Змеиный узел

:) Место для самых отчаянных авторов-мазохистов, желающих испытать невероятные ощущения :)

А теперь серьезно.
В этом разделе есть два правила.
1. Будь доброжелателен.
2. Если не готов выполнять пункт 1. - ищи себе другой форум, не дожидаясь действий администрации.

Модераторы: просто мария, Becoming Jane

Змеиный узел. Эпизод 4

Сообщение Влад Костромин Декабрь 9th, 2017, 8:11 pm

IV

Андрей Иванович проснулся от странного звука – будто кто-то скребся в стекло. Встав с кровати, следователь достал из-под тощего матраца ПМ и, держа его в опущенной руке, осторожно подошел к окну. Тихонько отодвинул край пыльной шторы. Луна заливала ночь призрачным серебристым светом, играя на мокром асфальте. В лесу напротив стояла темная фигура. Следователь, не отрываясь, смотрел на фигуру, пытаясь понять, что это такое и почему Луна его не освещает. За стеклом вновь кто-то поскребся. Андрей Иванович перевел взгляд. Темная тень метнулась от окна. Невольно вскинул руку с пистолетом, едва не выбив стекло. Поднял взгляд – фигура в лесу пропала. Померещилось что ли? – подумал он, на всякий случай тихо открывая окно. На подоконнике темнели две кучки свежих опилок, распространяя в ночном воздухе запах сосны. К нему примешивался тонкий аромат фиалок.
– Что там? – раздался заспанный голос за спиной.
– Слава, похоже, у нас были гости.
Слава встал с кровати и зажег свет, ежась от ночной прохлады, подошел к окну.
Андрей Иванович стволом указал на опилки.
– Думаете, убийца принес? – настороженно спросил Слава.
– Не знаю… Я видел какую-то темную фигуру через дорогу, а под окном что-то скреблось. Я посмотрел на подоконник, а оттуда большая птица взлетела.
– Птица принесла опилки в когтях?
– Не знаю… Как говорил Гегель: «Сова Минервы вылетает в полночь». Тащи фотоаппарат – будем снимки делать. И бланк доставай – надо осмотр места происшествия составить.
Слава обреченно вздохнул.
– Не вздыхай, служба у нас такая. Дни и ночи…
– Я оденусь? – в трусах и майке молодому следователю по ночной свежести было зябко.
– Оденься, – разрешил Андрей Иванович, спавший в теплой синей пижаме. – Да и я партикулярное платье натяну, негоже пугать пейзан непривычным одеянием.
– Думаете, вас кто-то увидит?
– Обычно в деревнях встают рано. Да и к тому-же лично меня не отпускает ощущение, что за нами все время следят.
– Знаете, – замялся Слава, – мне тоже это все время кажется. Какая-то тут атмосфера гнетущая.
Закончили фотографировать и описывать место происшествия только к утру, когда уже было светло. Верхушки деревьев начали золотиться, отражая первые лучи, разбавляя настоянную за ночь тишину, как сумасшедшая разоралась кукушка в леске.
– Ку-ку-ку-ку-ку-ку-ку.
– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? – спросил Славик.
– Ку, – и замолчала.
Следователи задумчиво посмотрели друг на друга. За околицей начала кричать другая кукушка, судя по голосу, более опытная.
– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? – снова спросил Славик.
Птица презрительно замолчала.
– Спросите вы, Андрей Иванович.
– Слава, не забивай себе голову суевериями.
– Спросите.
– Хорошо. Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?
– Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку, – синхронно отсчитали обе птицы.
Следователи вновь озадаченно переглянулись.
– Я не люблю птиц. Пора делами заниматься. Вячеслав, теперь, когда у нас есть машина, тебе необходимо встретиться с егерями из заповедника и опросить их.
– Сегодня?
– Езжай сегодня, а я допросами займусь. Ладно, пошли завтракать и будем работать.
***
В дверь постучали.
– Войдите.
Распространяя застарелый запах перегара, вошел невысокий лысый крепыш с неровным шрамом на бугристой голове, в засаленной фуфайке, старых шароварах и грязных хромовых сапогах.
– Вызывали?
– Здравствуйте, проходите, присаживайтесь.
– А чего сразу садиться, гы? – поднял он на следователя мутные оловянные глаза.
– Не садитесь, а присаживайтесь.
– Знаю я вас, присесть предложите и на пять лет без права переписки.
– Такого уже нет давно.
– Чего нет?
– Без права переписки.
– Правда, гы? – у пастуха начался нервный тик – сильно дергался левый глаз, – перестройка?
– Нет, уголовный кодекс давно новый. Представьтесь.
– Рано мне еще, – к глазу добавилось дерганье правого плеча, при этом, плечо и глаза не совпадали по частоте.
– Как вас зовут?
– Меня?
– Да, вас.
– Бобков я, Михаил Михайлович, пастух тутошний, гы. Бобком люди кличут, а я и отзываюсь.
– Михаил Михайлович, что вы можете сообщить по факту убийства Андрея Родина?
– Нашел я его, значится. Корова, подлюка, в лес ломанулась, а я, значится, за ей. Догнал и по рогам скотине безмозглой, вестимо, насовал. Она назад шарахнулась, а я, это самое, посра…, в смысле, оправиться по большому, гы, решил. Дай, думаю, коли в лес пришел, так и это самое, короче… Опять же – для грибов полезно. Только штаны снял, присел, а тут и он лежит, значится. Ну, я и побег в деревню – в милицию звонить. А сыну своему, Мишке, он в подпасках у меня, это самое, сказал никого не подпускать.
– Никого это кого? Там был кто-то еще?
– Коров чтобы и овец не подпускал. Мы же с пониманием, знаем, что следы затоптать могут. Я уже усе рассказывал и протокол подписал.
– Я читал протокол. Добавить к нему что-нибудь можете?
– Что тут добавлять? Зря он в тот лес пошел, это самое, нехорошее там место. Нехорошее.
– Чем нехорошее?
– Мне еще бабка моя про это рассказывала – тогда никакого заповедника там и не было. В войну фашисты там пленных расстреливали. Бабка моя, земля ей пухом, говорила, что фашисты пытались открыть ворота в Ад…
– Однако.
– Не верите? Думаете, что я псих? – пастух ткнул корявым черным пальцем в шрам. – Да?
– Почему же, ничего подобного я не думаю.
– Вы у бабок поспрашайте, у старых наших – может и расскажут. До немцев в тех лесах НКВДшники крутились. Нехорошее место и крови пролито там немало! – Бобок начал трястись на стуле. – Много, много крови пролито!
– Успокойтесь, Михаил Михайлович, и рассказывайте по существу.
– По существу? Я думаю, в лесу водятся какие-то существа… и это они убили Андрея.
– Что больше всего бросилось вам в глаза? Запомнилось?
– Когда я его увидел, то какая-то птица сидела на лице и клевала глаз. Левый глаз.
– Что за птица?
– Я не знаю! Не знаю!– Успокойтесь. Выпейте воды, – следователь налил воды из графина, любезно предоставленного вместе с комнатой, в граненый стакан, найденный Славой в тумбочке, и протянул Бобку.
Тот дрожащей рукой взял стакан и, стуча по нему зубами, с трудом выпил.
– Я таких птиц раньше не встречал, – неожиданно спокойно сказал он. – У нее были зеленые глаза.
– Что еще можете сказать?
– Он мне снится… стоит, машет рукой, в которой насквозь торчит колышек и пытается что-то сказать…
– Что сказать?
– Не знаю, у него рот забит чем-то.
– Чем?
– Похоже на опилки, но я не уверен.
– Еще что можете сказать?
– Больше ничего, кроме того, что надо проверить лес. Вдруг, там сам Гитлер прячется?! Вы проверьте, проверьте! – пастух вновь сорвался на крик. – Куды мне бечь, царица небесная, если он в лесу?!
– Хорошо, мы проверим. А вы будьте готовы, что я вызову вас еще раз, – Андрей Иванович протянул пастуху бланк, – прочти и если все верно, то напишите снизу: «С моих слов записано верно. Мною прочитано» и распишись.
Пастух медленно прочел протокол, неуверенно подписал, встал.
– А от лесов держитесь подальше, – напоследок сказал он, совершенно противореча сам себе и вышел из комнаты.
Следователь проворно вынул из лежащей на кровати спортивной сумки пакет и осторожно спрятал туда стакан. Пакет положил в сумку.

– Здравствуйте, – голос глубокий, немного томный, как телячье мычание. Навязчивая и густая комбинация запахов: дешевых духов, сирени и свежего леса. Короткая синяя юбка. Деревенская красотка, да и только.
– Проходите. Садитесь.
Девушка поправила русые локоны, мягко покачивая бёдрами, медленно прошла к стулу, медленно села. Кофточка на пышной груди была в натяжку.
Андрей Иванович кашлянул, запершило в горле.
– Представьтесь, пожалуйста.
– Лена. Сапункова. Извиняйте, Елена Анатольевна. — Девушка улыбнулась.
– Елена Анатольевна, вы догадываетесь, почему я вас пригласил?
– Понятия не имею! — она опустила глаза. Пальчиком провела по краю стола.
– Даже предположений никаких нет?
– Совершенно!
– Странно…
– Я ничего не совершала! — сказала Елена с вызовом.
– Никто вас ни в чем не обвиняет.
– Зачем тогда пригласили?
– Подумайте.
– Не думается.
– Хорошо, – вздохнул Андрей Иванович. – Вы здесь из-за убийства Андрея Родина.
– Я его не убивала! — она отвернулась и уставилась в окно.
– Давайте попробуем по-другому, – Андрей Иванович тоже хотел бы выйти в солнечный день из пропахшего сыростью помещения, а еще лучше оказаться на крымском пляже. – Что вы можете сказать про Андрея?
– Его убили.
– Это я знаю. Кто его убил, у вас есть предположения?
– Не я – это точно! — Елена перевела взгляд на следователя. Положила руку на стол и кончиками пальцев коснулась стопки бумаг.
– Что вы можете сказать про покойного?
– Про кого?
– Про Андрея.
– Ничего.
– Вы его не знали?
– Очень мало. — Девушка начала рисовать пальцем круги по столу, по бумагам. Коснулась авторучки.
Андрей Иванович переложил бумаги в сторону.
– Жили в одной деревне, учились в одной школе и так мало знали? С трудом верится.
– Что я — бюро справочное — всех знать должна?! — Елена скрестила руки на груди.
– Хорошо, – видя, что разговор опять заходит в тупик, Андрей Иванович задумчиво почесал левую щеку, потёр лоб. – А вот, например, Виталика вы хорошо знаете?
– Какого? — Елена нахмурилась.
– А вы какого знаете?
– Вы про какого спрашиваете? — В глазах Елены появилось беспокойство. Она снова отвернулась к окну.
– Про Андреева, – сдался следователь. – Его знаете?
– Андреева?
– Да, Виталия Андреева.
Девушка молчала.
– Так знаете или нет? – не выдержал следователь.
– Знаю, — обиженно и резко ответила Елена.
– Почему же тогда молчите?
– Молчание знак согласия.
– Хорошо, – медленно вдохнул и выдохнул Андрей Иванович, – насколько хорошо вы его знаете?
– Не очень, только что учимся в одной школе и живем в одной деревне, а так, можно сказать, и не знаю его совсем.
– Хоть кого-нибудь вы хорошо знаете?
– Сестру свою, Ирку, брата – Стаса, родителей, – начала загибать пальцы на руке Елена.
– Еще?
– Еще двоюродные братья тут у меня живут: Сашка и Мишка, родители их.
– А не из родственников?
Опять наступила тишина. Елена прикусила пухлую губу. Щеки её немного порозовели.
– Молчание – знак согласия? – обреченно спросил следователь.
– Да, знаю.
– Кого еще вы знаете? – спросил Андрей Иванович, с трудом сдерживая в себе неожиданное желание – взять со стола графин с водой и опустить его на голову девушке, взять и тряхнуть её хорошенько, чтобы отвечала бойчее.
– Одноклассников, подруг…, – вновь начали загибаться пальцы.
– Про убийство Андрея что-то можете сказать?
– Да, могу. Я его не убивала.
– Это я уже слышал и записал. Еще что-то?
– Нет.
– Предположений кто его мог убить нет?
Она вдруг уставилась на следователя, словно увидела его впервые. Потом с опаской посмотрела куда-то выше его головы. Отвела взгляд. Поправила густые волосы.
– Нет. Нет у меня никаких предположений.
– Хорошо, – следователь протянул девушке бланк протокола, – прочтите и если все верно, то напишите снизу: «С моих слов записано верно. Мною прочитано» и распишитесь.
Елена молча подписала протокол, сверкнула глазом и вышла, маняще покачивая круглыми ягодицами под темно-синей короткой юбкой.
– Здравствуйте, – в дверь вошел высокий белобрысый подросток истинно арийской наружности.
– Здравствуй, Владимир. Проходи, присаживайся. Ты догадываешься, зачем я тебя вызвал?
– Из-за Андрея?
– Правильно. Вы дружили?
– Мы учились в одном классе и жили водной деревне…
– Близко, значит, не дружили?
– Он больше с Виталиком Андреевым и Витьком Пронкиным дружил.
– Понятно. У тебя есть какие-то мысли, кто мог это сделать?
– Мне кажется… это таджики. Они какие-то не такие как мы, грязные, крикливые… Могли его убить.
– За что?
– Он козу у них украсть хотел. В шутку.
– А таджики не поняли шутки?
– Не поняли. У них весной как нарочно козел повесился… Мальчиком его звали.
– Как повесился?
– Привязан был и на этой веревке на заборе повис и удавился. А таджики на Андрея подумали. Один ихний – Заурбек, подрался с Андреем за это.
– И кто победил?
– Заурбек он здоровый, дзюдо там у себя занимался…
– А Андрей боксом. Так кто победил?
– Андрей его дубинкой отм…, простите, избил.
– Дубинкой?
– У них такие дубинки – из резинового шланга с металлической оплеткой внутри от трактора, они внутрь шарики от подшипника насыпают.
– Они это кто?
– Андрей, Виталик, Витек… Да тут многие с такими ходят.
– А у тебя есть такая дубинка?
– У меня? – немец заискивающе улыбнулся. – У меня… есть. Только у меня без подшипников, вы не подумайте!
– Все равно – холодное оружие! Прямо «дикий Запад» какой-то. Может тут и пистолеты есть?
– Самопалы делают многие…
– Страшно жить в вашей деревне. Вернемся к драке Андрея и Заурбека. Когда она происходила, кто видел?
– Где-то недели три назад, вечером это было, возле комбайна, напротив карьера. Полдеревни видело – сидели на бревнах и ждали скот с поля.
– Ясно. А еще драки с таджиками были?
– Виталик с Муратбеком подрался.
– Это кто?
– Он на год старше нас.
– Место, время, итог?
– Перед экзаменами, в школе, за тиром, один на один. Виталик победил.
– Без дубинки?
– Без. Три зуба ему выбил и нос сломал.
– Какие страсти тут кипят. Из-за чего драка произошла?
– Муратбек ко всем цеплялся… щелбан Коле Андрееву дал случайно.
– Неплохой размен: нос и зубы за щелбан.
– А нечего лезть! Понаехали тут!
– Не горячись, скажи лучше, кроме таджиков кто мог на Андрея зуб иметь?
– Да кто угодно!
– И убить кто угодно мог?
– Ну… Андрей он здоровый был, не всякий бы справился…
– Ты тоже парень не хилый – ты бы справился?
– Не знаю, он ко мне не лез.
– Совсем?
– Иногда только дразнил «Партизаном»…
– За музей?
– Нет, еще до музея было. Мы с Виталиком с картошки сбежали и заблудились. Два дня по лесам и полям таскались.
– Ясно. Кстати, а зачем вы музей ограбили? Это не для протокола, не бойся.
– Оружие хотели взять, – потупился немец.
– Зачем?
Подросток пожал плечами.
– Что хоть взяли?
– Всё… все, что было. И миномет тоже…
– Хозяйственные. Скажи, а по грибы ты ходишь?
– Редко, тут заблудиться можно…
– А кто часто ходит, знаешь?
– Бабки разные, но они недалеко… Еще Красотьевич. Он постоянно жрет их.
– Это кто такой?
– Алкаш один местный. У него дом сгорел, и он теперь в самодельной хижине живет. Со свиньей…
– Хорошо, проверим. А в заповеднике ты бывал?
– Нет, там место плохое… Леший водит… Я как-то раз зашел, случайно, слегка заблудился. Присел дух перевести и услышал немецкую речь…
– Немецкую? Ты не ошибся?
– Мы дома меж собой по-немецки разговариваем.
– И про что говорили в лесу?
– Команду на расстрел пленных отдавали… А потом залп… Я испугался и убежал оттуда…
– Больше ничего странного тебе не встречалось?
– В заповеднике?
– Везде.
– Мы весной шли домой из школы: я, Виталик, Андрюха, Ирка и Ленка, и видели какое-то странное животное. Волк не волк, собака не собака – не знаю. Бежало по асфальту перед нами, метрах в двадцати. Не удалялось и не подпускало к себе ближе. Никто так и не понял, что это. До самой стелы перед нами бежало, от горки – километра два, получается, а потом в кювет спрыгнуло.
– Разве вас автобус не возит из школы? Почему пешком шли?
– Мы с уроков сбежали, – засмущался немец, – сбежали, а автобус еще долго было ждать. Вот мы и пошли. Мы часто пешком ходим.
– Ясно. А что за Лена с Ирой?
– Ира Пинчук и Лена Сапункова.
– Спасибо, – Андрей Иванович сделал отметки в списке.
– Андрюха с Ленкой одно время встречался…
– А потом?
– А потом стал с ее младшей сестрой – Иркой встречаться.
– Прямо ловелас.
– Заурбек тоже хотел с Ленкой встречаться…
– Так, так, так. Ты хочешь сказать, что у него был двойной мотив?
– Я вам так с самого начала и сказал!
– Еще что-то хочешь добавить?
– Вроде все сказал.
– Хорошо, – следователь протянул бланк протокола, – прочти и если все верно, то напиши снизу: «С моих слов записано верно. Мною прочитано» и распишись.
Немец прочел и расписался.
– Я могу идти?
– Иди. И напоследок, – спросил Андрей Иванович, когда Володька взялся за дверную ручку, – еще вопрос.
– Какой? – пугливо оглянулся Шнеппе.
– Кто Юру Савкина отравил?
– Что? – вытаращив глаза, немец открывал и закрывал рот, словно рыба, выброшенная на берег. Казалось, от падания его удерживает лишь дверная ручка, в которую он вцепился как утопающий.
– Кто отравил Юру Савкина? – медленно повторил следователь.
– Я не знаю! – истерично выкрикнул Володька, – не знаю я!
– Ты знаешь, что он не сам себе в компот формалин налил, но не знаешь кто?
– Да! Нет! Ничего я не знаю! Меня тогда вообще в школе не было! Я болел!
– А если подумать?
– Не знаю, – немец всхлипнул. – В шкафу стояла банка с гадюкой – может, он подумал, что это спирт?
– А если не подумал, то кто?
– Андрей, – еле слышно прошептал бледный немец. – Он говорил, что Юра стукач, и надо хорошо его проучить…
– Хорошо, можешь идти. Позже я вызову тебя еще раз.
****
В дверь вошла стройная русая девушка, с не по возрасту большой грудью, чертами лица схожая с уже допрошенной Сапунковой.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, присаживайтесь. Меня Андрей Иванович зовут.
– Сапункова Ирина Анатольевна.
– Ирина Анатольевна, я пригласил вас для дачи показаний по факту убийства Андрея Роднина. У вас есть, что сказать по этому делу?
– Я ничего по этому делу не знаю!
– Вы же встречались с Андреем?
– Встречалась. Сначала он с моей сестрой встречался, а потом на меня перекинулся. Но этого у нас не было, вы не подумайте! Я до свадьбы никому! Так ему и сказала – если невтерпёж, то иди к Жанке, эта сисястая всем дает!
– Жанна Фомичева?
– Она самая. Сгорела вместе с бабкой – ведьмой. Наказал бог за убитых детей.
– Она детей убивала?
– Аборты делала…
– Понятно. Давно вы с ним?
– С весны…
– Хорошо. Вас потрясло убийство?
– А вы как думаете?
– Думаю, что да. Кого же вы подозреваете?
– Да кого угодно! Андрей был хорошим парнем, но многим не нравились его шутки.
– У вас любой может за шутку убить?
– Смотря за какую… У нас судимых много… Но я бы проверила немцев этих: Володьку и Андрея Шнеппе. Какие-то они не такие.
– В чем это выражается?
– С девочками нашими не гуляют, да и от ребят особняком держатся. И смотрят все время как-то хитро, как фашисты в кино. Им же посылки из Германии приходят каждый месяц, а они потом жвачками и шоколадками спекулируют в Афоньевке.
– Какое отношение спекуляция имеет к убийству?
– Так старший ихний – Андрей, нашему Андрею деньги проиграл в карты. Может убили вдвоем с братом чтобы долг не отдавать? Жадные они. Мне же этот Володька предлагал встречаться. Пошли с ним раз в клуб. Я говорю: купи самогонки, а он – денег жалко! Жмот! Еще лапать меня пытался, козел! А потом за банку консервированной колбасы предлагал! Нашел дуру, за жестянку ноги раздвигать, баран!
– Андрей Шнеппе не предлагал вам встречаться?
– Он еще чуднее… Говорят, с мальчиком этим, Адамом Финкелем у него что-то… Вроде как ходят вдвоем. Даже видели их – как за ручки держались…
– Проверим. А что про Киабековых сказать можете?
– Говорят, они наркотики продают…
– Кому?
– Заурбек в Афоньевке продает. Точно я не знаю.
– А попыток встречаться с вами или сестрой они не делали?
– Заурбек пытался к Ленке лезть, но она его отшила. Все знают, что они у себя с козой это самое, живут, да и воняет от них, – Ира сморщила носик, – а младший их, не знаю, как звать, за бабами в банях подглядывает. Брат мой Стасик ему трусы Ленкины продал.
– Однако, – крякнул Андрей Иванович.
– И не говорите. Совсем молодежь с этой перестройкой с ума посходила!
– Вернемся к убийству. Вы знали, что Андрей за грибами собирался?
– Нет. Он со своими друзьями – придурками табунился, не до меня ему было. Сами понимаете, не дала, так зачем нужна?
– Стесняюсь спросить, а сестра ваша дала? – смущаясь спросил следователь.
– Сама не сказала, дурочка? Дала на свою голову. Потом бегала деньги на аборт искала, овечка!
– Она сделала аборт?
– Весной. Сходила к Фомячихе, та ей каких-то отваров дала и настоек. Рассказала, как пить. После этого Андрей и стал ко мне клинья бить. Видать, думал для коллекции и меня обрюхатить.
– Может быть… Так зачем вы стали встречаться, если знали о положении сестры?
– Понимаете… С ним многие хотели, а так я всем нос утерла! Да и, признаюсь, хотела за Ленку отомстить.
– Как?
– Придумала бы по ходу. А так не успела…Кто-то его убил, – она задумалась.
– Еще что-то можете добавить?
– Нет, я уже и так много наболтала.
– Хорошо, – следователь протянул бланк протокола, – прочти и если все верно, то напишите снизу: «С моих слов записано верно. Мною прочитано» и распишитесь.

Раздался робкий стук в дверь.
– Войдите!
За открывшейся дверью стоял пожилой мужчина в воглой штормовке, очках в роговой оправе и шапке-петушке. Руки его нервно теребили ободранный кожаный портфель странного апельсинового цвета.
– Здравствуйте. Меня зовут Виктор Григорьевич Вайнштейн. Я ветврач.
– Очень приятно, Андрей Иванович. Проходите, я вас хоте пригласить завтра, но ничего страшного.
– Я решил сам, добровольно и чистосердечно… Отдать себя в руки следствия…
– Признаться в содеянном? – подмигнул следователь.
– Совершенно верно! Чистосердечно признаться! – в волнении заерзал на стуле Вайнштейн.
– Признаться в убийстве?
– Господь с вами! Я Андрея не убивал!
– В чем тогда желаете признаться?
– Директор меня заставил! Я не сам!
– Что заставил?
– Написать справку на свою корову, точнее, на его корову. Которая сдохла…
– И вы написали?
– Написал, куда мне было деваться?
– Знаете, чем это грозит?
– Готов по всей строгости закона, – судорожно вздохнул ветеринар, – но прошу учесть раскаяние и чистосердечное признание.
– Хорошо, учтем. Напишите объяснительную по факту и …
– Уже написал, – Виктор Григорьевич протянул следователю мелко исписанный лист бумаги.
– Х-м… – Андрей Иванович взял лист, бегло пробежал глазами, отложил на стол, в сторонке от протокола, – а какова причина смерти?
– Не знаю, я определить не смог, – поник головой Вайнштейн.
– А у Родиных почему корова сдохла?
– Тоже не знаю…
– Симптомы одинаковые были?
– Нет, вышло такое дело, у Родиных корова сдохла в тот же день, а вот у Андреевых умерла через день и сначала ослепла, а только потом сдохла.
– И что случилось с тушей?
– Вот, – ветврач смущенно достал из портфеля еще один лист бумаги.
– Главбух вас тоже заставила? – изучив очередной донос, спросил Андрей Иванович.
– Совершенно верно, заставила.
– Почему же только про директора сразу достали докладную?
– Каюсь, запамятовал от волнения, – начал юлить Вайнштейн.
– Хорошо, поверю, – следователь положил вторую кляузу поверх первой. – А про убийство Андрея, что можете сказать?
– О мертвых или хорошо ли никак.
– В интересах следствия…
– Пакостный был мальчонка. Любил он гадить окружающим.
– Например?
– Гаденыш украл у меня на ферме упаковку вазелина и постоянно мазал им мою калитку и дверную ручку. Думал, что это смешно, придурок.
– И вы не пытались как-то на него повлиять?
– Как на это быдло повлияешь? Я, знаете ли, человек интеллигентный, к насилию не расположен, а подобные особи слов не понимают. Зайдите в клуб, посмотрите. Там все стены в надписях типа: «ДМБ-87», «Черный кофе», «Сектор Газа».
– А вы пробовали с ним разговаривать?
– Пробовал… Он, – губы ветврача мелко задрожали, – пинка мне дал и ушел, хохоча как безумный.
– Родителям Андрея пробовали жаловаться?
– Чтобы он меня сжег?
– А что, были предпосылки? Угрозы?
– Ну… – замялся Виктор Григорьевич, – от подобных типов сего можно ожидать.
– Участковому? Вы, я смотрю, любите жалобы писать.
– Просто у меня твердая гражданская позиция!
– Так писали участковому?
– Дважды, но из скромности не подписался.
– Анонимки, значит?
– Почему сразу анонимки? Просто сигнал органам.
– Участковый как-то повлиял на Андрея?
– Как он мог на эту сволочь повлиять? Тот перед ним просто паясничал вместе с дружками своими.
– Понятно. Идите, если будет надо, то мы вас вызовем.
– Повесткой? – вскочил со стула ветврач.
– Можем и повесткой.
– Спасибо, – спиной попятился к двери Вайнштейн, – я завсегда органам рад помочь, только обратитесь.
– Будем иметь в виду.
Влад Костромин
 
Сообщения: 18
Зарегистрирован: Декабрь 5th, 2017, 7:47 pm
Anti-spam: Нет
Введите среднее число (тринадцать): 13

Змеиный узел. Эпизод 5

Сообщение Влад Костромин Декабрь 11th, 2017, 9:38 pm

К обеду в общежитие вернулся усталый Вячеслав.
– Что у тебя, Слава?
– Поговорил я с егерями. Говорят, что с местными проблем почти нет, но бывает, что при встрече обмениваются выстрелами.
– Дикий Запад какой-то! Дети с дубинками и самострелами, взрослые в егерей стреляют.
– Если бы только взрослые. Виталик наш тоже замечен был: попался в заповеднике с ружьем, на требование сдать оружие егерям ответил выстрелом.
– Наш пострел везде поспел. Как они поняли, что это Виталик? Они же из другого района.
– По их описанию вылитый он.
– Возможно. Надо бы очную ставку провести... Это когда было?
– Прошлой осенью.
– Еще что?
– Все как говорил участковый: подтвердили, что есть в заповеднике зоны, где ощущается воздействие на психику человека и животных и места, где внезапно испытываешь сильный ничем не объяснимый страх. Говорят, что там часто бывают густые туманы и компас врет постоянно.
– Объяснение дали какое-нибудь?
– Говорят, что до Чернобыля такого вроде не было.
– Но не уверены?
– Нет. Один из старых егерей два года назад застрелился, второй, по их словам, умер от водки.
– Насчет водки пошли запрос. Надо уточнить, что за причина такая «от водки».
– Это же другой район.
– Ничего страшного, запроси через область. Что с другими егерями?
– Эти стараются без нужды вглубь заповедника не лезть, все больше по границам. Еще сказали, что там что-то вроде снежного человека живет. Лешим его называют.
– Час от часу не легче. Тут же и другие леса такие. Почему заповедник именно там?
– Они не знают, но границы у заповедника еще, как минимум, со Сталинских времен. А вообще, там ориентироваться тяжело: просек и квартальных столбов нет и никогда не было. Обещали копию лесного плана выслать в Дроновку в райотдел.
– Это хорошо.
– А у вас тут что?
– У меня наклевывается версия – убийство на почве ревности и неприязненных отношений.
– Кто? – Вячеслав взял список жителей.
– Некто Заурбек Киабеков.
– К кому?
– Елена Сапункова.
– Допрашивали?
– Весьма смазливая особа. Горячий южный человек мог на такую красотку запасть.
– И совершить такое преступление?
– Может быть, Слава, может быть… – Андрей Иванович задумчиво почесал щеку.
– Будем вызывать на допрос?
– Пока нет. Я позвонил в район, попросил санкцию на обыск. Завтра приедут райотделовские и прокурорские – проведем обыск.
– Что будем искать?
– Что угодно, но, прежде всего, наркотики, о которых говорят все местные. Вообще тут своеобразный народ: немцы валят на таджиков, а русские – на немцев. Это понятно, люди привыкли обвинять в бедах того, кто отличается. Многим досадил. Вопрос: кто первым решил, что он не тварь дрожащая, а право имеет решить судьбу Андрея? Разберемся… Ты еще успеешь сегодня отыскать местного бича Красотьевича и допросишь на предмет сбора грибов в окрестных лесах, пока я займусь следующим. Будешь выходить, пригласи, кто там в коридоре.
– Хорошо. Ну, я поехал?
– Шофер помогает?
– Василий – хороший парень, водит эту колымагу отлично, вежливый. Оказывается, в разведроте морской пехоты срочную служил.
– Езжай, а после Красотьевича загляни домой к директору, только аккуратно и вежливо пообщайся с женой и детьми, особенно младшим. Проявляй дружелюбие и сразу же демонстрируй ожидание. Не вздумай на них давить!
– Понял.
***

– Куда изволите? – спросил водитель, когда Слава уселся в машину.
– Где у вас Красотьевич обитает?
– Колька-то? Это на «старой» деревне возле директорского большого огорода. Поедем?
– Поехали. А что у директора огород так далеко?
– Там у него большой, с картошкой, – по пути охотно объяснял Василий, – а возле дома – маленький. Сам Коля чудак-человек – директор ему новый дом предлагал после пожара, а он ни в какую. Построил себе халупу и живет в ней бобылем со своей чуней. Разговаривает с ней, чудила, Муськой зовет. Нестоящий человек, даже на гармошке играть не умеет. Нет, чтобы бабу себе найти! А он со свиньей...
– Василий, а вы женаты? – спросил Слава, посмотрев на лежащие на руле жилистые руки. Кольца на правой не было.
– Я-то? Я пока холостой, из армии недавно вернулся. Хочу пока погулять, – заговорщицки подмигнул Василий. – Девок-то горячих вокруг полным полно, – скабрезно захохотал он, сверкнув железным зубом.
Славу стал напрягать разговор.
– Хотите познакомлю? – отсмеявшись, спросил водитель.
– Спасибо, не надо.
– Ну, ежели что, то всегда готов.
Въехали на «старую» деревню, двинулись по улице, с правой стороны которой тесно лепились друг к другу потемневшие деревянные домики, а левая сторона обрывом нависала над речушкой, вытекавшей из пруда.
– Это еще довоенная часть, – рассказывал шофер.
– А «новая» вся из финских домиков? – вспомнил слова участкового Слава.
– Да, кроме тех домов, что вокруг конторы – они старые. Еще есть в лесу два дома, что напротив общежития, и улица, от края деревни до конторского сада, на которой стоит дом Родиных — тоже старой постройки.
– Чуть не пол деревни.
– Пол не пол, а четверть будет.
– Почему тогда «старой» только эта часть называется?
– Не знаю, так всю жизнь называли. С той стороны речки – «новая», с этой – «старая». На «новой» у всех водопровод есть, а у директора даже ванна, – яростно рванул рычаг переключения скоростей водитель. – У него в доме еще и кухня сделана. А на «старой» из колодцев воду берут.
Неожиданно машина остановилась.
– Приехали. Вам вон по той тропке, – палец водителя указал на пыльную дорожку меж зарослей крапивы и малины. – Пройдете и увидите в саду справа дом, его тут «хижиной дяди Коли» называют.
Следователь протопал по указанному маршруту. Возле хижины, сколоченной из обрезков досок, фанеры, листов железа и рубероида, вольготно разлеглась огромная пятнистая свинья.
– И у вас в Карельских скалах на общественных началах, если только захотите, будет личный водолаз, – душевно выводил хриплый голос за стеной.
Возле порога валялась драная рогожа. Слава вытер об нее ноги и постучал в покосившуюся на ременных петлях дверь. Свинья лениво приоткрыла левый глаз и окатила приезжего нескрываемым призрением.
– Что надо? – спросила хижина.
– Здравствуйте, мне Николая.
– Заходи.
Слава, пригнувшись, вошел. Внутри дома, на железной кровати под чудом сохранившимся драным балдахином, серым от многолетней пыли, вальяжно возлежал одетый в кальсоны и застиранную гимнастерку с сержантскими погонами заросший распутинской бородой мужик.
– Чего надо? – с хрустом почесав желтыми ногтями левой ноги правую пятку, спросил он.
– Я следователь, Вячеслав Ильич Латешев, – Слава махнул перед лицом лежащего красной книжечкой.
– Очень приятно! – мужик вскочил и ловко сунул Славе гнутый венский стул, – присаживайтесь. Чай, кофе?
– Спасибо, не надо.
– Может быть немного кальвадоса?
– Нет, спасибо.
– Сигару предложить не могу, – шаркнул ногой по фанерному полу хозяин, – закончились. Надо в Дроновку ехать. Так что вас привело в эту юдоль скорби?
– Я расследую убийство Андрея Родина.
– Помилуй Господи, я-то тут при чем?
– Вас мне рекомендовали как специалиста по здешним лесам.
– Леса здесь удивительные, но в тоже время такие странные. Но насчет специалиста врут, – польщенно сказал Красотьевич, усаживаясь на круглый деревянный табурет. – Что это я? – спохватился он, – … голый перед гостями. Сейчас!
Он заметался по комнате, нырнул за недоходящую до потолка перегородку, сколоченную из тарных ящиков. Кроме перегородки в комнате были ободранный буфет с мутными стеклами, деревянный круглый стол с жестяным чайником и свечой. Обстановку дополнял большой битый жизнью черный чемодан, стоявший у стены. Хозяин вынырнул обратно в красной шелковой рубахе, серо-синих брюках со штрипками и скукоженных хромовых сапогах.
– Так что вы хотели? – вновь усаживаясь на табурет, спросил он.
– Я буду вести протокол. Не возражаете?
– Мог бы, но не буду.
– Хорошо, – Слава достал из папки бланк и блокнот, ручку. – Фамилия, имя, отчество?
– Николай Петрович Красков.
– Про убийство Родина вам что-нибудь известно?
– Ну как сказать? Знаю, конечно. Как не знать? Как говорится, что знают двое, то знает свинья, а моя Мария всегда в гуще событий.
– В смысле?
– Свинью мою так величают. Она все новости собирает по деревне и мне приносит.
– Как приносит?
– Она разговаривает, – таинственно понизил голос Красотьевич, – только это тайна.
– Хорошо. И что она рассказывала про убийство Андрея?
– Андрея убили из мести.
– Это вам свинья сказала?
– Называйте ее Марией, прошу вас, а то обидится! – взволнованным голосом тихо сказал Николай и продолжил. – Да, именно она сказала.
– А кто убил?
– Убийц было двое: один выше, другой пониже.
– А имена, фамилии?
– В паспорта им она не заглядывала.
– Еще что-то?
– Его бы убили, даже не зайди он в этот лес, но когда зашел…
– Почему?
– Судьба такая, – хозяин пожал плечами. – От судьбы не уйдешь. Вот у меня тоже судьбина тяжелая. Дом сгорел, с работы подло уволили. Только Мария одна у меня отрада. Она из благородных. Ее роду почти сто лет!
– Не знал, что у свиней родословная есть, – изумленно свел брови следователь, – думал, что только у собак.
– Собаки это что? Тьфу, – хозяин смачно плюнул на пол, – плюнуть и растереть, – сапог повозился по плевку, – а в свиньях всегда есть порода.
– Давайте вернемся к убийству.
– Давайте вернемся. Он не первая и не последняя жертва. Мерзкий был мальчонка, между нами говоря. Это из-за него я потерял работу.
– Как?
– Я сторожем на току работал, а он ночью пришел и просил мешок зерна продать. Слаб душой человек, – вздохнул Коля, – я и продал. Я же как лучше хотел, помочь по-человечески. Тут из темноты Владимирыч прыг и меня поймал. Андрюхе-то с Виталиком смех, а меня уволили.
– Виталий тут при чем?
– Он там тоже с отцом был, руки мне крутил, подлюга рыжая! А еще он однажды Марию, душу чистую и непорочную, оседлал и катался на ней, похабщик! Убивать таких надо! Тогда еще и сестра его двоюродная, фифа городская, на несчастную животинку взгромоздилась.
– И что, после увольнения с тока вы не работаете?
– Почему же? Чай я не тунеядец какой, не «лишний человек». Взял меня Владимирыч на ферму сторожем, а тут опять Андрюха этот. И зудит, и зудит, как мелкий бес: продай теленка, да продай теленка. Слаб человек – продал я ему теленка. Директор узнал и опять меня уволил. Чуть под суд не отдал из-за дурака этого. Теперь я вольноопределяющийся. При пилораме временами помогаю, да так, где кому что по мелочам подсобить. Егоровне вон огород охраняю, – кивнул в сторону стенки домика. – Рыбу ловлю, грибы сдаю в заготконтору, живу мало-помалу.
– Понятно. Что про убийство еще можете добавить?
– Мария сказала, что бабка Фомячиха не просто так сгорела. Это месть была.
– Месть за что?
– Этого Мария не сказала.
– Кстати, отчего сгорел ваш дом?
– Я думаю, завистники подожгли!
– Завистники? Вам кто-то завидовал?
– Напрасно вы так думаете, молодой человек. Вон у меня какая умная свинья – любой позарится.
– Думаете?
– Берегу как зеницу ока.
– Не холодно тут зимой?
– Нет, Мария тепла много выделяет, да и «буржуйка» у меня имеется, – хозяин подскочил, прыгнул к буфету и отдернул висящую сбоку замызганную красную штору, размерами и золотым шитьем букв, подозрительно похожую на бывшее знамя, – смотрите.
– Понятно. Насчет местных грибов что скажете?
– Места надо знать, места. В разные годы разные грибы и в разных местах. Кстати, могу сушеных грибов недорого продать – жена суп сварит, пальчики оближете, и будет вам спасибо говорить.
– У меня нет жены, – смутился Слава.
– Жена – дело наживное. Было бы корыто, а свиньи найдутся. И еще запомните, это важно. Всегда, когда варите грибы, нужно обязательно в кастрюлю луковицу класть.
– Зачем?
– Если там есть ядовитые грибы, то луковица станет фиолетовой.
– Да? Не знал. В заповеднике вы грибы собираете?
– Там нет – дурное место. Я туда не ходок.
– А в Чайках?
– И туда не ходок. Змей там много, да и прочая пакость из заповедника забредает.
– Например?
– Лешие всякие, гнус крапивный…
– Мэтушки, что за грибы?
– Чудесный гриб, это вам не какие-нибудь рядовки. Гриб просто чудесный, но редок.
– Опишите.
– Имеет буровато-коричневую или каштановую шляпку, – Слава прилежно строчил авторучкой в блокноте. – У молодых грибов шляпка выпуклая, потом становится плоской с загнутыми кверху краями. Мякоть сначала белая, а затем желто-зеленая, плотная. Ножка плотная, желтовато-коричневого цвета, при нажатии пальцем – синеет.
– Как его едят?
– Жарят, варят, маринуют, солят, сушат, бывает, едят сырым.
– Где растет?
– Вот по левую сторону дороги на Борки, напротив заповедника и растут они. Андрей за ними пошел?
– Я не могу раскрывать тайну следствия.
– А их нет еще. Кто-то его обманул. Или он обманул кого-то. Вы долго в Карловке пробудете?
– Не знаю, пока убийцу не найдем.
– Убийц.
– Ну да, убийц.
– Я вам грибов принесу свежих – пожарите.
– Нам некогда, да и не на чем их жарить.
– Я сам пожарю и принесу.
– Не стоит.
– Право слово, мне не трудно. Простые грибы искать и то, говорят, счастье нужно, а уж мэтушки и подавно.
– Спасибо, – Слава протянул Красотьевичу протокол. – Прочтите и если все верно, то напишите снизу: «С моих слов записано верно. Мною прочитано» и распишитесь.
– Ручку можно?
– Возьмите.
– Спасибо.
Получив показания, следователь положил в папку бланк протокола и блокнот с пометками и направился к выходу. Но, не дойдя резко остановился.
– Скажите, – пораженный внезапной мыслью, спросил Слава, – вы же, судя по речи, образованный человек?
– Да, – смущенно покраснел так, что румянец был виден даже сквозь загар и толстый слой грязи Красотьевич, – окончил в Иркутске музыкальную школу по классу скрипка. Творческая, извините за выражение, интеллигенция.
– И что вы делаете в этой глуши? Как вас занесло сюда из Иркутска? – поразился Слава.
– Я же говорю, нелегкая судьбина занесла меня в место, где музыкой считают лишь гармошку да группы «Ласковый май» и «Сектор газа», но я бы не хотел об этом говорить, тем более что перипетии моей жизни никакого отношения к предмету нашего разговора не имеют.
– Понятно. Спасибо за уделенное время, если что-то нам еще понадобится, мы вас обязательно вызовем, – Слава открыл дверь. – До свидания.
– Насчет грибов подумайте, – неслось ему вслед.
Он вышел из хижины, встретив неожиданно внимательный и осмысленный взгляд свиньи, и, внутренне поеживаясь под ним, сквозь густой крапивно-малиновый запах, зашагал к машине.
– Скоро еще кто-то умрет! – неслось ему в спину. – Манька не ошибается!

От странного погорельца Слава вернулся к машине.
– Куда дальше? – спросил шофер.
– До директорского дома далеко?
– Вон туда, – рука Василия указала в сторону «новой деревни», – дальше речку пересечь и по тропиночке до асфальта. По правую руку будет сгоревший дом Фомичевых. Перейти через асфальт и дальше по саду прямо – аккурат с задов к дому выйдете. Но с задов не советую подходить, у них три собаки – могут порвать. Поедем?
– Поехали, – садясь в машину, решил следователь.
Проселком проскочили по «старой деревне» до прудика.
– Как много скворечников, – обратил внимание смотрящий на тесно жмущиеся друг к другу домики Слава.
– Это старый карловский обычай, – объяснил шофер. – Тут семьями скворцы живут. Годами сюда прилетают. Над каждой хатой свои и их по фамилиям хозяев величают.
– Неужели они так отличаются? – удивился следователь.
– Отличаются! Фроловских скворцов никак с Цапковскими не спутаешь, а скворцов Куцых с Крахиными, – ответил Василий в тот момент, когда газик выбравшись на асфальт, проскочил плотину у озера.
– Вы не шутите? – недоверчиво посмотрел на шофера Слава.
– Никак нет, чистая правда. У любого карловского спросите, если не верите. Как дальше поедем? – затормозил напротив клуба Василий. – Можно по прямой проселком, а можно вокруг по асфальту.
– Поехали вокруг.
– Сад у них знатный, – дорогой рассказывал Василий. – Боровинка, шелковка, штрихель, антоновка, грушовка, скрижапель и прочая замухрышка всякая.
Проскочив асфальтовую петлю, сжимавшую большой фруктовый сад, съехали на проселок, подкатили к мощным воротам. Слева от ограды на пригорке стоял большой кирпичный гараж с двойными металлическими воротами.
– На калитке звонок. Кнопку нажмите, откроют.
Слава вышел из машины, подошел к калитке, нажал кнопку. Во дворе зло залаяли собаки, истошно заорал петух. Минут через десять раздался хруст гравия под чьими-то ногами. В калитке приоткрылось окошко, из него на следователя пристально посмотрела светловолосая женщина.
– Здравствуйте. Вы к Владимиру Викторовичу? Его нет.
– Нет, я к вам, Екатерина Егоровна, – ответил Слава, показывая удостоверение.
– Входите, – лязгнул засов, и калитка приоткрылась, – собак не бойтесь, они на цепи.
Вслед за хозяйкой следователь прошел по двору, по которому лениво бродила пара мощных рыже-бурых куриц. Возле крыльца в горделивой позе застыл крупный разноцветный петух, проводивший Славу презрительным взглядом. Следователь за хозяйкой поднялся на крыльцо.
– Не разувайтесь, – заметив попытку гостя снять обувь на веранде, сказала хозяйка. – Проходите так, я потом полы помою.
– Скажите, а это у вас что? – вошедший Слава с недоумением смотрел на стоявший в прихожей на подоконнике прямоугольный деревянный ящик, в котором росли два ядреных мухомора и полевой хвощ.
– Это? Это мухоморы и хвощ…
– Я вижу. А зачем вы их выращиваете?
– Мухоморы от мух – просто отличное средство. «Дихлофоса» в нашей глуши днем с огнем не сыщешь, да и говорят, что его наркоманы весь скупили. А мухоморов в лесу полным-полно. Еще старшему нашему растирки делаем, у него нога покалеченная. Носятся сломя голову, – проворчала женщина, – потом ухаживай за ними. А хвощ это на витамины. Дети салат из него делают. Это вам не как у других пошлость, что окна фикусами да геранью заставлены. У нас польза сплошная.
– Понятно. Скажите, есть такие грибы мэтушки, – словно между делом спросил следователь. – Слышали ли что-то про них и доводилось ли вам их пробовать?
– Нет, слышать слышала, а пробовать не доводилось. Чайку не желаете испить?
– Нет, спасибо.
– А то, может, лапшички похлебаете? У меня с курицей лапша – пальчики оближешь. Вы не стесняйтесь, у нас все по-простому.
– Нет, благодарю. Я вот по какому делу, – глядя на портреты Сталина и Ленина в позолоченных рамках, висевшие на стене напротив входной двери, справа, сказал следователь.
– Вы про убийство? — не дав договорить, спросила Екатерина Егоровна и перекрестилась. — Страшное дело, страшное! Точно без наркотиков тут не обошлось! Еще и «Дихлофос» из магазинов пропал…
– Много у вас наркоманов в деревне? – теперь взгляд Славы переместился на висящие в простенке меж двух дверей роскошные лосиные рога, украшенные коллекцией головных уборов. Особенно выделялись танкистский шлем и армейская офицерская фуражка.
– У нас-то? У нас, Бог миловал, немного, но есть, как без этого? Как «сухой закон» докатился до нашей глуши, так и появилась нечисть эта.
– А если конкретнее? Можете кого-то назвать? – внимательный взгляд ухватил закрывающие дверные проему занавески из обернутых порезанными открытками скрепок.
– Да что далеко ходить? Среди переселенцев много наркоманов, я уверена…
– Переселенцы?
– Мы так беженцев называем – из Узбекистана, Нагорного Карабаха, Сумгаита. Им тут дома понастроили – целых две улицы. А они, вместо того чтобы работать, приворовывают да наркоманствуют.
– Екатерина Егоровна, скажите, не происходило ли в деревне в последнее время что-нибудь необычное, загадочное или просто странное?
– Полным полно! Как раз перед убийством Андрея дело было: смотрю, курица черная по огороду ходит, падла. Думаю, от соседей прилетела.
– Простите, от каких соседей? Вокруг же нет никого.
– Вокруг нет, а в масштабах деревни… Вон, через дорогу Колька Лобан живет, вон там, – она показала направление рукой, – Иван Гусев – автобусник, а вон там, – очередной взмах руки, – две новых улицы.
– Из такой дали разве могла курица залететь? – усомнился Слава.
– Мало ли, курица-то черная… – Екатерина Егоровна сделала значительное лицо, – я всех оббежала. Бабка Максиманиха, склочня старая, сказала, что это ее курица. Еще все говорила: «Спасибо Валь, спасибо».
– Валь?
– Она меня так называет. Совсем из ума выжила, коряга трухлявая.
– Много у вас тут старушек?
– Хватает. Живучие падлы… Простите. Лет по 90, а все шустрят, да смотрят за всеми, педикюли проклятые.
– В смысле?
– Случается, что и курей воруют. Так вот, я же не досказала. Черед два дня приходит ко мне Ирка Пинчучка и…
– Простите, это какая Ирина? – перебил Слава. – Мать или дочь?
– Старшая, которая продавщица. И спрашивает про курицу. Представьте себе! Это оказалась ее курица! Пошли к Максиманихе, так та в амбицию впала и ни в какую не хотела куру отдавать! Проныра, каких поискать! Уже и крылья ей подрубила и за ногу во дворе привязывала пастись.
– Как подрубила?
– Топором.
– Крылья отрубила?
– Перья на концах крыльев, чтобы не летала. Это называется крылья подрубить.
– Испугали. Я уже подумал, что совсем отрубила.
– Просто так говорится. Вот так там и было: бабка по клюву хочет погладить, а курица клюется. А к Ирке ластится. Вот говорят, что мозги куриные, а у кур тоже мозги есть!
– Куры у вас как на подбор, – согласился следователь.
– Ой, что вы говорите, – женщина постучала по столешнице и трижды сплюнула через левое плечо. – В нашей глуши так редко встретишь образованного человека…
– Да я почти ваш земляк, а вот Андрей Иванович из Москвы.
– Он старший у вас?
– Да, я при нем вроде помощника, а районные нам обязаны всяческое содействие оказывать.
– Видела его. Приходил к нам в бухгалтерию за талонами на обед. Представительный такой, импозантный… Аж из самой Москвы прислал, – со значением подняла глаза к потолку женщина. – Такое важное дело?
– Я сам удивляюсь, что его прислали.
– Часто вы у себя в городе в театры ходите?
– Да знаете, все как-то недосуг, – смутился Слава.
– Понимаю, все дела да дела… Без театров плохо – прикупишь себе какую-нибудь кофтенку, а выйти в ней на люди некуда. Что я все о своем, да о своем, – спохватилась Екатерина Егоровна. – Вы же по делу пришли. А вы не женаты?
– Нет.
– Ничего, у нас много хороших девушек. Приходите вечером в субботу на танцы, там и познакомитесь.
– В субботу? Но это же завтра…
– Завтра и приходите, – не смутилась женщина.
– Но завтра похороны Андрея… – не понял Слава.
– Похороны в час дня, а танцы в восемь вечера. Успеете.
– А что, танцы будут, невзирая на похороны? – не мог поверить следователь.
– Скорее всего, будут, – непонимающе посмотрела на него хозяйка. – Что тут такого?
– Ну, не знаю… – замялся мужчина.
– Так что вы хотели? – не дождавшись ответа, спросила Екатерина Егоровна.
– Хотел поговорить неофициально, по поводу убийства Андрея.
– Ужасное событие, просто ужасное! Кто мог совершить такое?
– Именно про это я и хотел поговорить. Кого вы подозреваете?
– Я много об этом думала… «Кто же мог такое совершить?» раз за разом спрашивала себя я.
– И к какому выводу пришли?
– Что без чая тут не разобраться, – хитро усмехнулась хозяйка. – Сейчас подам, подождите. У меня временами тонзиллит и я не могу без чая.
Она быстро принесла из кухни жостовский поднос с двумя кружками чая, сахарницей, глиняной тарелочкой с козинаками.
– Чай не пьешь – какая сила, чай попил – совсем ослаб. Сядем рядком да поговорим ладком. Берите козинаки, не стесняйтесь.
– Спасибо, – отхлебнул напиток Слава. – Чай у вас какой вкусный, давненько такого не пил.
– Чай с травами: чабрец, кипрей, зверобой, шалфей и мята, – отхлебнула из своей кружки женщина. – Дети собирают и сушат, а я завариваю. Вам насыпать с собой мешочек?
– Нет, что вы! Не стоит!
– Зря, очень хороший сбор: и для почек, и для печени, и для желчного пузыря. Только вот… – замолчала она.
– Что?
– Мужчинам со зверобоем надо аккуратнее, если часто его пить, то потенция слабеет ка-та-стро-фи-че-ски, – по слогам произнесла женщина.
Слава поперхнулся чаем и закашлялся.
– Зато кипрей убирает воспаление простаты, – женщина увесисто постучала следователя по спине.
– Давайте вернемся к Андрею, – победив кашель, попросил Слава.
– Андрей был парасюта еще тот и злыдень большой. Рот этот широкий, как у налима или лягушки, на Бурбулиса похож. Хотя родители у него приличные: мама – главбух, отец – бригадир у трактористов. А вот сын получился оторва оторвой, оголтелый какой-то. Еще и других сбивал, подталдыкивал на пакости разные. Плохо влиял на Виталика, надо признаться. А насчет смерти – леса у нас страшные.
– Вы думаете, что если бы Андрей не пошел в лес, то остался бы в живых?
– Не знаю, остался бы или нет, но что в лес пошел зря – это точно. Тут же последнее время НЛО летают.
– НЛО?
– Шары такие огненные. Даже над нашим домом много раз по ночам оранжевый шар видели, что уж про глухой лес говорить?
– Его убили почти на опушке.
– Вы уверены? Может быть, убили в другом месте, а к опушке потом отнесли.
– Зачем?
– Чтобы быстрее нашли или чтобы предостеречь от походов в лес. Откуда мне знать? Вы следователь – вам и карты в руки. Я вас оставлю на минутку, – встала она со стула и вышла в кухню.
– Привет, – сказал Слава, постучав по столешнице. – Тебя Коля зовут?
– Здравствуйте, – ответили из-под скатерти. – Коля. Зачем спрашиваете, если знаете?
– Хотел убедиться.
– Убедились?
– Тебе там удобно?
– Да.
– Не хочешь вылезти?
– Зачем?
– Ну… – следователь не нашелся, что ответить.
– Вот вы сам и ответили на свой вопрос.
Повисла тишина, нарушаемая лишь тоскливым жужжанием мухи, прилипшей к полоске самодельной липкой ленты, закрепленной на плафоне лампы. Из кухни вышла хозяйка, неся тарелку с большими плоскими котлетами.
– Покушайте, вижу же, что вы голодный.
– Спасибо, как-то неудобно.
– Даже не выдумывайте! Ешьте, вот вилка, вот хлеб.
Слава взял вилку, нацепил на нее котлету, откусил.
– Если надо, то берите соль и перец. Недосол на столе, пересол на спине.
– Спасибо и так вкусно, – следователь быстро расправлялся с едой.
– Я в них зайчатину добавляю, – похвасталась Екатерина Егоровна.
– Да? – удивился Слава, зайца до этих пор не пробовавший. – Разве летом на зайцев можно охотиться?
– А мы и не охотимся. Наша кошка зайцев ловит и домой приносит. Я готовлю их. Не выбрасывать же? – задорно рассмеялась женщина.
– Даже не знаю, – Слава отодвинул опустевшую тарелку. – Давайте вернемся к Андрею.
– Что возвращаться? Печальное событие, но куда денешься?
– Так что вы можете сказать насчет этого убийства? – отодвинул пустую тарелку Слава.
– Скажите, а на следователя трудно учиться? – внезапно задала встречный вопрос Екатерина Егоровна.
– Мне легко было, но я школу с серебряной медалью закончил.
– Вы умный, – вогнала Славу в краску хозяйка. – Наш Коля тоже круглый отличник, а вот Виталик думает в Рязань на десантника поступать.
– С приводами в милицию?
– Да как они узнают? – отмахнулась Екатерина Егоровна. – Коля, выходи.
Подросток выбрался, поправляя очки.
– Здравствуйте, товарищ следователь, – он исподлобья уставился на Славу.
– Здравствуй, Коля.
– Коля, расскажи стихотворение, – велела парню мать.
– Наши куры – дураки
Поклевали бураки
И петрушку и горох
Урожай у нас не плох, – мрачно пробубнил Коля.
– Молодец! – похвалила Екатерина Егоровна. – Теперь иди в свою комнату, не мешай нам с товарищем следователем общаться. – Ну как вам?
– Ну… – Слава попытался подобрать нужные слова…– творчески.
– Вот! – расцвела женщина. – Творческий ребенок, а не гопник из приемника-распределителя. Мы хотели его отдать на скрипке играть, но не получилось.
– Понятно.
– Пойдемте лучше на огород, наберу вам с Андреем Ивановичем свежих огурцов, – встала она.
– Да вы что! Не надо! – испугался Слава.
– Даже и не вздумайте спорить! Столовая из-за поминок завтра работать не будет.
– У нас консервы есть, – робко возразил Слава.
– Консервы это сухомятка, – открыв дверь на веранду, сказала Екатерина Егоровна, – а со свежими огурцами и зеленым луком совсем другое дело. А то на одних консервах недолго и цингу подхватить.
– Да какая там цинга?
– Не спорьте! Кстати, запомните на будущее: взять молодых березовых листьев, грамм сто; залить двумя стаканами холодной воды; настоять три часа и пить по утрам, натощак никакая цинга вас сроду не возьмет.
– Спасибо.
– Идемте!
Славе ничего не оставалось, как послушно плестись следом. Они прошли веранду, спустились с крыльца, прошли в расположенную напротив крыльца калитку, повернули налево, прошли вдоль сплошного забора.
– А чем это у вас так пахнет? – Славе почудился в жарком летнем воздухе сладковатый аромат гнили.
– Это дети двух сорок подстрелили и на яблони в саду повесили.
– Зачем? – изумился следователь.
– От хищных птиц. Мы так и прошлый год делали. Пованивает, конечно, но зато ни ястреб, ни сорока, ни ворона тут не появляются.
– Понятно…
– Это у нас летняя кухня, – показала хозяйка на обшитый плоским шифером домик справа, – это мастерская, – широкий жест на добротное дощатое строение слева, – вон летний душ, – указала на большую бочку, стоявшую на конструкции из мощных брусков, стенами которой служили листы старого шифера, – а вот и огород, – она распахнула калитку, – проходите, не стесняйтесь.
На огороде росло четыре яблони, два крупных подсолнуха, стоял парник и две теплицы: деревянная под пленкой и железная под стеклом. Остальное место занимали аккуратные грядки и буйные заросли малины, тянувшиеся по периметру высокого забора. За ним качались яблони сада.
– Это что за цветы? – указал следователь на цветы тёмно-пурпурно-фиолетовой окраски, росшие возле забора.
– Флоксы, они ночью прямо как духи пахнут. Тут так чудесно принимать воздушные ванны. Разденешься, и никто тебя не увидит, – женщина с ожиданием посмотрела на Славу. – Не желаете?
– Нет, что вы! – испугался он.
– Жаль, – вздохнула она, нагнувшись и вырвав какой-то сорняк. – Повилика противная трава, американка еще хуже. Вон там у нас репа растет, – указала хозяйка. – Пробовали репу?
– Нет.
– А брюкву вы пробовали?
– Тоже нет.
– Как же вы живете? – рассмеялась Екатерина Егоровна. – Держите, – женщина на ходу ловко подхватила стоящее возле больших железных бочек, выстроившихся вдоль задней стены мастерской, зеленое пластмассовое ведро и всучила Славе, – сейчас свеженьких огурчиков нарву вам.
Они подошли к парнику и Екатерина Егоровна, нагнувшись, начала споро рвать огурцы с длинных плетей. Слава, чтобы не таращиться на обтянутый легким платьем оттопыренный зад, начал вертеть головой по сторонам, будто его душил воротник.
– А что это у вас такое? – спросил он.
– Где? – разогнулась хозяйка.
– Вон там, под окном, и под другим тоже…
– А, это, – потеряв интерес, женщина вновь начала срывать пупырчатые огурчики, – это бороны.
– Почему они зубьями кверху лежат? – не понял Слава.
– От нечистой силы, чтобы через окна в дом не проникла, – небрежно ответила Екатерина Егоровна, – ну и от воров тоже.
– Ничего себе, – мысленно прикинув, как такие зубья пробивают обувь вместе с стопой, присвистнул следователь.
– Не свистите, денег не будет!
– Извините, я случайно, – смутился Слава.
– Так, теперь лук, – перешла к другой грядке женщина, – в нем витаминов много.
– Спасибо, – таская за ней почти полное ведро, сказал Слава. – Правда, неудобно. Может не надо?
– Надо Федя, надо. Заботиться о вас – долг каждого порядочного человека и гражданина, – усмехнулась хозяйка, – не переживайте так, денег я с вас не возьму, – она споро надрала большую охапку лука.
– Да что вы говорите такое!
– Вот и славно, – всучив лук Славе, она двинулась к калитке. Нагруженный следователь тащился следом.
– Да я и не думал про деньги, – окончательно смутился Слава.
– Напрасно, в вашем возрасте надо либо о девушках, либо о деньгах думать.
Слава смущенно молчал, став красным, словно вареный рак.
– Ничего, глядишь приглянется вам какая деревенская, – игриво, но ощутимо ткнула Екатерина Егоровна крепким кулачком следователя в печень.
Слава с трудом удержался, чтобы не согнуться от боли.
– Ведро можете взять, потом передадите или в бухгалтерию занесете.
– Постойте здесь, – доведя Славу до крыльца, распорядилась хозяйка, – я сейчас. Не шалите тут!
Она направилась налево к кирпичным сараям и скрылась в одном из них. Слева что-то довольно хрюкнуло. Слава посмотрел туда и увидел загон для свиней, где в грязи нежились две свинки, с интересом рассматривая незнакомца. Внезапно Слава ощутил сильный удар по левой икре. Нога, не выдержав удара, подломилась, и следователь бы упал, если бы, уронив ведро и лук, не вцепился руками в ограду загона. Последовал второй удар, не менее сильный. Слава, оторвав правую руку от ограды, слепо махнул за спину. Рука не встретила сопротивления, инерция удара развернула Славу. Перед ним никого не было. Пока он, держась левой рукой за забор, изумленно таращился на пустое крыльцо, голень обожгло новым ударом. Посмотрев вниз, он увидел разъяренного петуха, который расставив цветные крылья и распушив пышный хвост, пламенея роскошным гребнем, вновь приготовился к атаке.
– Ах ты, разбойник! – что-то, просвистев в воздухе, ударило крылатую бестию в голову. Петух, потеряв сознание, кулем рухнул на землю под ноги Славе. Голова его была залита разбившимся яйцом.
– Дикая птица, – извинилась Екатерина Егоровна, подходя с плетеным лукошком, полным куриных яиц. – Никакого сладу с ним нет! Одно и греет, что красивый и голосистый, да двор не хуже собаки от воров охраняет и цыплят от сорок да ястребов бережет. С вами все в порядке?
– Да, – робко улыбнулся Слава, отпуская забор и делая неуверенный шаг, – не волнуйтесь, я соберу, – присев на корточки, он поспешно начал собирать дрожащими руками рассыпавшиеся огурцы, радуясь, что есть возможность спрятать от женщины глаза.
– Вы уж простите, – поставив лукошко на крыльцо и подняв разбитую яичную скорлупу, сказала хозяйка, – совсем про этого негодника забыла. А он чужих не любит.
– С ним ничего не случится? – с опаской посмотрел на поверженную птицу Слава.
– Да что с ним может случиться? – всплеснула руками хозяйка. – Очнется и будет как новый, не волновайтесь.
Следователь собрал огурцы, подобрал пыльный лук, и, беспрекословно взяв всученное женщиной лукошко с яйцами, поспешил к выходу с опасно-гостеприимного двора.
– Яйца можете прямо сырыми пить, это полезно, – провожая, поучала его Екатерина Егоровна. – Приходите к нам на ужин. И старшего своего берите. Мы гостям всегда рады. Посидим, вина выпьем. У нас вино свое, просто чудесное.
– У вас и виноград есть? – не смог скрыть изумления Слава.
– Винограда пока нет, но Виталик из яблок вино делает.
– Спасибо, попытаемся, – нырнул в приоткрытую калитку Слава.
– Вам надо йодную сетку на ноге на ночь сделать, – неслось ему вслед. У вас есть йод? Или дать?
– Конечно, есть. До свидания.
– Не забудьте обработать. До свидания.

– Куда дальше поедем? – спросил Василий, деликатно не глядя, как Слава сгружает в машине сзади подношения директорской жены.
– Давай к внучке Фомячихи заедем.
– Она у Фирса живет. Опять на «старую» деревню ехать.
– Что делать, служба у нас такая.
– Я вас для разнообразия другим путем отвезу.
Машина выехала по грунтовке обратно на асфальт и поехала в сторону фермы. По левую сторону возвышался высокий холм песчаного карьера, а по правую тянулся сад. С ветерком доехали до фермы.
– Вот тут можно короче проехать, – машина свернула на неприметный проселок.
– Приехали. Вон его дом.
Слава вышел и направился к дому. Открыл калитку, закрытую на петлю из алюминиевой проволоки, вошел в заросший травой двор, дотопал до крыльца, поднялся на него, постучал в дверь. За дверью царила тишина. Постучал еще раз – снова без результата. Спустившись с крыльца, постучал в окошко. Никакой реакции. Не дождавшись ответа, развернулся и направился к машине.
– Нет никого.
– Это бывает, – согласился Вася, погладив нос с заметной горбинкой. – Фирс часто на яблонях в директорском саду сидит.
– Сидит?
– Натуральным образом. Забирается на яблоню, а к ночи начинает песню петь: Мы, пионеры – дети рабочих. Так, бывает, полночи завывает.
– Ничего себе! Много пьет?
– Есть такое.
– Почему его Фирсом зовут?
– Имя такое, а фамилия у него Дворецкий. Отчества не помню.
– А Татьяна, племянница, где может быть?
– Танька-то? Да где угодно, девка хлопотливая, не то, что Жанка была, земля ей пухом.
– Вы ее хорошо знали?
– Ну как сказать? – отвел взгляд шофер, – было пару раз после клуба у меня с ней. Гуляла она. И ладно бы просто гулящая была, а деньги с мужиков брала. Горячая девка была, фигуристая, могла у мертвого поднять… Хотя и играла с куклой.
– С куклой в таком возрасте?
– Была у нее кукла большая такая, красивая, с белыми волосами и большим розовым бантом. Даже не знаю, откуда она у нее взялась. Я как-то спросил, а Жанка не ответила.
– Так где можно Таньку найти?
– Не знаю. Садитесь, проедем вдоль сада, Фирса поищем.
Машина медленно двинулась по асфальтовой петле, стягивающей сад.
– Вон там, – показал налево Вася, – пепелище ихнее.
– Почему загорелось?
– Люди болтают всякое, что Бог наказал, но я думаю, что это был поджог.
– Кто?
– Корейцы.
– У вас и корейцы есть? – изумился следователь.
– У нас всякой твари по паре имеется, – машина затормозила. – Пойду посмотрю его.
Шофер вышел, спустился с насыпи, прошел в сад, присел, чтобы лучше видеть между стволами яблонь. Вернулся обратно.
– Тут не видно, дальше поедем.
– Вкусные тут яблоки? – спросил Слава.
– Яблоки, – повторил Василий, повернув голову и внимательно посмотрев на следователя, – у нас яблоки до яблочного Спаса никто не ест!
– Я же не знал, – смутился Слава, которому стало неловко о того, что ненароком бестактно коснулся местного обычая.
Так объехали по асфальту весь сад.
– Странно, нет нигде. Поехали на озеро, – решил Василий. – Он там часто в кустах прячется – подсматривает за девками, которые за старой кузницей переодеваются.
– И все про это знают, что подсматривает?
– Знают, шила в мешке не утаишь. Пускай подсматривает, импотент старый, от девок не убудет. Говорят, – водитель понизил голос, – что он с Жанкой раньше того…
– С племянницей? – не поверил Слава.
– А что тут такого? – пожал плечами Василий. – На Западе, говорят, раньше аристократы постоянно меж собой женились. Особенно во Франции племянниц того, нам старшина на политинформации рассказывал про их нравы.
– Я не был во Франции, – не стал развивать скользкую тему Слава. – А как фамилия у корейцев? Я что-то не помню в списке корейских фамилий.
– Козловы их фамилия. Они в Союзе родились, но сами корейцы. Их дом возле нового магазина стоит.
– Зачем им поджигать было?
– Мать ихняя, корейцев, крепко поругалась с бабкой Фомячихой накануне, – машина спрыгнула с асфальта и подъехала к пляжу, остановившись под березой. – Кто их знает? Обиделись и подожгли. Пойдемте, – Вася вышел из машины и пошел по песку, здороваясь с загорающими девочками и парнями. Слава шел за ним.
– Вон кузница, – шофер шагнул в обход стены. Из-за угла раздался девичий визг и в Василия полетел мокрый верх от купальника.
– Мы по делу, дуры, – поймав мокрый лифчик, спокойно сказал Василий.
– Знаем, какие у вас дела!
– Что вы знаете? Тут следователь со мной.
– Правда? Молодой? – из-за бревенчатого угла показались две полуодетые девушки. – Здравствуйте, – дуэтом поздоровались они со Славой.
– Здравствуйте, – смущенно поздоровался Слава, пытаясь отвести глаза от налитых юных прелестей.
– Вась, лифчик-то верни, – сказала та, грудь которой была пышнее.
– Бери, – водитель вернул хозяйке предмет туалета. – Фирса тут нет?
– Нет и не было сегодня.
– Точно?
– Сходи проверь, Анискин, – захихикала она. – Все лучше, чем девок щупать.
– Пойдемте, – Вася гордо прошел мимо девушек и кузни, углубился в прибрежные заросли.
– А вы на танцы придете? – спросила Славу девушка.
– Не знаю, – поспешил он за шофером.
Вслед раздался задорный девичий смех.
– Вон там обычно сидит, – Вася кивнул на кусты, – тут у него лежка. Меж кустов была положена охапка сена и камыш.
– Отсюда все видно.
Слава присел – сквозь выщипанные на кусте листья кузница была как на ладони. С озера доносился жизнерадостный гусиный гогот.
– Разлилось-то как нынче, – кивнул Василий. – Считай, что в два раза «зеркало» увеличилось
– Ясно, – неопределенно отозвался следователь.
– Ума не приложу, где его еще искать, – возвращаясь к машине, говорил шофер.
– Поехали в общежитие.
– Как скажете. Как вам наши девчонки?
– Ну…
– Это сестры Сапунковы – горячие штучки. Как в хороводе пляшут, любо-дорого поглядеть, – прищелкнул языком шофер. – Скоро по дойкам покойную Жанку обгонят. Кстати, с Андреем гуляли.
– Спасибо за информацию. Проверим. А что за хоровод? – невольно заинтересовался следователь.
– На Купалу, праздник такой в июле, – изумленно уставился на него водитель. – Вы городские его и не знаете, небось?
– Нет, – смущенно признался Слава.
– В ночь на Купалу папоротник ищут, а девки венки плетут да гадают по ним. Хороводы пляшут, через костры сигают, а вот потом, – водитель похабно захихикал, – какую где поймаешь ту и того, го-го-го! – как застоявшийся жеребец заржал он.

Приехав, Слава отчитался старшему товарищу и начал читать протоколы допросов.
– Сначала ослепла, а потом сдохла… Где-то я это уже слышал?
– Вспомни, – оторвался от рисования каких-то схем в блокноте Андрей Иванович.
– Савкин? От формалина.
– В точку Слава, в точку! Похожие симптомы.
– Думаете, корову Андреевых и Савкина отравил один человек?
– А что, тут на каждом шагу формалин валяется?
– Получается, что либо один человек, либо, как минимум, формалин у разных людей из одного источника – из школы.
– Получается, что так.
Влад Костромин
 
Сообщения: 18
Зарегистрирован: Декабрь 5th, 2017, 7:47 pm
Anti-spam: Нет
Введите среднее число (тринадцать): 13

Re: Змеиный узел

Сообщение Christopher Декабрь 12th, 2017, 8:07 pm

Захлебнулся в диалогах.
Аватара пользователя
Christopher
 
Сообщения: 294
Зарегистрирован: Февраль 4th, 2017, 6:40 pm
Откуда: Москва
Число изданных книг/Жанр/Издательство: Начинающий
Anti-spam: Нет
Введите среднее число (тринадцать): 13

Re: Змеиный узел

Сообщение Влад Костромин Декабрь 12th, 2017, 9:07 pm

Christopher писал(а):Захлебнулся в диалогах.
Надеюсь, не смертельно?
Влад Костромин
 
Сообщения: 18
Зарегистрирован: Декабрь 5th, 2017, 7:47 pm
Anti-spam: Нет
Введите среднее число (тринадцать): 13

Re: Змеиный узел

Сообщение Christopher Декабрь 13th, 2017, 3:29 pm

Спасибо, нет :) . Бросили спасительную верёвку ;) .

Не читал весь Ваш текст, но есть ощущение, что подойдёт совет:
Не засоряйте диалог фразами, не несущими полезной информации.

Например, вот, наглядно, из интернета, Девушки попрощались:
— До свидания!
— Всего хорошего!
— Очень рада была вас видеть!
— Приходите к нам в гости!
— Непременно придем. В прошлый раз нам очень у вас понравилось.
— Ну, право же, не стоит. Ну что ж, прощайте!

Можно было бы ограничится одной фразой: Девушки попрощались.

Также, загляните в Мастерскую форума -- там много интересного :) .
viewtopic.php?f=19&t=12657 - речь персонажа
viewtopic.php?f=19&t=383&p=2221&hilit=%D0%B0%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%B1%D1%83%D1%86%D0%B8%D1%8F#p2221 - атрибуция диалога
Аватара пользователя
Christopher
 
Сообщения: 294
Зарегистрирован: Февраль 4th, 2017, 6:40 pm
Откуда: Москва
Число изданных книг/Жанр/Издательство: Начинающий
Anti-spam: Нет
Введите среднее число (тринадцать): 13

Re: Змеиный узел

Сообщение Влад Костромин Декабрь 13th, 2017, 8:12 pm

Christopher писал(а):Спасибо, нет :) . Бросили спасительную верёвку ;) .

Не читал весь Ваш текст, но есть ощущение, что подойдёт совет:
Не засоряйте диалог фразами, не несущими полезной информации.

Например, вот, наглядно, из интернета, Девушки попрощались:
— До свидания!
— Всего хорошего!
— Очень рада была вас видеть!
— Приходите к нам в гости!
— Непременно придем. В прошлый раз нам очень у вас понравилось.
— Ну, право же, не стоит. Ну что ж, прощайте!

Можно было бы ограничится одной фразой: Девушки попрощались.

Также, загляните в Мастерскую форума -- там много интересного :) .
viewtopic.php?f=19&t=12657 - речь персонажа
viewtopic.php?f=19&t=383&p=2221&hilit=%D0%B0%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%B1%D1%83%D1%86%D0%B8%D1%8F#p2221 - атрибуция диалога

спасибо за советы, непременно почитаю
Влад Костромин
 
Сообщения: 18
Зарегистрирован: Декабрь 5th, 2017, 7:47 pm
Anti-spam: Нет
Введите среднее число (тринадцать): 13

Змеиный узел. Эпизод 6

Сообщение Влад Костромин Декабрь 17th, 2017, 1:11 pm

Накануне мне приснился странный сон: за столом в нашей школьной столовой, сидел одетый в школьную форму и красный галстук Юра Савкин.
– Компоту пожалел? – спросил он, указывая на стоящий на столе стакан с желтоватой жидкостью.
– Нет.
– Напрасно, вкусный компот. Был… пока вы, уродцы, его не разбавили.
– Я тут не при чем, ты же знаешь.
– А с чего ты взял, что я знаю?
– Если ты мне снишься, значит, ты моя совесть. А моя совесть перед тобой чиста.
– Совести разве можно верить? – мертвый одноклассник ловко сунул указательные пальцы себе в глазницы и, вынув глаза, положил их на стол. – Тем более что ее у тебя нет.
– Юра, ты не знаешь, кто тебя убил?
– А ты знаешь?
– Андрей?
– Андрей? Ха-ха-ха, – Юра рассмеялся, одновременно пялясь на меня глазами со стола и уткнувшись пустыми глазницами. – Андрей-то тут при чем? Андрей и сам уже со мной.
– Не Андрей?
– Не могу спросить – ему глотку забили опилками, чтобы не шутковал. Дохохмился, ха-ха-ха.
– Так чего ты мне снишься?
– Хочешь, чтобы он приснился?
– Он мне уже снился.
– Да? – глаза посмотрели мне за спину.
Скосил глаза: на плече лежала ладонь, пробитая колышком. Повернул голову и встретился с глазом Андрюхи, по которому ползали лесные муравьи. Вторая глазница была кровавой дырой с неровными краями.
– Спроси, – продолжал смеяться за спиной мертвый Юра, – если сможешь.
– Кто тебя убил? – спросил я мертвого друга.
Андрей скорбно смотрел на меня.
– Написать попроси, если сказать не может, – заливался за спиной Юра.
– Заткнись ты.
– А что ты мне сделаешь?
Развернувшись, я сделал шаг вперед и открытой ладонью прихлопнул глаза. Как будто яйцо лопнуло с мерзким звуком.
– Ты что творишь, паскуда! – грозно топорщил брови над пустыми глазницы Юра.
– Заткнись!
Вновь повернулся, надеясь увидеть Андрюху. За спиной бесшумно бушевало пламя, пожирая извивающиеся фигуры бабки Фомячихи и Жанки. Я словно завороженный смотрел на этот танец боли.
– Про Таньку все забыли? – раздался надоевший голос.
– А с ней то что?
– Подумай.
Яркая вспышка и мир провалился в кромешную тьму. Я с трудом оторвал голову от твердой подушки. За окном сидела какая-то большая птица и смотрела на меня яркими зелеными глазами.
– Кыш, – я взмахнул рукой.
Вместо того чтобы улететь, она постучала клювом по стеклу:
– Ту-тук-тук-ту тук-тук-тук тук-тук тук-тук-тук тук-тук-ту ту-ту.
– Азбука Морзе, – пронзила мысль.
– Это Морзе? – удивляясь сам себе, спросил я.
Птица утвердительно закивала головой и вновь начала стучать по стеклу:
– Ту-тук-тук-ту тук-тук-тук тук-тук тук-тук-тук тук-тук-ту ту-ту.
– П-о-м-о-г-и, – вслух прочел я.
Птица, услышав это, внезапно расхохоталась и улетела. Я, повозившись со шпингалетами, открыл окно. На подоконнике лежали две кучки свежих сосновых опилок. Свет фонаря отражался в зубьях лежащей под окном бороны – мать так защищала дом от нечисти.
****
– Здравствуйте, Андрей Иванович. Вы просили прийти.
– Здравствуй, Виталий. Проходи, присаживайся. Спасибо, что пришел. Рассказывай.
– Что рассказывать?
– Все рассказывай, тебе есть, что мне рассказать, – он пристально смотрел мне в глаза. – Разговор это не для протокола, он останется между нами, так что можешь не стесняться и не врать.
– А с чего начать? – хотелось отвести взгляд, но я пересилил себя.
– Начни с пожара в погребе Родиных.
– Насчет погреба… Мы не специально, просто бензин сильно полыхнул. Еле выскочили, а он сгорел. Нас потом Вера Андреевна чуть не убила.
– А что такого вы с бензином в погребе делали?
– Мы, – я потупился, – хотели демона вызвать.
– Х-м…
– Ну, вроде как в шутку. Нарисовали пентаграмму куриной кровью…
– Кровь откуда?
– Мне тогда мать курицу поручила зарубить, я зарубил и подвесил вниз шеей над банкой – кровь стекла в банку.
– Ты всегда курей рубишь?
– Да, мать боится, а отцу некогда.
– Про пентаграмму откуда узнал?
– У матери есть книги старинные, от ее отца остались. Он вроде колдуна был деревенского. Из книг я и вычитал.
– Любознательный ты. Так что там с демоном?
– В общем, дело было так.

– Зажигай свечи! – командовал я, подглядывая в набросанный в ученической тетради в клетку конспект ритуала.
– Да зажигаю я, – чиркал спичками Андрюха. – Спички плохие.
– Не так зажигай, против часовой стрелки зажигай!
Головка спички, отскочив, попала в пластиковую канистру с бензином, стоявшую на ступеньках. Послышался хлопок и пламя облило ступени.
– Бежим! – заорал я, отбрасывая тетрадь и хватая за рукав Андрюху.
Опалив брови и часть волос на голове, вытащил ошалевшего друга на улицу.
– Погреб! – рванулся он обратно. – Надо затоптать огонь!
– Ведро ищи и воду набирай! – скомандовал я.
Пока он бегал за ведром, загорелись сухие деревянные стены и потолок.
– И когда это было? – уточнил Андрей Иванович.
– В декабре, двадцать второго – как раз в день зимнего солнцестояния.
– Попало вам от родителей?
– За погреб Андрею запретили отмечать день рождения. Пришлось в бане Родиных справлять с тремя банками самогона, флягой браги и большим тазом забродившего березового кваса.
– И это все? – спросил Андрей Иванович. – Я про погреб, а не про закуску.
– Где-то через месяц, это получается в январе, на крыше конторы стал по ночам появляться какой-то странно одетый карлик. Мочился на прохожих, матерился прокуренным басом и блеял, как козел у таджиков.
– Мальчик? Он тогда еще жив был?
– Да, Мальчик. Он в марте где-то удавился.
– А точнее когда? Не помнишь?
– В начале марта, мне кажется. А это важно?
– В таких делах важно все, – следователь что-то пометил в блокноте. – Продолжай, ты прямо как книгу рассказываешь – заслушаться можно.
– Андрюха прибежал к нам домой: Слышал, на конторе какая-то тварь завелась? – спросил он.
– Да ну, брехня это все, – отмахнулся я.
– Не брехня! Вова-Клопик видел, и Сашка Газон, и Васька Жарик и Машка видели и Куприянов Сашка, – начал перечислять Андрюха.
– Кто это такие? – вновь уточнил Андрей Иванович.
– Клопик – кинобудчик наш, он же почтальон Печкин; Сашка Газон и Жарик на одной улице с таджиками живут, только к карьеру ближе; Машка – это бабки Максиманихи средняя дочка; Куприянов – сосед, что через дорогу он нас на углу жил, который сгорел, – перечислил я.
– Куприянов тоже видел этого карлика?
– Андрей мне так сказал, я сам не знаю, если честно.
– Рассказывай дальше.
– Давай вечером покараулим, посмотрим? – предложил Андрюха. Я подумал и согласился с ним. Неделю мы караулили возле конторы, но никого не видели. А вот на восьмой вечер какой-то непонятный силуэт показался на крыше. Обматерил он нас сверху и начал бросаться снежками. Андрей обиделся и бросился в него кирпичным половинником.
– Откуда он взял кирпич? – перебил меня следователь. – С собой принес?
– На крыльце лежал. Им дверь приваливали, чтобы не закрывалась от ветра.
– Понятно. Попал?
– Промазал, но лист шифера проломил. Карлик расхохотался и продолжил обзывать нас, перемежая мат мерзким блеянием. Давай сваливать, – решил я. – Надо бате сказать. Мы пошли к нам домой. Дома я рассказал отцу про это. Он взял ружье и поехал с нами к конторе.
– Почему не пошел? – уточнил следователь.
– Я откуда знаю? У него спросите. На машине быстрее, чем по снегу. Мы доехали до конторы.
– Где? – спросил отец.
– Вон там был, – показал я рукой.
– Там? – отец включил свой любимый фонарик. – Смотри, шифер поломан. На фонарик, держи его, свети равномерно.
Тут на границе луча фонарика метнулась темная тень. Отец, недолго думая, вскинул ружье и шандарахнул из обоих стволов. Картечь звучно хлестнула по крыше, в треске шифера послышался вскрик. Я поймал в пятно света валящуюся с конька фигуру.
– Завалил! – радостно заорал отец, переламывая стволы и перезаряжая оружие. – Пошли, добьем!
– Ты хочешь сказать, что отец умышленно стрелял в человека, а потом хотел добить его? – недоверчиво переспросил меня следователь.
– Это существо человека напоминало только отдаленно. Да и не смог бы человек так по заледенелой крыше скакать.
– Хорошо, продолжай.
– Мы обежали контору, но никого не нашли. Только след в сугробе от чьего-то тела. Следов крови на снегу не было. Но после этого больше никто на крыше конторы не скакал. И уж тем более на прохожих не мочился.
– Следы от выстрела я на крыше видел, но все равно верится с трудом. Больше ты эту фигуру не встречал?
– На прошлой неделе я полез ночью на грушу в конторском саду. И наткнулся, почти на верхушке, на какую-то тварь бесформенную, с красно-желтыми глазами, которая на меня кинулась. Упал и летел до самой земли. Несколько веток толстых по пути поломал.
– И что ты делал дальше?
– Домой побежал, за святой водой и осиновым колом. Когда вернулся, то уже никого на груше не нашел.
– Как думаешь, что это было? – скептически посмотрел на меня Андрей Иванович.
– Елизавета Харитоновна сказала, что это шуликун был. Она в детстве таких видела.
– Что такое шуликун?
– Это, по ее словам, жутко вредные типы. Со второго января и до Крещения они бегают по улицам с горячими сковородами или железными крючьями и утаскивают грешников под воду. Росту, как правило, небольшого. Одеваются же они как завзятые щеголи – в белые кафтаны, подпоясанные цветными кушаками.
– Ни разу не слышал про такое чудо.
– Это не чудо, а сила нечистая, – уточнил я.– Вообще нечистая сила любит селиться в кронах груш, ореха и вербы; в болотах, могилах, на перекрестках; в подвалах, колодцах.
– Веришь в нечистую силы?
– Не то чтобы очень, но все в Карловке верят, а дыма без огня не бывает.
– А святая вода у вас дома откуда?
– Отец Василий в Дроновской церкви святил, а мать привезла.
– У отца ружье – он часто на охоту ходит?
– Зимой со своим кумом – Колиным крестным ходят.
– Твой отец коммунист, но крестил сына?
– Это мать настояла.
– Понятно. Так что с кумом?
– Леонид Филиппович в городе на заводе работает, наш совхоз у них подшефный, крестный зимой отпуск берет и приезжает к нам. Живет у соседа нашего, Кольки Лобана, днем на охоту ходит, а по вечерам играет у нас в карты. Мы в «дурака», по парам, вчетвером, играем. Я с Филипповичем, а Коля с отцом в паре.
– Ты ходишь с ними на охоту?
– Бывает, но я чаще за орляком хожу.
– Орляк это же папоротник?
– Да, очень вкусный.
– Листья жарим, молодые побеги в соленой воде отвариваем.
– Грибы, ягоды? Говорят, в заповеднике на болотах клюквы много?
– Клюквы на мшаниках говорят много, – согласился я, – но я туда не хожу. А так, грибы и ягоды само собой. Еще листья земляники на чай.
– И как ты матери грибы и ягоды объясняешь?
– Говорю, что в посадке набрал.
– Верит?
– Я откуда знаю?
– Вернемся к охоте. А в заповедник не заходили?
– Нет.
– Совсем?
– Ну… был однажды случай… Это было в первый год после того как мы сюда переехали. Решил отец взять меня с собой на охоту. Дошли по дороге, до конца асфальта, в направлении Борок. Справа от дороги на дереве висела табличка, во многих местах пробитая дробью – заповедник.
– Туда пойдем, – указал отец на табличку.
– Мы же будем браконьерами тогда.
– Ну, мы не то чтобы на охоту, – замялся отец, подбирая слова. – Мы скорее на разведку. Туда местные на рыбалку ходят – озер там лесных много.
Где-то с час мы шли по сильно заросшему лесу, а потом вышли на большую поляну, в конце которой сверкало озерцо.
– Давай не пойдем туда? – глядя на лужи с застоявшейся вонючей водой, в которых плавала дохлая рыба, сказал я.
– Почему не пойдем? Отличное место. Знаешь, какие там лини водятся? – вот такие – отец широко развел руки. – Чудесная рыба. Положишь его в горячую воду, чтобы слизь смыть, потом соскоблишь чешую и в котел. Уха вкуснейшая получается. А когда назавтра застывает, то становится как холодное – на три пальца янтарного застывшего жира.
Мы подошли к озеру.
– Костер разожги, а я пройдусь по округе, – возле этого озера оставил меня отец. – И за рюкзаком смотри, чтобы не украли!
– Да кто его тут украдет? Тут же нет никого.
– Мало ли? Сейчас нет, а через час набегут…
– Кто набежит?
– А я откуда знаю? Кто-нибудь да набежит…
Он, обвешанный патронташами и ягдташами, с болтающимся на шее компасом, напоминал карикатуру на охотника. Попрыгал, проверяя, нет ли звона, и важно потопал по берегу озера. Вскоре скрылся в зарослях. Спустя примерно час я услышал выстрелы.
– Выстрелы? – уточнил Андрей Иванович. – Может, это отец стрелял?
– Нет, выстрелы были с другой стороны, не той, куда он пошел. И стреляли это не охотничьи ружья. Потом наступило некоторое затишье, опять сменившееся стрельбой и звуками взрывов.
– Взрывов? – вновь не выдержал следователь. – Ты не ошибся?
– Нет, это были именно взрывы. Потом наступила тишина. Даже птицы замолчали, и деревья не скрипели на ветру. К тому времени я был сильно напуган. А потом стала играть музыка, как будто патефон, и слышались песни на немецком языке. Я понял, что пора отползать. Залез под здоровый пень-выворотень и там затаился. Мало ли – вдруг немцы вернулись? И вот так часа три примерно продолжалось. Точно оценить время я не могу, потому что часов у меня не было. А потом опять наступила полная тишина, и больше уже никаких звуков неприродных не было слышно. Еще где-то примерно через час, когда начинало уже темнеть, вернулся отец.
– Виталий, ты где? – осмотревшись, позвал он.
– Тут я, – отозвался я из-под пня.
– Где тут? – раздраженно спросил отец. – Почему костер не горит? Рюкзак хоть не потерял?
– Да вот он, – я выполз из своего убежища и продемонстрировал его драгоценный рюкзак. – А ты где так долго ходил?
– Да заблудился я…
– Ты же говорил, что в лесу невозможно заблудиться! И у тебя же компас есть.
– Вот умудрился как-то, – он смущенно покосился в сторону. – Видать, леший водил. Местные предупреждали, что в заповеднике компас врет, а я не поверил. Оказывается, что и правда врет.
Несмотря на то, что носил компас, он заблудился и ходил кругами по одному и тому же месту. Чего, честно сказать, с папашей ранее не случалось.
– А ты почему под пнем сидишь?
– Потому что стреляли…
– Так-то ж охота, понятное дело, что стреляют!
– И взрывы…
– Какие взрывы?
– А я откуда знаю. Тоже охота? Еще музыка была.
– Что за музыка?
– Немецкая, какая-то старинная. Как патефон.
– Странно, я ничего не слышал, – он с хрустом поскреб лысину крепкими ногтями. – Собирайся, надо делать ноги из этого места. Что-то тут явно нечисто. Надо было слушать, когда предупреждали. Больше я сюда не ногой, – Закинул рюкзак на спину и почесал по лесу так быстро, что я едва поспевал за ним. Больше в тот район он на охоту не ходил.
– Откуда отец знал, что в озере водятся лини?
– Не знаю, наверно, сказал ему кто-то.
– Кто?
– Кто-то же рассказал про озера? Вот и про линей он же рассказал.
– Логично, – согласился со мной Андрей Иванович. – А ты не сочиняешь все это?
– А какой мне смысл сочинять? Вы же можете отца спросить.
– И он признается, что ходил на охоту в заповедник?
– Скажет, что хотел посмотреть, а ружье взял для безопасности.
– Хорошо, допустим, он подтвердит твои слова – о чем это свидетельствует?
– Я откуда знаю? Вы спросили про заповедник, я рассказал. А что это должно подтвердить или опровергнуть, откуда мне знать?
– Хорошо, я понял твою позицию. Больше ничего странного на охоте не происходило?
– Странного? – я почесал левой рукой подбородок. – Вообще-то, был еще странный случай.
– Я слушаю, – кивнул следователь. – Ты увлекательно рассказываешь, тебе книжки писать надо.

– Однажды, с Леонидом Филипповичем мы зимой ездили по лесам – искали его пропавших собак. Охота его обычно выглядела так. Он привозил с собой каждый год новых собак. В первый день охоты их терял, а потом весь отпуск колесил на своей оснащенной КУНГом машине ГАЗ-66 по лесам и перелескам в поисках. Время от времени останавливаясь и дуя в пионерский горн, пытаясь приманить собак. То еще зрелище было, надо заметить. В тот раз, мы с ним заехали в какую-то деревню, не отмеченную на нашей карте.
– Что за карта? – спросил Андрей Иванович.
– Карта военная, «двухкилометровка», 1943 года, очень подробная. Ее Леонид Филиппович где-то по блату достал. Там даже деревни, сожженные немцами, помечены, а этой деревни не было. Деревня довольно большая, раскидистая. На одном конце деревни висел советский флаг, как у нас на конторе, а на другом – украинский, как у бандеровцев в войну – «жовто-блокитный» с трезубцем.
– Говорят же, что через лес машин нет, как же вы проехали?
– Там колея какая-то была и проселки заросшие. Машин, по словам местных жителей, там не видели со времен немецких танков, которые и проложили эту колею. Там мужики вообще в старинной военной форме советской, в основном, были.
– У вас я видел некоторые мужчины тоже в старой форме ходят, – сказал Андрей Иванович.
– Это со склада выписывают и носят. Отец тоже дома в галифе ходит.
– Понятно, продолжай. Что там, в деревне, было необычного?
Говор там был какой-то дикой смесью из русского, украинского и белорусского языков – такого я больше нигде не встречал. Телевизор один на всю деревню, еще с линзой водяной, вроде КВН-49 , и все ходили его смотреть, а хозяин выдавал билеты какие-то. Жили местные дарами леса и скудными колхозными посевами. За пару километров вокруг деревни даже ворон мы не встретили – все повыбили. Тишина стояла жуткая. Техники у них не было, никаких тракторов. Сеяли, сажали и пахали на лошадях и коровах. Мужик, у которого мы ночевали, держал в клетке из металлической сетки лису: – К новому году на стол держу, – пояснил он нам.
Глядя на огромные дыры в закопченном потолке, уточнять про лису как-то особо не захотелось.
– Поужинаете с нами? – спросил его Филиппович.
– Почему бы и не поужинать? – солидно согласился хозяин, доставая из русской печи чугунок с картошкой. – С хорошими людями поужинать завсегда рад. У вас может, извиняюсь, и выпить есть?
– Выпить? Выпить есть.
Поделились мы с ним консервами и салом, выпили спирта с ним – крестный всегда зимой возит, на всякий случай. Переночевали ночь, с ружьями в обнимку, чтобы нас не съели и рано утром свалили.
– Если мои собаки сюда и попали, то их уже давно схарчили, – сказал Филиппович. – Надо сваливать, а то и нас с тобой схарчат.
– Деревня и деревня, что тут такого то? – пожал плечами следователь. – Обычная провинциальная нищета.
– Если бы, – возразил я. – Через пару лет, опять в поисках собак, мы проезжали в тех местах – никакой деревни там не было! Что на это скажете?
– Не знаю. Собак хоть нашли?
– Собак мы так и не нашли…
– А летом он приезжает?
– Летом редко бывает.
– Как его фамилия?
– Федосов.
– Хорошо, проверим, – сделал пометку в блокноте следователь. – Что еще можешь про него рассказать?
– Он боксом занимался, собак любит, женщин и охоту. – Угадайте, что я подстрелил? – однажды, зимой, придя с охоты, загадал он нам загадку. Гадали, гадали – никто не угадал. Оказалось, что утку подстрелил дикую.
– И что в этом странное?
– Дело, напомню, зимой было.
Следователь непонимающе смотрел на меня.
– Дикие утки на зиму улетают в теплые края. Некоторые теперь даже в Крым улетают. Сказку про Серую Шейку помните?
– Это где уточка раненая была? – вспомнил Андрей Иванович.
– Точно. В другой раз пришел с охоты с набитым рюкзаком. Спрашивает: – Что я подстрелил сегодня? Тут все наученные опытом сразу ему хором: «Утку!». Оказалось, что нет. Опять гадали, гадали – не угадали. Оказывается, подстрелил он щуку.
– Шел я мимо озера лесного. Вижу, в полынье щука плещется и пальнул наудачу. Вот какая красавица.
– А кольца у нее в зубах не было? – поинтересовался Коля.
– Какого кольца?
– Золотого.
– Совсем ты Коля того стал, – вступил в дискуссию благодушно настроенный из-за выпитого вина отец. – Надо бы тебя армянам продать. Они из тебя дурость-то быстро повыбивают.
– У вас тут и армяне есть? – уточнил следователь, взяв из картонной папки и перелистывая какие-то списки.
– Нет, вот только армян и нету, а так все есть.
– А масло к вам армяне приезжали продавать?
– Какое масло? – попытался я прикинуться дурачком.
– Подсолнечное…
– Я ничего про это не знаю…
– А если, чисто гипотетически, допустить, что кто-то привозил масло?
– Чисто гипотетически, может и были похожи на армян, но я не разбираюсь в народностях.
– Не желаешь про это говорить?
Я промолчал.
– А что у тебя в кармане? – внезапно спросил он.
– В каком? – меня такими внезапными вопросами не купишь, но все-таки глазастый черт.
– В правом кармане брюк.
– Не знаю…
– А если попрошу вывернуть карманы?
– Права не имеете!
– В рамках следственных действий…
– Попробуйте! – я вскочил со стула, примериваясь, куда врезать, если следователь попробует встать.
– Я пошутил, – рассмеялся он. Глаза оставались холодными и внимательно наблюдали за мной. – Садись, не стой.
Я, глядя в худощавое серьезное лицо Андрея Ивановича, аккуратно присел обратно на краешек стула, готовый вскочить в любой момент.
– Хорошо, давай про другое поговорим, – отсмеявшись, сказал следователь.
– Про что?
– Например, как ты в егерей стрелял, – ехидно ухмыльнулся он.
– Не стрелял я в них, – устало сказал я. Не думал, что до этого кто-нибудь докопается, но видать и правда – копают глубоко.
– Они по-другому говорят.
– Врут они. Дело было так. Как-то осенью забрел я опять ненароком в заповедник.
– Ненароком? – спросил Андрей Иванович, хитро подмигивая мне.
– Да, шел, любуясь желтеющей, буреющей, краснеющей, чернеющей, сереющей и коричнивеющей листвой, задумался, и не заметил, как в заповедник попал. Иду, никого не трогаю. Выхожу на поляну, а там егеря возле УАЗ-ика стоят втроем и на меня смотрят. Они остолбенели от неожиданности. Потом один мне и говорит:
– Мальчик, а что это ты тут делаешь?
– Гуляю…
– А ружье?
– Какое ружье?
– Которое в руках у тебя.
– А-а-а это ружье? Это мне дядя дал поносить.
– Какой дядя?
– А я откуда знаю, какой дядя? Сам его первый раз видел. И вообще, мне мама запрещает с незнакомыми людьми разговаривать, а вас я не знаю…
– Ты с ружьем зашел в заповедник? – уточнил Андрей Иванович.
– Да, – смущенно потупился я.
– Откуда у тебя ружье?
– Отцовское ружье. Он мне разрешает его брать в лес.
– Ты прошлый раз говорил, что мать в лес не пускает, а отец дает ружье – сам себе противоречишь.
– Мать на спектаклях своих пропадает. Она кружок театральный в клубе организовала. Когда ее нет, то можно спокойно куда угодно уйти.
– Понятно. Так что там с егерями было?
– Весь разговор шел в теплой дружеской обстановке, поскольку, у них ружья за спиной были, а у меня в руках и обострять ситуацию ни у кого особого желания не было.
– Ну, иди сюда, отдай нам оружие… Заодно и познакомимся…, – продолжал один из них.
– Ага, счас!
После этого я аккуратно выстрелил по колесу УАЗ-а.
– Дяденьки, в другом стволе картечь, не доводите до греха! – начал спиной вперед отходить в лес.
После того, как зашел за деревья, развернулся и как дал деру! Только пятки сверкали. Постреляли они мне в след для острастки, но преследовать не рискнули.
– А если бы не остановились, смог бы в людей стрелять?
– Не знаю, – посмотрел я в дальний угол комнаты.
– Вестерн просто какой-то, – вздохнул следователь. – Но врешь ты складно и интересно, прямо как поэму читаешь, признаю. Особенно про листья хорошо получилось. А если не врешь, то это еще интереснее.
– Ничего я не врал, – насупился я, уставившись на его четко очерченные скулы.
– Ладно, пока что верю. А в Чайках бывал?
– Нет, я змей боюсь, – признался я. – Меня в детстве змея укусила.
– В лесу?
– Возле дома, она в рулоне сена была. Когда рулон разматывали, чтобы сено просушить перед закладкой в сеновал, то она меня и укусила.
– И что?
– Бабушка Дуня тогда была у нас в гостях. Она лечить умеет и заговаривать. Напоила меня молоком, пошептала, уложила спать. Вечером разбудила и дала выпить какой-то отвар из трав. Пару дней нога была сильно опухшей и болела, а потом прошло. Только точки от зубов остались.
– Везучий ты. Можешь идти, когда понадобишься, я тебя вызову. Хорошо?
– Хорошо. До свидания.
– До свидания.
Я вышел за дверь, поправив в левом кармане самодельную дубинку из шланга от гидравлики, а в правом охотничий нож, висевший в ножнах на брючном ремне.
– Врешь, не возьмешь, – спускаясь с крыльца общежития, пробормотал я, – но глаз острый у него. Надо бы батю предупредить.
Влад Костромин
 
Сообщения: 18
Зарегистрирован: Декабрь 5th, 2017, 7:47 pm
Anti-spam: Нет
Введите среднее число (тринадцать): 13

Пред.

Вернуться в Проба Пера

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 8

cron