просто мария Апрель 1st, 2010, 7:45 pm
Керош.
Стоя на краю парапета, Уаджи наблюдал за тем, как плещется в прозрачной воде искусственного водоема форель. Клонящееся к закату солнце играло на воде бликами, заставляя фараона щуриться. В этот год жар солнца был особенно сильным. Оно выжгло египетскую землю, и даже Великий Нил, несмотря на то, что стоял месяц хойяк - время, когда он достигает самого высокого уровня, - отступил далеко от берегов. Цены на воду достигли небывалых размеров, люди умирали от жажды. Иссушенные зноем, они лежали прямо на дороге, и сжатые в предсмертной судороге пальцы царапали затвердевшую, как камень землю. То был страшный год. Шпионы доносили Уаджи о том, что среди народа ходят слухи, будто Амон разгневался на фараона за то, что он потревожил демонов невидимого города Керош, куда совершил военный поход.
Мечтавший поработить весь мир, фараон вел завоевательные войны. В городах, чьи властители боялись полного уничтожения и сами открывали ворота его армии, он оставлял править своих министров, и те облагали город непосильной данью; города же, оказывающие сопротивление, стирал с лица земли, обращая жителей в рабов...
Впервые о невидимом городе Уаджи услышал, когда в половине месяца паини во дворец пришел человек, назвавшийся Ветром Пустыни. Морщинистое, загоревшее почти до черноты лицо и серебристые волосы говорили о том, что ему уже много лет, но глаза были поразительно молодыми и полными жизни. Переступив порог, Ветер Пустыни пал ниц, и на животе подполз к трону фараона. Когда Уаджи позволил ему подняться и спросил о цели визита, странник воздал хвалу могуществу фараона, а затем поведал о том, что там, где отец Нил набирает силы, чтобы нести свои воды в благословенный богами Египет, находится Золотой Город, дороги которого выложены драгоценными камнями. Их блеск сравним лишь с блеском Ра, когда тот проплывает по небу на своей лодке. Женщины того города красивы, как утренние розы, голоса их звучат нежнее флейты.
Чем дольше слушал Уаджи речи Ветра Пустыни, тем ярче разгоралось в его груди пламя войны. Он уже представлял себе, как падут ворота покоренного города, а драгоценные камни, которыми выложены улицы, разлетятся под копытами его коня сверкающими брызгами.
- Ты, верно, смеешься над светлейшим, - срывающимся от гнева голосом перебил странника стоящий за троном жрец Птамелиус, - в месяце фаменот мне довелось бывать в тех краях. Там нет ничего, кроме бесплодной пустыни.
Старец посмотрел на него долгим взглядом и со значением произнес:
- Не всем открывается дорога в Золотой город, но, - он вновь обратился к Уаджи, - если сын солнца пожелает, я стану песком, по которому будет ступать ваше непобедимое войско, да благословят его боги на все времена.
- Чего же ты за это хочешь? – спросил фараон.
Ветер Пустыни вновь упал перед ним ниц и воскликнул:
- Один милостивый взгляд вашего святейшества будет для меня наградой!
Уаджи усмехнулся и милостиво махнул унизанной перстнями рукой:
- Да будет так…
Вечером, в час, когда фараон предавался размышлениям, к нему явился Птамелиус.
Приветствую тебя, о Божественный! Да будь ты жив, здоров и могуч!
Уаджи ответил небрежным кивком и приказал продолжать.
Я только что разговаривал с богами, и они говорят, что человек, назвавшийся Ветром Пустыни, в действительности есть тифон , сметающий все живое. Он принесет земле египетской много горя.
Уаджи, который к тому моменту в своих мечтах уже завоевал Золотой Город, поморщился.
Птамелиус быстро огляделся по сторонам (уж он-то знал, что здесь и стены умеют слушать) и, придвинувшись к фараону, торопливо зашептал:
- Истинно говорю тебе: не золото найдешь ты в том краю, а невидимый город Керош.
В тот же миг будто стая незримых птиц пронеслась по комнате, задрожало и потухло пламя свечи, горящей возле статуэтки богини Исиды. Уаджи испуганно обернулся за спину, но в комнате уже все стихло.
- Я никогда не слышал о таком городе, – произнес фараон.
- О нем известно только жрецам верховной коллегии. Это город Безвременья, что находится за пределами дня и ночи, где нет дыхания жизни. Храмы и гробницы его не имеют выхода наружу. Врата испещрены страшными знаками и запечатаны. Горе смертному, сломавшему те печати и выпустившему Червя. Получив свободу, он сожрет Солнце, и на землю опустится Великий Мрак.
Уаджи молчал, объятый ужасом. Птамелиус пал перед ним ниц и возопил:
- Осирисом заклинаю тебя, о Великий владыка: прикажи поймать и сжечь колдуна! Сказано богами: «Едва коснется искра очищающего огня его волос, как вспыхнет он, подобно факелу, и на том месте, где он стоял, не останется даже пепла. Только знак Червя, которому он служит».
- Хорошо, - с дрожью в голосе согласился фараон и вызвал начальника стражи.
Когда тот явился, Уаджи приказал схватить Ветра Пустыни, которого поселили вместе с дворцовой челядью, и заточить в подземелье в ожидании суда жрецов.
Начальник стражи ушел, но не успел еще Ра начать путешествие в ладье по краю неба , как он вернулся крайне смущенный, подталкивая в спину испуганного человека: босого и одетого в грязные тряпки. Лишь увидев фараона, несчастный посерел лицом и упал ниц. Начальник стражи поведал о том, что этот человек, младший жрец. Вчера после захода солнца Ветер Пустыни попросил проводить его к храму бога Птаха, после чего старца никто не видел.
Пусть он сам расскажет, - кивнул Уаджи на не смеющего поднять голову жреца, но тот даже не пошевелился.
Тогда Птамелиус приблизился к нему и коснулся его плеча холеной рукой:
- Говори, несчастный, и да ниспошлют боги тебе свою милость, - последние слова он произнес так тихо, что его мог слышать только жрец.
Несчастный вздрогнул и, по-прежнему не находя сил, чтобы взглянуть в лицо фараона, пролепетал:
- Тот человек сказал, что хочет совершить обряд во имя бога Птаха. Я проводил его до главного входа в храм, а когда спросил, ждать ли мне его выхода, он меня отпустил.
Начальник стражи организовал поиски, но они ни к чему не привели – никто из жрецов храма Птаха не видел этого человека, будто тот и в самом деле был ветром…
Вознеся молитвы богам, Птамелиус вышел на террасу, ведущую в дворцовый сад. Поиски колдуна еще не закончились, и в глубине сада перекликались стражники. Ночь была светлой и душной, на небе стояла полная луна. Птамелиус вдохнул запах свежести, исходящий от щедро политой земли. Благодаря стараниям садовников, в саду росли влаголюбивые растения: фруктовые деревья и виноградная лоза.
Внезапно слуха жреца достиг слабый шорох в кустах, и на посыпанную белым песком дорожку перед террасой вышел шакал. Это был крупный зверь, гораздо крупнее обычных шакалов. Птамелиус замер, пораженный его появлением, ведь увидеть шакала в саду фараона было равносильно разразившемуся ливню.
Не выказывая ни малейших признаков страха, зверь повел ушами, легкой поступью пересек дорожку и направился к террасе. Фосфоресцирующие красным глаза не отрываясь, смотрели на Птамелиуса, и жрец почувствовал, как его заполняет безотчетный ужас. Он хотел позвать на помощь, но вдруг понял, что не может издать ни звука. Хотел поднять руку и не сумел: будто невидимые сети опутали его тело, лишив способности двигаться. Шакал приблизился к террасе и встал на задние лапы, положив передние на перила. Оскалился, обнажив желтые клыки, и в голове жреца прозвучал низкий мужской голос:
«Ты думал погубить меня, глупец? Посмотри на себя – ты стал беспомощнее младенца. Твои руки могут делать лишь то, что прикажу я. Причини себе боль».
Птамелиус почувствовал, как его рука, ведомая чужой волей, потянулась к кинжалу.
«О Всемогущий Ра, помоги рабу своему!» - мысленно взмолился Птамелиус.
Рука против его воли, коснулась рукояти кинжала.
Обратив к ней взор, жрец приложил все силы, чтобы остановить руку, и на какой-то миг она даже замерла у рукоятки, но ее тут же сдавили невидимые тиски, вызывая боль, подобной которой Птамелиус никогда не испытывал. Жрец закричал, но крик умер на губах, так и не родившись. Покорившись неведомой силе, Птамелиус вытащил из ножен кинжал и воткнул себе в бедро. Волна боли бросила его на пол, но несчастный лишь беззвучно открывал и закрывал рот.
Шакал перепрыгнул через перила и остановился рядом с Птамелиусом, наклонив голову на бок и насмешливо разглядывая корчащегося на полу жреца.
«И где же твой Бог? Почему он не идет тебе на помощь?»
Повинуясь его воле, Птамелиус поднял окровавленную руку и вновь воткнул себе в бедро кинжал.
«Хочешь, я расскажу, где твой Бог? - продолжал Шакал, - он отупел от возлияний, его уши готовы слышать только хвалебные песни, а глаза видеть танцы обнаженных жриц. Переходи на службу ко мне, и ты узнаешь, что такое истинное могущество».
Дрожащими от напряжения губами Птамелиус выдавил «Нет!»
«Что же, жаль… » - «промолвил» Шакал.
Та же сила заставила жреца в последний раз поднять кинжал и перерезать себе горло.
В глубине сада по-прежнему перекликались стражники, деревья бесшумно роняли на дышащую влагой землю прозрачные лепестки цветов, когда Шакал бесшумно исчез в зелени кустов.
Невзирая на то, что странник, назвавшийся Ветром Пустыни, таинственным образом исчез, а верховного жреца храма Ра обнаружили в саду убитым, в месяце тиби Уаджи двинул войска в поход на Золотой Город. Он оказался именно там, где предсказывал Ветер Пустыни. Покрытые золотом крепостные стены сверкали так, что резало глаза. Величественный и прекрасный, Город раскинулся на песках, подобно могучему льву, уверенному в том, что ни одному смертному не достанет силы и доблести покорить его.
* * *
Город сопротивлялся в течение нескольких месяцев.
А потом наступила последняя ночь сражения.
В разгар битвы вдруг раздался жуткий вой, заглушивший крики солдат и грохот катапульт. Испуганные воины замерли на месте, озираясь по сторонам и пытаясь понять, откуда исходит этот звук. А он все нарастал, становясь невыносимым, причиняя боль. Казалось, что он исходит из-под земли. У многих воинов пошла из ушей кровь. Великие и непобедимые, они были сражены и брошены на колени, умоляя лишь об одном: чтобы смолк Голос.
Когда же он, наконец, смолк, оглушенные, воины поднялись с земли и все, как один, обратили глаза к стенам непокорного города. То, что предстало их глазам, заставило воинов упасть ниц: мощные ворота были снесены, и сквозь образовавшийся проем стало видно, что за ними ничего нет. Ни вымощенных драгоценными каменьями улиц, ни золота храмов, ни воинов, ни женщин, ни детей.
Не было никого. Только безжизненная пустыня, над которой веет хамсин...
Серебристая форель выпрыгнула из воды совсем близко от края парапета и с громким плеском вновь ушла на глубину бассейна, окатив брызгами обутые в сандалии ноги Уаджи.
Фараон невольно вздрогнул и неторопливо направился мимо высокой колоннады дворца к своим покоям. Его шаги эхом отдавались от каменных плиток пола. Мысленно Уаджи все еще был там, где запах пота смешался с запахом страха, а крики боли с воплями безумия.
С похода вернулись немногие: на обратном пути войско охватила болезнь, неведомая лекарям и наводившая ужас на солдат. Здоровые и полные сил люди неожиданно с криком боли падали на землю и начинали корчиться в агонии. Их кожа чернела и обугливалась так, будто изнутри воинов сжигало дьявольское пламя. Сначала лекари пытались помочь несчастным, но ни одно из известных снадобий не помогало, и тогда мучения воинов стали прекращать ударом копья в грудь.
Горы трупов устилали обратный путь армии Уаджи. Казалось, что их невидящие глаза смотрят вслед уходящим с немым упреком.
Оставшиеся в живых, мечтали только о том, как бы поскорее добраться до благословенной богами Египетской земли, веря в то, что стоит их сандалиям ступить на нее, как всем несчастьям придет конец.
Однако, их надеждам не суждено было исполниться. Стенанием и плачем встретила воинов земля Египетская. Засуха, какой не бывало, выжгла все посевы, и люди умирали от голода. Так мечтавшие обрести покой и благоденствие, воины нашли на месте цветущего края безжизненную пустыню. Опустошенные, потерянные, бродили они по вымершим деревням, где ветра заносили песком дома, в которых еще недавно звенел смех...
Уаджи направлялся к своим покоям. Он никуда не торопился, ибо знал, что Вечность смеется над спешкой смертных. Издали завидев его приближение, слуги падали ниц, не смея поднять головы и взглянуть на Божественного.
И только, один из них, принятый во дворец этим утром и ни о чем более не мечтавший, кроме как лицезреть хотя бы стопу Великого Владыки, чуть приподнял голову и увидел, как по блестящим плиткам каменного пола, извиваясь, скользит огромная тень червя.