отец. Прожив сорок лет в уральском поселке, где из достопримечательностей была только узенькая горная речка с такой студеной водой, что ноги и руки тут же сводило судорога, да горы, сплошь поросшие кедрами и соснами, он случайно оказался на Волге. И тут же влюбился в царившее здесь овощно-фруктово-ягодное изобилие (у них же даже яблоки считались деликатесом, потому что не успевали созревать за короткое лето), яркое солнце (на Урале оно почему-то чаще всего пряталось за тучами), деревья и цветы, которые до этого видел только на картинках, приветливых протяжно акающих людей и их яркие, словно кукольные домики. «Мне не удалось, так пусть хоть дочь поживет по-человечески», - решил он и, как только Аня окончила школу, посадил ее на поезд, вручив ключи от маленькой квартирки с видом на реку.
Тоскливо выглядывая из окна купе, Аня вытирала распухший от слез нос и изо всех сил крепилась, чтобы не разреветься вновь. В отличие от отца, в родном поселке она чувствовала себя прекрасно и никуда не собиралась уезжать. Но папа был непреклонен: «Ты просто ничего другого не видела. Привыкнешь и еще благодарить меня будешь».
Но Аня к новой жизни привыкнуть не могла. Ее пугала суетливая толпа на огромных улицах; и днем, и ночью куда-то несущиеся автомобили; большие магазины со множеством нарядных баночек-коробочек, среди которых так трудно было найти то, что нужно; вызывающе одетые однокурсницы, не желавшие признавать ее за свою. И равнодушие окружающих: приветливые люди в кукольных домиках зачастую даже не знали, кто живет у них за стеной. А потому когда в ее жизни появился Славик, Аня ухватилась за него, как утопающий за соломинку. Не раздумывая согласилась выйти замуж, но уже через месяц поняла, какую совершила ошибку: Слава вырос в очень религиозной семье с такими патриархальными устоями, что даже в их маленьком поселке они казались бы очень странными. Промучившись полгода, Аня предложила развестись. Но Слава ответил так: «Жена – это раз и навсегда. Ничто не может разлучить супругов». И девушка поняла, что выхода – нет.
Теперь она не торопилась возвращаться с работы домой. Самой последней выходила из офиса и медленно шла по набережной. Выбрав уютное местечко в одном из множества разбросанных здесь кафешек, она часами любовалась на бесконечную, уходящую в никуда, реку и твердила вслед за шептавшими волнами: «Жизнь – хороша, все – хорошо!» Вскоре среди безликой массы людей, почти круглый год бродившей по набережной, она стала выделять знакомые лица: поджарая бабушка, каждый вечер, не обращая внимая на насмешки окружающих, делающая зарядку у самой кромки воды, молодая мама с красивой черноглазой дочкой, худенькая девушка с фотоаппаратом, снимающая все и всех подряд… Из случайного подслушанного разговора в кафе Аня узнала, что она – очень хороший фотограф, чьи работы охотно публикуют не только местные, но и столичные журналы. «Счастливая!..» - вздохнула тогда Аня.
А через несколько дней случилось непредвиденное: возвращаясь из налоговой, за огромным стеклянным окном пиццерии она увидела своего Славика, ласково перебиравшего холеные пальцы красивой женщины с длинными пепельными волосами. Она смотрела на него так, что Ане на мгновение даже стало стыдно: будто заглянула в чужую спальню в самый неподходящий момент.
«Я не буду рассказывать вам, чего мне стоило узнать все про эту женщину, - писала Аня. – Но видели бы вы ее лицо, когда я пришла к ней на работу: казалось, она схватилась за оголенный провод под напряжением…»
Поняв, что закатывать скандал Аня не собирается, Люда – так звали соперницу - немного успокоилась и погрустнела: «Как я вам завидую: вы можете быть со Славой каждую минуту. А у меня этого счастья не будет. Он сказал, что никогда не разведется со своей женой».
«И тогда у меня созрел план, - не отрываясь, читала Настя четкие убористые строчки, написанные Аней. – Сумасшедший, невероятный, невыполнимый. Но это был единственный выход для нас троих. Люда должна была гулять со Славой на набережной, стараясь попасться на глаза той девушке с фотоаппаратом. И сделать все, чтобы она сфотографировала их вдвоем. А потом – и это была, пожалуй, самая нереальная часть нашего плана – снимок где-нибудь опубликуют, у меня будут неопровержимые доказательства измены мужа. И тогда никто не сможет помешать нашему разводу. Наверное, само провидение было на нашей стороне, иначе как можно объяснить, что у нас все получилось! Правда, услышав щелчки фотоаппарата, Люда ужасно испугалась, что Славик сейчас вас увидит и все сорвется, а потому еще крепче прижала его к себе.
Недавно у Люды и Славика родились двое замечательных близнецов. А я так и не смогла расстаться с Севером. Ну и пусть в нашем Яуре не так много солнечных дней, а клубника и малина поспевают только к концу сентября, зато здесь всегда готовы прийти на помощь даже незнакомому. А главное – здесь я встретила свою настоящую любовь. И скоро на свет появится наша доченька. Вы не будете против, если я назову ее в вашу честь Настей? Ведь без вас мы бы не были так счастливы… »
Втянув в себя очередную порцию пьянящего аромата, Настя повернула голову вправо и замерла, забыв выдохнуть: у парапета целовалась парочка. Сквозь длинные пепельные волосы девушки, небрежно растрепавшиеся на ветру, тысячами разноцветных искорок просвечивало солнце, от чего казалось, что они унизаны бисером; а по воде, как раз напротив влюбленных, плыли розовые воздушные шары, которые улетели от радостно скачущих по песку подростков.
С шумом выпустив сквозь ноздри воздух, Настя схватилась за камеру и принялась щелкать кадр за кадром. На эту пулеметную очередь влюбленные, слишком занятые друг другом, внимания не обратили. У женщины лишь чуть дрогнули острые, словно стрелы, ресницы, но в тот же момент она еще крепче прижала к себе мужчину.
Дома, проявив в собственной маленькой лаборатории отснятую пленку, Настя залюбовалась снимком. Он был действительно хорош: кроме буйства весенних красок, удалось передать ту нежность, в которой буквально купались влюбленные. Постановочным кадром таких искренних чувств добиться было нельзя, поэтому Настя и любила гулять по городу с камерой – а вдруг попадется что-то стоящее. Это «что-то» она чувствовала интуитивно, видела каким-то внутренним зрением и знала, с какой точки надо снимать. Если же в такие моменты оказывалась «безоружной», то не отснятые кадры буквально преследовали ее, лишая сна и аппетита. Фотография давно уже стала Настиной страстью. «Настоящий поэт не может не писать», - цитировала она чью-то мысль. И добавляла: «А я не могу не снимать».
Помимо чувства глубокого удовлетворения эта страсть приносила еще и неплохой доход: Настю охотно печатала не только местная пресса, но и столичные глянцевые издания. «Весенние влюбленные» (так про себя окрестила она тот снимок) тоже приглянулись журналу, который читала, наверное, половина всего женского населения страны.
- Эта фотография – ваш несомненный успех, - писал ей редактор. – Очень надеемся, что не последний. Мы рады сотрудничать с вами.
Целующаяся парочка украсила одну из страниц журнала. А через месяц мобильник Насти буквально дрожал от доносящегося из динамика голоса редактора. Обвинив девушку во всех смертных грехах, тот заявил, что к ним пришло письмо от мужчины со снимка.
- На набережной он был с любовницей, - верещала трубка так, что ее пришлось отодвинуть от уха, - а его жена давно и трепетно любит наш журнал. Теперь она подает на развод, не слушая никаких объяснений, оправданий и извинений. Ты понимаешь, что наделала?!
- Да, - обреченно выдохнула Настя, почувствовав себя падчерицей из «Двенадцати месяцев»: судя по жуткому холоду, поселившемуся у нее внутри, разгневанный редактор прогнал вступившую в свои права весну и опять наступил морозный январь. Следом за январем пришел октябрь: ведь именно в этом месяце бывают дожди, окатывающие с головы до ног. Но, разлепив по инерции зажмуренные глаза, Настя поняла, что стоит не в лесу у костра братьев-месяцев, а на краю дороги, по которой только что проехала поливальная машина.
- А адрес он свой оставил? – поинтересовалась она у трубки, которая теперь хранила зловещее молчание.
- Ну оставил. И что? – донеслось в ответ.
- Схожу к нему и повинюсь. Может быть, что-то удастся исправить.
Нужный дом был совсем рядом – за углом. Торопливо стерев с лица бумажным платочком капельки воды и порадовавшись тому, что сегодня на ней модный кожаный пиджачок и юбка из какого-то непромокаемого материала (им поливальная машина не нанесла совсем никакого урона), через несколько минут Настя тарабанила в дверь, из-за которой доносился натужный вой дрели.
- Сейчас еще только четыре часа дня и мы имеем полное право… - выдал возникший на пороге мужчина. Но вдруг осекся: «Извините, я думал – это соседка. Замучила совсем. Только работать начнем – по батарее тарабанит. А как не шуметь, если ремонт? И без ремонта нельзя – вы бы видели, в каком состоянии нам эта квартира досталась…»
- И давно досталась? – упавшим голосом на всякий случай поинтересовалась Настя, уже понимая, что пришла зря.
- Да неделю назад купили, - заулыбался мужчина. – Хозяин так торопился, что даже цену сбавил. Говорил, что больше жить здесь не может, воспоминания…
Какие именно воспоминания, мужчина договорить не успел: последние его слова заглушили невообразимый грохот, последовавшая за ним тирада из русского фольклора и полетевший вдогонку гул чугунной батареи.
- Черт! – рванулся мужчина в глубину квартиры, но Настя успела схватить за рукав: «А вы еще с бывшим хозяином встретитесь?»
- Да, нам документы вместе забирать, - пятьдесят Настиных килограммов не смогли затормозить рвущегося на место происшествия, а потому девушка буквально въехала в коридор, на ходу пытаясь достать из висевшей на плече сумочки визитку. Со второй попытки это удалось, и она сунула картонный прямоугольничек в руку, тащившую ее за собой: «Передайте ему, пожалуйста. Пусть обязательно позвонит. Мне нужно перед ним извиниться. Это касается его семьи…»
Чувство вины буквально разъедало совестливую Настю. Бросая все дела, она неслась к домашнему телефону, стараясь схватить трубку после первого же звонка, а на ночь клала мобильник рядом с подушкой – вдруг герой ее снимка все же позвонит. Он не звонил. И это еще больше угнетало девушку. Она даже собиралась опять наведаться в ту квартиру, но тут обнаружила в почтовом ящике письмо из неведомого городка с необычным названием – Яур. Первые же строки привели Настю в замешательство.
«Я должна перед вами извиниться, - писала незнакомая ей Аня, - за то, что доставила столько неприятностей. Но, поверьте, иначе я просто не могла…» Вчитываясь в слова, написанные мелкими, словно печатными буквами, Настя не знала – плакать ей или смеяться.
«Я – та, чью семью вы разбили своей фотографией, - продолжала Аня. – Но я вам за это только благодарна, иначе бы нам со Славиком так и пришлось бы всю оставшуюся жизнь мучить друг друга. А сейчас мы счастливы. И если вы когда-нибудь оказывались одна в чужом городе, вы меня поймете…»
В этот приволжский город Аня приехала потому, что так захотел ее отец. Прожив сорок лет в уральском поселке, где из достопримечательностей была только узенькая горная речка с такой студеной водой, что ноги и руки тут же сводило судорога, да горы, сплошь поросшие кедрами и соснами, он случайно оказался на Волге. И тут же влюбился в царившее здесь овощно-фруктово-ягодное изобилие (у них же даже яблоки считались деликатесом, потому что не успевали созревать за короткое лето), яркое солнце (на Урале оно почему-то чаще всего пряталось за тучами), деревья и цветы, которые до этого видел только на картинках, приветливых протяжно акающих людей и их яркие, словно кукольные домики. «Мне не удалось, так пусть хоть дочь поживет по-человечески», - решил он и, как только Аня окончила школу, посадил ее на поезд, вручив ключи от маленькой квартирки с видом на реку.
Тоскливо выглядывая из окна купе, Аня вытирала распухший от слез нос и изо всех сил крепилась, чтобы не разреветься вновь. В отличие от отца, в родном поселке она чувствовала себя прекрасно и никуда не собиралась уезжать. Но папа был непреклонен: «Ты просто ничего другого не видела. Привыкнешь и еще благодарить меня будешь».
Но Аня к новой жизни привыкнуть не могла. Ее пугала суетливая толпа на огромных улицах; и днем, и ночью куда-то несущиеся автомобили; большие магазины со множеством нарядных баночек-коробочек, среди которых так трудно было найти то, что нужно; вызывающе одетые однокурсницы, не желавшие признавать ее за свою. И равнодушие окружающих: приветливые люди в кукольных домиках зачастую даже не знали, кто живет у них за стеной. А потому когда в ее жизни появился Славик, Аня ухватилась за него, как утопающий за соломинку. Не раздумывая согласилась выйти замуж, но уже через месяц поняла, какую совершила ошибку: Слава вырос в очень религиозной семье с такими патриархальными устоями, что даже в их маленьком поселке они казались бы очень странными. Промучившись полгода, Аня предложила развестись. Но Слава ответил так: «Жена – это раз и навсегда. Ничто не может разлучить супругов». И девушка поняла, что выхода – нет.
Теперь она не торопилась возвращаться с работы домой. Самой последней выходила из офиса и медленно шла по набережной. Выбрав уютное местечко в одном из множества разбросанных здесь кафешек, она часами любовалась на бесконечную, уходящую в никуда, реку и твердила вслед за шептавшими волнами: «Жизнь – хороша, все – хорошо!» Вскоре среди безликой массы людей, почти круглый год бродившей по набережной, она стала выделять знакомые лица: поджарая бабушка, каждый вечер, не обращая внимая на насмешки окружающих, делающая зарядку у самой кромки воды, молодая мама с красивой черноглазой дочкой, худенькая девушка с фотоаппаратом, снимающая все и всех подряд… Из случайного подслушанного разговора в кафе Аня узнала, что она – очень хороший фотограф, чьи работы охотно публикуют не только местные, но и столичные журналы. «Счастливая!..» - вздохнула тогда Аня.
А через несколько дней случилось непредвиденное: возвращаясь из налоговой, за огромным стеклянным окном пиццерии она увидела своего Славика, ласково перебиравшего холеные пальцы красивой женщины с длинными пепельными волосами. Она смотрела на него так, что Ане на мгновение даже стало стыдно: будто заглянула в чужую спальню в самый неподходящий момент.
«Я не буду рассказывать вам, чего мне стоило узнать все про эту женщину, - писала Аня. – Но видели бы вы ее лицо, когда я пришла к ней на работу: казалось, она схватилась за оголенный провод под напряжением…»
Поняв, что закатывать скандал Аня не собирается, Люда – так звали соперницу - немного успокоилась и погрустнела: «Как я вам завидую: вы можете быть со Славой каждую минуту. А у меня этого счастья не будет. Он сказал, что никогда не разведется со своей женой».
«И тогда у меня созрел план, - не отрываясь, читала Настя четкие убористые строчки, написанные Аней. – Сумасшедший, невероятный, невыполнимый. Но это был единственный выход для нас троих. Люда должна была гулять со Славой на набережной, стараясь попасться на глаза той девушке с фотоаппаратом. И сделать все, чтобы она сфотографировала их вдвоем. А потом – и это была, пожалуй, самая нереальная часть нашего плана – снимок где-нибудь опубликуют, у меня будут неопровержимые доказательства измены мужа. И тогда никто не сможет помешать нашему разводу. Наверное, само провидение было на нашей стороне, иначе как можно объяснить, что у нас все получилось! Правда, услышав щелчки фотоаппарата, Люда ужасно испугалась, что Славик сейчас вас увидит и все сорвется, а потому еще крепче прижала его к себе.
Недавно у Люды и Славика родились двое замечательных близнецов. А я так и не смогла расстаться с Севером. Ну и пусть в нашем Яуре не так много солнечных дней, а клубника и малина поспевают только к концу сентября, зато здесь всегда готовы прийти на помощь даже незнакомому. А главное – здесь я встретила свою настоящую любовь. И скоро на свет появится наша доченька. Вы не будете против, если я назову ее в вашу честь Настей? Ведь без вас мы бы не были так счастливы… »