НЕБОЛЬШАЯ СКАЗКА О ЖИЗНИ
«Я липкий майский березовый листочек. Только вчера появившись из почки, я обнаружил, что шелестеть мне на самой верхней веточке раскидистой березы. Как воздушно трепыхаться на ветру, подставлять то левую, то правую свою зубчатую по бокам сторону под солнечные лучики. Я еще клейкий, потому как молодой. Могу к соседней юной веточке припаяться, могу сам по себе жить, заботясь только о своем фотосинтезе. Чудесно-то как здесь наверху под самыми облаками колыхаться и взирать на теплое солнышко. Майский дождь меня умыл, и началось такое! Крупные капли полетели с неба. Щекоча, скатывались они по моему зеленому телу. Небо громыхнуло, разорвалось на части и вновь срослось. И видел я, что за разверзнутым небом пламя огненное, и как старая ворона затряслась в своем гнезде от страха. Затрепыхалась душа моя в сеточку. Жутко было, но красиво!
Качаюсь я по воле судьбы и знаю теперь, как прекрасен мир в утренней прохладе сверкающей росы и тумана. Да ради такого зрелища стоит жить и не сохнуть! Верю, что так будет всегда. И дети будут бегать, касаясь старого шершавого ствола: «Туки-туки…», и старики отдыхать, опершись спиной на березу, и влюбленные говорить волшебные слова, и соловушки сладко петь из кроны.
- Жизнь прекрасна, но не вечна, - сказала старая ворона, сидевшая в гнезде, - умрешь ты осенью, в пожухлую траву падешь с дождем холодным.
- А дальше что?
- Потом слезою омоешься снега талого. Смерть. Тлен…- кричала из гнезда ворона.
К середине июля я превратился в широкий лист. Радостно мне осознавать свое предназначение – быть частью зеленой кипени и шелеста. Нас, листочков, много и мы шумим под ветром, задевая сережки. А березовые сережки мечтают пасть, унесенные ветром, подальше от своей березы, превратиться в стройных белостволых дев, самостоятельных и красивых. И чтобы не срубили их молодыми, не сломали ручки-веточки, не вырвали с корнем. Задумываются они о своей судьбе, гадают, как девчата.
- Смерть… смерть…, - кричала из гнезда старая ворона,- мы не достойны жизни вечной. Все вокруг постыло. Для чего живем – не знаю.
- Я много чего повидал, и знаю, что покориться нужно судьбе. Мы все под ветром живем и не зависим от себя. Он только, наш повелитель и бог: куда подует – туда и полетим. И у него нет избранных, все равны перед ним: и те, что в колер красно-желтый окрасился и ждет похвал, и те, что выросли, приняв, причудливо резную форму…
- Да, что твой ветер! Смерть не оставит и моложе не сделает, - бормотала ворона охрипшим голосом.
В голове у старой вороны застыли некоторые процессы и она, неделю не вылетая из гнезда, твердила одно и тоже:
-Смерть. Мы все умрем. Зачем есть, пить, клевать?.. Смерть.
Решила ворона умереть голодной смертью, не найдя другого способа покончить с опостылевшей ей жизнью. Пробовала ворона клювом вниз с дерева пикировать, но крылья подвели, расправившись по привычке. Утонуть хотела, пристроившись к водоплавающим собратьям своим, но изгнана была с позором из стаи. «Не оскверняй места наши речные!» - сказала чайка и клюнула ее в воспитательных целях.
Села ворона в гнездо, пригорюнилась, стала смерти легкой ждать. Думала, что на третьи сутки окочурится, но смертушка не спешила, а клевать хотелось. Через неделю умоляла она и просила пищи у пролетавших мимо птах лесных. Но ей ни кто не подавал. Вылетать из гнезда сил не было, а может и придуривалась немощной, жалость и милосердие пробуждая.
Однажды синица принесла ей червячка, но ворона, склевав его, сказала: «Мало одного. Еще хочу!» Не могла добрая синица добывать пропитание, для сложившей крылья вороны: у самой птенцы малые, прожорливые.… Устала птаха малая, а может, и прозрела. Я не спрашивал. Слышал только, как ворчала хитрая ворона в своем гнезде: «Мало принесла, мало. Ой, умру, умру».
И вот, однажды, хищный зверь приволок под березу тушку кролика, чтобы съесть не спеша.… Наблюдала ворона свысока за зверем хищным, и не выдержала. Окончательно помешавшись, вспорхнула она и решила тушку отобрать, а зверя прогнать: «Иди отсюда в свой лес! Это моя территория и я здесь хозяйка! Моё!» - прокаркала ворона и набросилась на зверя.
Что тут скажешь: погибла ворона от жадности своей в неравной схватке. А зверь, полакомившись крольчатиной, ушел, не став трепать воронье грязное тело (брезгливый был). Так и осталась черная птица валяться падалью лесной под деревом. Коты подходили, нюхали, но есть не стали: горькое мясо у вороны от мыслей поганых. В жизни никому не нужна была, а в смерти тем более. Не любила она никого, не замечала красоты небесной, о своей шкуре только пеклась. Ушла она в безвестность, словно и не жила никогда…
Вот уже осиновые листья покраснели, и гонит их ветер, срывая и переворачивая, а дворники жгут. Кленовые желтые листья дети собирают в букеты в память о лете. И я, пожелтев наполовину, покорно жду своего часа. Уж нет мочи держаться, но так еще хочется посмотреть на мир с высоты своего покачивания. Что будет завтра? Неужели я умру и сухим паду на шляпку какой-нибудь старушенции, которая тоже, как и я, еще держится за жизнь, кряхтя и сутулясь? Или прилипну под моросистым дождем к ветровому стеклу? Но мне будет все равно, ведь мертвым не обидно, когда их топчут. Сейчас сладко мне от мысли, что жил я - не тужил, шелестел - не грустил…»
«Прощайте! Я здесь жил и знаю – мир прекрасен!..» - крикнул листок, улетая.
Девушка дремала у окна, держа на коленях книгу, как вдруг резкий порыв ветра внес в комнату наш листик резной и в книгу вложил. Через несколько лет влюбленный поэт, увидав его среди печатных слов, написал стихотворение о вечности и смысле жизни, которое заканчивалось такой строчкой:
О жизни думавший, еще живет средь нас.