НЕТ ХУДА БЕЗ ДОБРА.
- Игорень, давай бросай эти чертовы чучела и дуй за кофе. На деньги, себе тоже возьми.
- Ром, может, сначала доделаем, а то Сося…
- Давай, давай, без разговоров. Что нам эта Сося, - Роман уже вытащил из кармана деньги, отсчитал две десятирублевые купюры и протягивал их коллеге, нетерпеливо подергивая рукой. Игорь Пустяков без энтузиазма принял потертые банкноты и побрел через весь склад, затем длинным коридором к автомату. Он вовсе не хотел кофе, но вернулся с двумя бумажными стаканчиками, наполненными душистым напитком.
- Так это вы торопитесь, лодыри! - зычный голос тучной женщины в синем халате, с тугим пучком из волос на затылке прервал кофейную церемонию двух кладовщиков. Игорь вскочил со стула, едва не расплескав кофе, и обернулся.
- Пустяков, ты чего расселся? Я же вас предупредила, что до обеда у меня на столе должна лежать накладная и сопроводиловка для Пассажа. Ты всю партию принял, да? Пересчитал все манекены, да?
Заведующая складом широко разкрыла глаза и энергично кивала головой, изображая девочку-подростка, тем самым превращая кладовщика в глупого недотепу с которым-то и серьезно разговаривать нельзя. Игорь, понурив голову, сжимал бумажный стаканчик, и не возражал. Уже второй месяц по складу гуляли сквозняки – слухи о сокращение персонала. Не сговариваясь, почему-то все решили, что первым будет Пустяков. И Игорь сам так думал. Он считал, что каждым неверным движением приближает свое увольнение, а тут такой тайфун…
Роман, молча, встал, и со стаканчиком в руке прошел в другой конец склада, где невредимый скрылся за стеллажами.
- Пустяков, так мы будем отвечать? – глумилась завскладом над работником.
- Так это, я, Рома, решили…
- Я тут решаю, - повысила голос Сося – Софья Сергеевна Якушева по паспорту, ее щеки затряслись, а лицо побагровело. - Плохо знаешь свои обязанности, Пустячков? Я могу тебе напомнить, только мне кажется, когда я закончу их перечислять, твоего духу тут уже не будет. Ты этого хочешь?
Игорь замотал головой.
- Не искушай судьбу, Пустышкин. Живо за дело. Сроки остаются прежние – до обеда. Завскладом еще раз бросила взглядом в испепеленного кладовщика, и гордо вскинув голову, словно только что выиграла тяжелый бой, важно прошла в свой кабинет. Игорь не медля, с удвоенным рвением приступил к своим обязанностям.
- Че ты, Гарик, паришься? Не обращай внимания на крашенную кобылу. Пошли, покурим, – Под лестницей стоял Ромка. Белый ободок от кофейной пенки на его верхней губе еще не успел высохнуть.
- Ром, она сказала до обеда, не то…
- Пошли тебе говорю, все пучком будет, - Ромка озорно подмигнул Игорю и похлопал себя по нагрудному карману, где лежала пачка «кэмэла».
Игорь поколебался секунду, печально вздохнул и слез со стремянки. Они пошли к запасному выходу, по пути Игорь ругал себя, за то, что потакает бездельнику Ромке, что пренебрегает угрозами Соси, но ничего с собой поделать не мог. Не мог отказывать людям, и делал то, что от него ожидали: в отпуск уходил зимой, летом работал за весь склад, всегда считал продукцию на верхних полках, оставляя нижние ярусы молодому коллеге.
Они так и не успели до обеда... Пришлось Игорю вынести еще взбучку и заканчивать работу во время перерыва одному, так как Ромка заявил, что страдает гастритом и не может обходиться длительное время без горячей пищи.
Вечером в скверном настроение Пустяков открыл замок и распахнул дверь квартиры.
- Что сбежались? – с порога озлился Игорь, - Не надо на меня так смотреть. Дуй на кухню, жена, есть грей! Я сегодня злой, как ни когда, лучше мне не перечь. Давай, молча, развернулась и пошла - раз, два. Еле ноги волоку, блин, эта змея Сося... Ромка – гад, хоть бы слово за меня сказал. Будь я начальником, попил бы он у меня кофе, покурил бы. Сразу без разговоров строгоча схлопотал бы, - при этих словах Игорь звонко ударил кулаком правой по ладони левой руки. - Все, вот тебе, гуляй!
- А тебе, что? Особое приглашение надо? Лыбишься здесь. Все уроки сделал, да? Дерьмо за хомячком убрал, да? – изображал Игорь завсклада. - Сейчас проверю как в школе дела, давай тащи сюда дневник. И сегодня без чупа-чупса обойдешься, двойки исправь сначала. Вот блин, семейка собралась. Послал же Господь наказание, - Игорь вздохнул и закатил глаза к потолку, прошел в ванную. Умылся, взял край полотенца, намереваясь вытереть лицо. Махровая ткань выглядела не свежей и была порвана с краю. Игорь резко повернул голову в сторону кухни, открыл рот собираясь высказаться, но сдержался. Опять тяжело вздохнул и вытер лицо грязным полотенцем, потом долго рассматривал свое отражение в зеркале. Выдернул несколько седых волос, повертел головой: «Да, время берет свое», - подумал он и прошел на кухню. Обвел взглядом голые стены, пошарканную газовую плиту, старый холодильник залепленный наклейками, маленький стол заставленный консервами, раковину с грязной посудой. Опять тяжело вздохнул и вернулся в коридор.
- Ладно, не злись, родная. Прости, я сегодня не в духе. Эта, Сося, довела меня…, - Игорь подошел и поцеловал в щеку женский манекен без одной руки. Затем присел на корточки и положил руку на голову детскому манекену. - И ты, старик, не обижайся. Завтра обязательно куплю тебе чупа-чупс.
Его взгляд скользнул на пакет в руке манекена, в котором скопилось несколько десятков конфет на палочке.
Пустяков обвел печальным взглядом пластмассовую семью, и в какой уже раз подумал о настоящей Люсе – учетчице учетного отдела. Она, так же как и он, не имела семьи. Время нещадно стирало с нее красоту и молодость. После знаменательного случая, когда Игорь на праздновании Нового года танцевал с Люсей и потом проводил ее до дома, уже скоро как год не мог найти в себе смелости подойти и заговорить с ней. Едва ему стоило представить, как Ромка кричит через весь склад: «А, женишок, пожаловал! Тили – тили тесто», - и ржет, - желание пропадало. Коллектив небольшой, все новости расходятся со скоростью звука. Он не смог бы перенести перешептываний за спиной и смешки женщин из бухгалтерии, намеков масленого Ивана Семеновича известного ловеласа – начальника планового отдела, кривых улыбок охранников на проходной. А больше всего он боялся, что Люся посмеется над ним и даст отворот поворот. Но теперь все переменилось...
Игорь не мог поверить, что сделал это.
- Пустяк… Пустяшк…, Пустяковщиков чего надо? Все сделал?
Игорь зашел в кабинет завсклада и мялся у двери, не смея отдаляться от порога, словно неумелый пловец от берега. Обед закончился, в кабинете вкусно пахло пирогами, от чего в животе у Игоря предательски заурчало. Ромка сидел у окна, ковырялся спичкой в зубах и ухмылялся.
- Все, - проговорил Игорь, повысив голос. Софья Сергеевна оторвалась от бумаг и с недоумением посмотрела на кладовщика.
- Все, я увольняюсь. Мне, мне надоело, - в смятении и душевном волнении Игорь не мог подобрать верных слов, стушевался и выскочил из кабинета.
- Скатертью дорога, тебя и так хотели сократить, - услышал вслед злой женский голос. Но это уже было неважно, внутри все кипело и клокотало: «Пустяковщиков. Как эта дура в следующий раз меня назовет? Ромка, блин гастритчик фигоф, обед закончился уже как сорок минут назад, а он еще на жопе сидит. Все, надоело!».
- Чего ты кипятишься, Игорень? – сзади подошел Ромка и по–дружески положил руку на плечо.
- Я увольняюсь.
- Как это увольняешься? А кто верх считать будет?
- Да пошел ты, - Игорь сорвал с вешалки куртку и почти бегом по длинному коридору припустил к проходной.
Только выскочив на улицу, осознал, что натворил. Не пройдя и сотни шагов, засомневался в правильности своего поступка: «Что это на меня нашло? Устал что ли?». Весь путь до дома сочинял извиняющуюся речь и придумывал, как бы завтра сгладить неприятность.
Он смотрел на женский манекен долго, напряженно, пока глаза не заслезились.
- Ни черта извиняться не буду! Фига им, - громко проговорил он. Только сейчас Игорь понял, как давно этого желал. Словно прошел долгий путь, и, обернувшись, заметил, что катит за собой груженую телегу.
-Завтра пойду в пекарню, там не возьмут - на швейную фабрику подамся. Ничего, не пропадем.
На следующий день Игорь стоял у знакомой проходной и смотрел как рабочие и служащие расходятся по домам. Он специально пришел за расчетом к концу рабочего дня, чтобы дождаться Люсю. То чувство уверенности, которое в нем зародилось вчера, окрепло, заполнило пустоту внутри и вселяло надежду.