просто мария Декабрь 11th, 2009, 4:33 pm
Шляпа
Я с детства мечтал стать милиционером. И не просто хотел носить форму, держать в руках пистолет и сидеть в засаде. Я мечтал стать героем, как, например, инспектор Лосев или комиссар Катани. Я даже девчонок развлекал не анекдотами и треньканьем на гитаре, а комиксами, где накаченные блюстители порядка в тщательно отутюженной форме гонялись за грабителями, ловили воров и таскали за шкирку распоясавшихся хулиганов. Служители закона и их визави получались у меня как живые. Девчонки визжали от восторга, а родители надеялись, что я все же возьмусь за ум и пойду учиться на архитектора. Но свой аттестат я отнес в школу милиции.
Все эти ежедневные построения, марши на плацу, непонятные предметы вроде истории религии и прочие прелести нашей полувоенной жизни я воспринимал как некий путь очищения, который необходимо пройти на пути к своей мечте. И пока все вокруг меня пытались застолбить себе местечко на юрфаке или, на худой конец, в каком-нибудь удобном подразделении типа ОБЭП или Управления «К», я четко знал, что пойду служить в обычный районный отдел внутренних дел. Именно там, «на земле», очень нужны настоящие герои!
Первый год я просто умирал со скуки в пыльном, насквозь пропитанном едким сигаретным дымом кабинете, который делил с двумя такими же операми. Нет, не то, чтобы нам заняться было нечем. Кражи мобильников, убитые сковородкой в пылу ревности мужья, размазывающие по разукрашенным синяками щекам слезы – «да посадите же, наконец, этого изверга!» - женщины, попрошайки, мошенники, барсеточники – все это каждый день сыпалось на нас, как из ведра. Вот только дела, настоящего дела всей моей жизни, так и не было.
На второй год службы мне повезло: в нашем городе объявился маньяк. Молодой высокий мужчина спортивной наружности – как сообщалось в ориентировках – устроил настоящую охоту на влюбленные парочки. Те, что по каким-то причинам, не могли утолить свою страсть на уютном диване в обжитой квартире или казенном номере гостиницы, а были вынуждены использовать для этого тесный салон машины и ближайшую лесополосу. Обычно маньяк подкрадывался к ним в самый жаркий момент, разбивал окно прикладом винтовки, и в сводках становилось на два трупа больше. Как ловить этого «охотника» было совсем не понятно: преступления он совершал в разных частях города, свидетелей не оставлял. Лишь однажды медсестра из санатория, поздно вечером возвращаясь с дежурства, заметила, как крадется вдоль дороги долговязый мужчина в камуфляжной куртке, а на плече у него то ли палка, то ли удочка, то ли что-то посерьезнее. На это описание и ориентировались милиционеры, хотя догадывались, что на самом деле маньяк может оказаться и толстеньким пузатеньким старичком, и студентом, не отличимым от толпы сокурсников. Не понятны были и его мотивы. Предполагали, конечно, что завела его возлюбленная себе пассию, предалась греху, а он нечаянно их за этим застал. Вот и переклинило мужика. Проверили всех, недавно освободившихся из тюрьмы и психушки – ни одной зацепки. А высокое начальство копытом бьет и пламя изрыгает: достать преступника хоть из-под земли, а то народ уже любого куста пугается.
И тогда решили ловить маньяка «на живца». «Живцами» стали свои же, милиционеры. Такая «парочка», вооруженная до зубов, сидела в напичканной электроникой машине, припаркованной в лесочке, и ждала – не клюнет ли на это маньяк? А маньяк то ли попритих, то ли слишком прозорливым оказался – носу не казал.
Через три месяца подошла и моя очередь отправляться в засаду. Ночь перед этим я не спал, все представлял, как скручу эту скотину и как мне потом будет жать руку сам генерал, навешивая на лацкан кителя медаль «За отвагу».
В таком же приподнятом настроении я уселся вечером в машину, которую на этот раз припарковали чуть подальше от дороги, возле какой-то полянки. Что за место, я так и не разглядел: чтобы не спугнуть «наживку», операцию начали, когда на улице стало совсем темно. Да и в тот момент меня больше заботила «вторая половинка» - хорошенькая брюнеточка из инспекции по делам несовершеннолетних, с которой я уже давно собирался познакомиться, да все как-то не решался. А тут такой повод! Уселись мы с ней на передние сиденья, заблокировали окна-двери, настроили рацию, проверили оружие и я давай ее байками развлекать. Девушка веселая оказалась – хохотала до слез. А иногда и из рации доносилось еле сдерживаемое похрюкивание.
- Ой, что это? – обеспокоилась брюнеточка, отсмеявшись над очередным приколом из жизни моего знакомого, которому его брат, устроившийся работать в японский ресторан, под видом фирменного блюда впарил ашибори – теплую салфетку для рук.
Ее наманикюренный, с каким-то замысловатым узором, ноготок уткнулся в лобовое стекло. Вид за ним был вполне сюрреалистический. Полянку, которую до этого никто из нас толком и не разглядел, теперь заливал стальной свет вырвавшейся на свободу луны. А посредине – и это было отлично видно – возвышалась большая коробка из-под телевизора.
- По-моему, кто-то тащил телек и решил избавиться от ненужной тары, - попытался пошутить я, но тут же сам понял, как глупо это прозвучало: какой телек, какая тара в глухом по меркам средней полосы лесу в десяти километрах от города. Зайцы что ли его тут смотреть собираются?
От неприятных предчувствий в животе стало холодно. Маньяк-то наш был изобретательный: ко всем своим жертвам умудрялся подкрадываться так, что никто его не заметил. А что, если?.. Судя по всему моя «вторая половинка» размышляла о чем-то подобном: на ее до сих пор безмятежном лобике прорезались две глубокие морщины, а наманикюренные пальчики сосредоточенно тарабанили по приборной панели.
И только я собрался произнести свою догадку вслух, как она подалась всем телом вперед:
- Смотри!
На поляну из-за кустов, пугливо озираясь, вышла огромная собака. Понюхала воздух, сверкнула зелеными огоньками глаз, села чуть поодаль от коробки, подняла морду вверх и завыла. От этого утробного, полного тоски и безысходности вопля холодно стало уже не только в животе. Было ощущение, что кровь действительно стыла в жилах, а руки и ноги одеревенели. Сразу же вспомнилось народное: «Собака воет – к покойнику». А тут еще эта проклятая коробка вдруг начала раскачиваться, потом дернулась и медленно поползла в сторону нашей машины.
- Ааааааааа! – заверещала брюнеточка и принялась выламывать ручку заблокированной двери.
- Сидеть! – голосом разъяренного Джигурды попытался я пресечь ее разрушительные попытки и потянулся к рации: - «Сокол», «Сокол», я – «Охотник»! У нас тут, кажется, маньяк. В коробке.
«Соколята» долетели быстро. Черными тенями упали на поляну, окружили коробку, клацкнули затворами автоматов, один из рявкнул: «Выходи!»
Среагировала одна лишь собака, до этого переставшая выть и с недоумением наблюдавшая за происходящим. Она ощерилась, зарычала, изготовилась к прыжку. И тут «соколенок» пнул коробку. Та резво завалилась на бок, выпустив из заточения маленького, трясущегося от страха щенка. Неловко переставляя толстенькие лапки и обиженно скуля, он кинулся к все еще рычащей мамке. А та вполне по-человечьи отвесила ему оплеуху, еще раз рыкнула на «соколят», схватила свое неразумное чадо за шкирку и утащила в лес.
- Шляпа, - отмерла моя брюнетка, до сих пор безмолвно наблюдавшая за происходящим. – У Носова есть такой рассказ «Шляпа». Про котенка, который жутко напугал двух мальчишек. Мне его мама в детстве читала.
С тех пор в райотделе меня иначе как Шляпа никто и не называл. А на день рождения мне такую же книжку подарили. Тоненькую, чуть примятую, 72-года издания, на обложке веселенькими буквами «Евгений Носов. Живая шляпа» и забавный серо-белый котенок, у которого с одного уха свисает огромное соломенное канотье. Видимо, коллеги не один день готовились.
На следующий же день я написал заявление об увольнении. И теперь грызу гранит науки в архитектурно-строительном, как и хотели мои родители. Но от своей мечты совершить что-нибудь героическое я не отказался. В жизни ведь всегда есть место подвигу.