Первый всадник (историч) глава 1

[Oleg]

Ничего не выискивал, просто читал, получая удовольствие от текста. Но, эти строчки в конце насторожили.
" Утром Эгле увидела возле двери следы рвоты с кровью ..."
"Превозмогая себя, она прибралась на полу ..."
В условиях того времени, это очень опасно. Голые руки, тряпка и вода - всё. Не заразиться, намного сложней, чем обратное.
Если эти строчки без авторского умысла, то могут вызвать недоверие. Если это некий отсыл читателя к дальнейшему развитию сюжета, то всё отлично, как и ранее.

[marshaMarina]

В условиях того времени, это очень опасно. Голые руки, тряпка и вода - всё. Не заразиться, намного сложней, чем обратное.Если эти строчки без авторского умысла, то могут вызвать недоверие. Если это некий отсыл читателя к дальнейшему развитию сюжета, то всё отлично, как и ранее.

Если вы о том, что я и героиню хочу заразить, то спойлерить как то не хочется. Сейчас пишу о бубонной чуме. В тексте и лекарь спрашивает героиню про бубоны (распухшие лимфоузлы). Эта форма не передавалась от человека к человеку, а только через укусы переносчиков (грызунов, насекомых) или при контакте с зараженной кровью. То есть, вы правы про "голые руки", обязательно подумаю. Перчатки на героиню, конечно, не надену. Может быть, надо вычеркнуть кровь из рвоты.
К тому же известны случаи, когда люди выживали после заболевания, или обладали иммунитетом к инфекции. Это, конечно, не в оправдание крови в тексте, но считается, что смертность при бубонной чуме могла достигать 95-97%. При легочной форме 100%.
Спасибо, что дали мне повод задуматься, и надеюсь, что смогла вас запутать, в смысле дальнейшего развития сюжета)

[Oleg]

"Может быть, надо вычеркнуть кровь из рвоты". Толковая мысль. Лучше перебдеть сейчас, чем потом, выкручиваться.
"Запутывать" меня поворотами сюжета не стоит. Я воспринимаю текст таким, каким он есть и, в угадайку уже давно не играю.
Пока у вас всё отлично и меня, как читателя, это совершенно устраивает.

[marshaMarina]

"Может быть, надо вычеркнуть кровь из рвоты". Толковая мысль. Лучше перебдеть сейчас, чем потом, выкручиваться.

Да. Так и сделаю. Или можно вписать другие симптомы, есть варианты. Большое спасибо, что вовремя помогли найти ошибку.

[marshaMarina]

Глава 5

Невдалеке ударил колокол – раз, другой… третий… вбивая в мозг тупые медные гвозди. На четвертом лишь чуть звякнуло, будто «молоток» выпал из ослабевших рук мастерового.
Что означал этот звон - прощание с жизнью, или знак, что город еще не мертв? Эгле не шевелилась, ожидая новых ударов, но больше ничего не услышала.
Взглянула на тощую вязанку хвороста у печи, на обломки тележки. Теперь, когда болезнь по-хозяйски переступила порог, костер оказался ненужным, и лучше пустить их на растопку. Зачем, если в доме нечего есть?.. мысли смешивались, исчезали, возвращались… и лишь одна держалась прочно, опутывая мозг, как рыбацкая сеть… Сейчас, может быть, впервые в жизни, Эгле не могла думать о будущем – существовала только темнота, плотная, вязкая… с земляным привкусом во рту, с запахом прелой листвы. Давящая густая темнота.
Проснулась Дамна, села, свесив с топчана ноги. Эгле жестом позвала ее к себе, обняла. Крепко.
- Разбуди сестру и брата, - шепнула на ухо девочке. – Пусть перейдут на мою постель, чтобы не мешать маме.
Дамна послушалась – дети уселись в тряпье на полу, которое служило Эгле ночным ложем. Еще сонный Алджис снова прилег, свернувшись калачиком.
От стука в дверь лязгнула хлипкая щеколда. Эгле подошла ближе, но откликнулась не сразу, а только услышав знакомый бубнящий голос.
- Есть живые? Отворите доктору!
При виде вошедшего «монстра» сестры ойкнули, прижались друг к другу.
- Не бойтесь, это господин лекарь.
Эгле едва успела успокоить, готовых завизжать девочек, обняв их за худые плечи.
- Тихо, тихо. Он пришел помочь маме.
На сей раз Рисбиттер не снял маску, и ей пришлось напрягать слух, чтобы разобрать слова. Увидев на топчане Ядвигу, лекарь не прошел дальше порога, и спросил:
- Она исповедовалась, причастилась святых тайн? - не получив ответа, махнул рукой в перчатке. – Ладно, будем считать, что пообещала. Таковы правила.
Последние слова предназначались Эгле, она поняла это, когда загнутый вниз «клюв» чуть не коснулся ее лба.
Рисбиттер приблизился к топчану. Глянув на шею тетки, осмотрел подмышки, бесцеремонно задрал на ней юбку… каждый раз кивая, будто птица, лениво клюющая невидимый корм. Ядвига казалась податливой, лишенной воли куклой, она даже не открыла глаза.
Из недр балахона лекарь извлек склянку с темной жидкостью, половину содержимого влил в рот заболевшей. Убедившись, что Ядвига сглотнула, отдал остатки Эгле.
- Дашь ей допить… если очнется. И не пугайся, если от нее пойдет запах – на второй-третий день заболевшие живые начинают смердеть похуже лежалых трупов.
- Если?.. За что Господь наказал нас? Чем провинились люди, Ядвига, Мемель? – не смогла она удержаться от вопросов, словно нашлась лазейка, куда можно выплеснуть накопившуюся боль, непонимание причин божьего гнева.
- Господь здесь не причем.
Эгле показалось, что и за маской она увидела горькую усмешку Рисбиттера, с которой он всякий раз говорил о чуме.
- Человек сам себе Бог и Дьявол. И только от тебя зависит, каков твой создатель – слепой доверчивый старик, или… Но Дьявол всяко хитрее, он обязательно подскажет, как оправдать любой грех, в том числе и глупость, и гордыню невежества…
Сказанное удивило, но Эгле никак не могла решить, было ли это богохульством.
Лекарь осмотрел и детей, что-то спросил у Людвики, девочка отрицательно покачала головой. Алджис дремал, его он не стал беспокоить. Прощаясь, чуть помедлил, прежде чем произнес:
- Вы вряд ли дождетесь священника, поэтому… просто надо вынести тело наружу, когда…
Он не договорил, а Эгле не стала переспрашивать, чтобы не услышали дети. Едва Рисбиттер ушел, отвернулась к стене, не в силах унять слезы, которые обильно потекли из глаз, размывая очертания висевшего над столом распятия.
Справилась с собой не скоро. Утерев подолом лицо, пожалела, что не спросила лекаря про колокольный звон. А зачем и какая разница, что означали те три с половиной удара? Да, и что мог сказать этот… на которого надеялась, от кого ждала… она сама не знала чего… Может быть, утешения, уверений, что болезнь Ядвиги всего лишь легкая хворь, и завтра тетка поднимется с постели, все такая же быстрая на язык и ругань? «Завтра» не будет ни у кого из них, если… совсем не христианская мысль скользнула в уме, взбудоражила… Еще один взгляд на распятие и короткая молитва не прогнали греховную идею, лишь заставили притаиться до поры.
Эгле повернулась к детям.
- Запри за мной дверь, - приказала Людвике. – И никому без меня не открывайте.
Говоря это, наспех обмотала топорик обрывком тряпки. Вышла в переулок. Тело девушки, упавшей вчера в грязь, так и лежало на земле, перепачканное уже подсыхающей глиной. Эгле направилась в сторону колодца, но ее цель была чуть дальше – на углу, где переулок сворачивал к порту, располагалась бакалейная лавка. Запомнились мешочки с крупой, выставленные торговцем у входа.
На полпути дорогу перегородила повозка, покрытая холстиной – из-под нее торчали босые ноги… двух… нет, трех человек… обманул небольшой рост третьего, или третьей – видны были только ступни, меньше и чище чем у «соседей», видимо привыкшие к обуви. Малейшие подробности сами лезли в голову, запоминались против воли. Прижимаясь к стене, чтобы обойти препятствие Эгле чуть не задохнулась от смрада. Ударив в ноздри, он словно оглушил - не тот, знакомый с детства запах гнилых водорослей, а другой, не менее отвратительный, тяжелый.
Два оборванца вынесли из соседнего дома еще одно тело – тучного мужчины, с трудом уложили поверх остальных. Рука мертвеца свесилась через низкий бортик, едва не задев Эгле почерневшей кистью. Она вжалась в стену еще сильнее, застыла, отчетливо разглядев неестественно белые ногти умершего.
- Чего тебе? – посмотрел на Эгле один из носильщиков, устало, равнодушно.
- Куда их?
Ее вдруг затрясло, и вопрос прозвучал невнятно, но оборванец расслышал.
- В общую яму. Там отпоют всех сразу, - скривил он губы и сплюнул. – А ты держись подальше, если не хочешь угодить вместе с ними.
Эгле мелко и быстро закивала.
- Беги.
Будто сразу забыв про нее, оборванец повернулся к напарнику.
– Надо бы и этого прикрыть, Густас. Вонь же…
- Надо, надо… - огрызнулся тот. – Сам вытаскивай дерюгу из-под дохлого борова. - Надоело! К чертям все!
Начавшаяся перебранка подстегнула Эгле, но она остановилась еще до поворота. Твердое намерение взломать дверь и залезть в лавку заметно ослабело после увиденного. Черные пальцы мертвеца, казалось, хватали сзади, цепляясь за юбку, не давали идти вперед. Вдобавок ко всем страхам, прямо на углу стоял кнехт, опиравшийся на пику. Слишком близко к цели ее похода.
Эгле повернула назад, и уже не смотрела вверх в поисках подсказок. Приметы подводили – небо обманывало, море, отгороженное стенами домов и изгибами улиц, больше с ней не говорило. Обратно шла медленно, понимая, что не может вернуться ни с чем.
Повозка стояла уже в другом конце переулка. Оборванцы копошились напротив жилища Ядвиги, забирая тело той несчастной, что шла за красноглазым пророком. Эгле увидела, как они уронили труп, и один погрозил кулаком второму. Показалось, что дойдет до драки, но нет – тело погрузили, и повозка двинулась дальше.
Прячась в тупике у колодца, Эгле дождалась, когда та скроется из вида. Ее привлекла чуть приоткрытая дверь, из которой собиратели мертвых вынесли чернорукого толстяка. Попросив прощения у Тевтонской Девы, Эгле вошла внутрь, впервые чувствуя себя воровкой.
Тусклый свет пасмурного дня, падавший сквозь единственное окошко, едва позволял разглядеть комнату, пришлось оставить дверь распахнутой. Опасения быть увиденной с улицы заставляли быстрее шарить в скудных пожитках. Только еда, хоть что-нибудь - красть вещи, одежду покойников она не будет, никогда не посмеет.
Мест для поиска было немного – очаг, над которым висел котелок с протухшим варевом, полка на стене, пустая, даже без посуды. Эгле заглянула под узкую деревянную кровать, но и там ничего не нашлось. Словно, кто-то похозяйничал в доме до нее. Неужели собиратели тел не брезговали грабежом? О том, что занята тем же, ей и не подумалось.
Снаружи серое небо рассекла молния, и тут же отозвалась в ушах раскатами грома, снова начался ливень. Но короткой вспышки света хватило, чтобы увидеть краешек свертка за изголовьем кровати.
Дрожащими руками Эгле развернула засаленную тряпку – кусок твердого, как камень, сыра и такой же черствый хлеб стали наградой ее усилиям, а к ногам упал холщовый мешочек, звякнув монетами. Возблагодарив Тевтонскую Деву за милость, она вышла под струи воды, потоком льющие с небес.
Добравшись до дома, Эгле насквозь вымокла, и первое, что почувствовала, это запах, тот, что впервые вдохнула рядом с повозкой, и о котором предупреждал лекарь. Чуть уловимый у двери, он стал сильнее ближе к топчану, а когда наклонилась к Ядвиге превратился в невыносимый. Она отшатнулась от тетки, закрыв нос и рот ладонью.
Алджис по-прежнему спал, а притихшие сестры только следили за ней глазами. Никто не проронил ни слова.
Как только начался дождь, на улице заметно похолодало. Видимо с моря задул северный ветер, проникавший в самые глухие закоулки города. Эгле знобило, то ли от холода, то ли от осознания греха воровства. Присев у печки, разожгла огонь, чтобы просушить одежду. Лучше бы ее снять - так высохнет быстрее, но пугала мысль, что раздевшись, она окажется без последней защиты перед болезнью. Глупо, или нет? Рисковать не решилась.
В мешочке, выпавшем из свертка, нашлись три медяка – немного, а пригодятся… если будет что и у кого купить…
Вспомнила лекаря, свою внезапную и беспричинную злость на него. Слишком много людей и смертей… и он не обязан относиться к ней, как-то иначе, чем к другим горожанам.
Эгле вздрогнула – сзади неслышно подошла Дамна и прижалась к ее спине.
- Возьмите на столе хлеб и сыр. Твердые, хоть топором руби, ну да как-нибудь. И воды пока хватит.
Все шепотом, говорить громко не хотелось, не получалось.
- Что мы будем делать? - не двинулась с места девочка, все так же прижимаясь к Эгле.
- Уйдем в Прейту к нашему дедушке. Он добрый.
- И там Бог нас не увидит, и не накажет, как маму?
Эгле растерялась, не зная, что ответить.
- Господь видит всех и везде, но он милостив, - смущенно пробормотала она первое, что пришло в голову.
От трудного разговора «избавил» стон тетки, сменившийся хрипом, будто она силилась что-то сказать, чуть приподняв сжатую в кулак руку. Но, что, Эгле так и не узнала. Подбежав к топчану, услыхала только одно слово, произнесенное с последним дыханием:
-…Деве…
Пальцы Ядвиги разжались – на почерневшей ладони блеснула алым камнем серьга.

[Татьяна Ка.]

Тяжко. Беспросветность. Если честно, не верится, что когда-нибудь жизнь таких людей могла измениться к лучшему.

[Oleg]

Вчера немцы праздновали Рождество. Интернет не работал.
Ни телевизора тебе, ни компа. Зато читал весь день книгу, как бы вернулся в конец пятидесятых годов. Отвык от подобного, это, как без электричества в доме, но и без свечки.
Сегодня почитаю и попробую отписаться.

[Oleg]

Людям не дано выбирать время. Они живут, или выживают. Небольшие вариации допустимы.

"Едва Рисбиттер ушел, отвернулась к стене, не в силах унять слезы, которые обильно потекли из глаз, размывая очертания висевшего над столом распятия".
В этом месте слегка потерял ориентацию в пространстве. Если убрать "стол", всё упрощается. Перечитайте, подумайте.
И в конце - "услыхала". Я заменил бы "х" на "ш".
Только такие мелочи. А в остальном, как всегда - отлично. Просто, приятно читать!

[Татьяна Ка.]

Вчера немцы праздновали Рождество. Интернет не работал.

У вас интернет по праздникам не работает?..

[Oleg]

Нет конечно, но этот праздник у них, всем праздникам - Праздник. Может быть просто совпало так, но не работал.
Прошу прощения у автора темы за оставленный мусор.

[marshaMarina]

Тяжко. Беспросветность. Если честно, не верится, что когда-нибудь жизнь таких людей могла измениться к лучшему.

Наверное, по другому быть не может, когда чума, плюс к ней еще и статус героини, и сама эпоха. Но я бы не начинала писать этот текст, если бы сама не верила, что всегда есть надежда.(извините за банальность и пафос)

Если убрать "стол", всё упрощается. Перечитайте, подумайте.И в конце - "услыхала". Я заменил бы "х" на "ш".

Обязательно подумаю.

А в остальном, как всегда - отлично. Просто, приятно читать!

Спасибо.

Прошу прощения у автора темы за оставленный мусор.

Все ок)

[marshaMarina]

Глава 6

Эгле осторожно забрала подарок Вилкаса с ладони тетки, и отпрянула при виде лопнувшего у той на шее бубона - он будто пульсировал, выталкивая наружу гнойную жижицу. Показалось, что болезнь продолжает жить в уже мертвом теле своей неведомой жизнью, дышит, празднует победу. Она отмахнулась от жуткой мысли, но серьга, как наполненная заразой, жгла пальцы, источала яд, проникавший под кожу.
Положив ее в мешочек с монетами, Эгле вытерла руки о юбку и вернулась к притихшей Дамне, которая словно оцепенела – ни вопросов, ни слез, лишь неподвижный взгляд в тлеющий огонь печки. Присев рядом на пол, Эгле обхватила руками колени, не пытаясь заговорить, утешить. Обе долго молчали.
- Бог забрал маму? – наконец, едва слышно, прошептала Дамна.
- Да.
Девочка кивнула, как-то послушно, обреченно, и вновь наступила тишина. Но, едва Эгле попыталась обнять ее, Дамна отстранилась и всхлипнула, спрятав лицо в ладони.
Проклятый Господом, ненавистный город, лишивший детей отца и матери… Мемель… Это он разлучил Эгле с родным домом и Вилкасом, отнял многое привычное – влажный песок побережья, шорох прибоя и слабеющий утренний бриз - отголосок холодной ночи, уносивший в море запах гниющих водорослей. Здесь же не было спасения от вездесущего зловония, к которому теперь добавился тяжелый смрад болезни… и она не останется в этом отмеченном смертью месте, вернется в Прейту. Надо лишь дождаться рассвета и уходить вместе с детьми, бежать пока не поздно.
Эгле обернулась к топчану. Вопреки указаниям лекаря, она больше не прикоснется к телу Ядвиги, не выбросит на улицу, как падаль, не посмеет. Пусть тетка покоится в своей постели, а на то, что случится с ней после, есть Божья воля.
Дамна поднялась на ноги, отошла от печи. Не хотелось, чтобы дочь увидела обезображенную болезнью мать, но удерживать ее не пришлось – девочка не посмотрела в сторону топчана. Тихо, чтобы не разбудить, она улеглась на тряпье возле сестры и брата.
Эгле подождала немного и тоже встала. Сотворила крест над телом тетки, укоряя себя, что не сделала это сразу, прошептала:
- Упокой Господь твою душу.
Прикрыв лицо и шею Ядвиги тряпицей, перекрестилась сама. Потом присела у двери, оперевшись о стену… мысли о Прейте согревали, и будущее уже не казалось столь беспросветным, как раньше. Она задремала, слушая дождь.

К утру непогода стихла, похолодало – Эгле проснулась от сквозняка и озноба. Дети уже не спали, сестры тихо шептались, заплаканный Алджис сидел чуть в стороне от них. Похоже, что Дамна уже рассказала о смерти Ядвиги, и нет нужды говорить о новой утрате и предстоящей дороге.
- Собирайтесь, мы уходим.
Эгле не хотела оставаться в городе ни одной лишней минуты. Выдвинув из-под топчана ящик, где хранилось все самое ценное, обнаружила лишь ветхое шерстяное одеяло - тетка не лгала, когда накануне похорон Линаса жаловалась, что в доме ничего не осталось.
Сложив в одеяло посуду, снятую с полки, добавила туда остатки хлеба и сыра – вчерашнюю поживу из комнатушки толстяка, повернулась к детям:
- Готовы?
- Можно? - показала Людвика куклу – перевязанный тесемками пучок соломы с руками-веточками.
- Конечно, - кивнула Эгле.
Затянув узел на одеяле, огляделась. Сняла со стены распятие, положила на грудь Ядвиге.
Потом выглянула наружу, убедиться, что путь свободен – по переулку шел лекарь. Сегодня к его наряду и привычной уже трости добавилась кожаная сума на ремне, пересекавшем грудь. Рисбиттер приветливо взмахнул рукой, увидев Эгле издалека. Она придержала дверь плечом, не давая закрыться, и посторонилась, чтобы пропустить гостя в дом.
Объяснений не понадобилось – тряпица на лице Ядвиги все сказала сама. Но сначала лекарь осмотрел шею Эгле, потом детей, и только после этого пробубнил сквозь маску:
- С вами все хорошо, но… - клюв повернулся к топчану, - тело нужно вынести на улицу.
- Не могу, - ответила Эгле и решила ничего не скрывать. – Лучше мы сами уйдем отсюда.
- Куда?
- В Прейту. К моему… к нашему деду.
- Не получится, - отрицательно покачал «птичьей» головой Рисбиттер, присев на табурет. – Вас не выпустят из города.
- Кто не выпустит?
- Кнехты. Ворота заперты.
Он пробурчал что-то еще, неразборчивое.
- Но мы умрем здесь, если не от заразы, то от голода! – возмутилась Эгле. – Или это тоже воля Господа?
- Это указ Ордена и церкви, болезнь не должна выйти из города.
- Значит, остается только одно - сдохнуть? – не унималась она, чувствуя, как тает недавняя надежда на спасение.
- Каждый полдень у храма Иоганна монахи раздают хлеб… Сходи туда… и еще, - открыв суму, лекарь достал из нее небольшую глиняную бутыль. - Вино с медом и мятой - отличное укрепляющее. Я готовлю его только для себя, чтобы не валиться с ног. Разбавляй водой, пей понемногу сама и давай детям.
Эгле не могла ясно разглядеть глаза Рисбиттера за красными стеклами маски, скрывавшей его лицо, искажающей голос… Но слова и щедрый дар лекаря, немного успокоили, дали надежду не сгинуть от голода. И, когда он предложил помочь вынести тело Ядвиги на улицу, Эгле безропотно кивнула.

Улицы, едва освещаемые солнцем, выглядели непривычно пустыми. Казалось бояться некого, но Эгле все равно старалась идти по теневой стороне ближе к стенам домов, чуть ли не задевая камни плечом. Раз или два на глаза попались кнехты – Орден пытался следить за порядком даже сейчас, когда зараза потеснила его власть и стала полноправной хозяйкой в Мемеле.
И еще трупы у порогов - некоторые брошены небрежно, другие прикрыты, чем придется – тряпьем, одеялами, как последней данью умершим. Теперь они стали завсегдатаями городских улиц и переулков.
На тело Ядвиги она тоже набросила подстилку, снятую с топчана, и надеялась, что к ее возвращению собиратели мертвых сделают свою работу – уложат в повозку и увезут вместе с другими мертвыми. Куда? Эгле не хотелось об этом думать – общая яма, о которой говорил один из сборщиков, представлялась черной ненасытной бездной, жаждущей новых и новых приношений.
Один из попавшихся на пути трупов скрывала дорогая, вышитая серебром накидка, да и сам дом, у порога которого он лежал, выглядел богаче соседних. Крепкая дубовая дверь, обитая медными полосками крест-накрест, окна второго этажа – высокие, с мозаичным узором, обрамленные галькой.
Эгле вновь посмотрела вниз – из-под края накидки, выбились светлые пряди длинных волос. Рассыпавшись в подсыхающей грязи, они будто срослись с ней воедино… навечно, безвозвратно… но собиратели мертвых безжалостно разорвут эту связь, когда будут поднимать тело на повозку. И все, что останется от некогда живого человека, это лишь несколько волосков, которые не отпустит затвердевшая глина.
Ее взгляд устремился к лживому в своей безмятежности небу – прозрачное и тихое, оно наверняка позволяло Господу ясно увидеть, что он сотворил с Мемелем… и Тевтонская Дева не заступилась за невинных и грешных…
От богопротивных мыслей отвлекло фырканье лошади и скрип колес.
- Черт! – раздался за спиной возглас. - Сегодня их слишком много! Не управимся!
Эгле не стала дожидаться, когда ее прогонят – не обернувшись, пошла дальше. До храма Иоганна осталось совсем немного.

На площади не было голодной толпы, лишь десятка два горожан терпеливо ждали у корзин, выставленных на деревянном настиле, из которых хмурый высокий монах доставал хлеб и с благословениями вручал страждущим. Получив свое, люди благодарно кланялись, уходили восвояси.
Ожидавшая столпотворения, она поразилась малому числу пришедших и гнетущему молчанию, которое нарушал только голос монаха, бормочущий напутствия. Неужели зараза столь беспощадна, что истребила почти всех жителей?
Верзилу в рясе и корзины охранял кнехт, и Эгле показалось, что тот неминуемо рухнет на землю, если выпустит из рук копье, служившее ему опорой. Лихорадочный взгляд, пятна, рдеющие на лице – все говорило о болезни, завладевшей еще одной жертвой. Те же самые признаки, что у Ядвиги.
Поодаль на стертых ступенях, ведущих к кованым дверям храма, Эгле увидела красноглазого «пророка». От лохмотьев и без того скудной одежды остались крохи, он был почти гол, мрачный и безучастный ко всему, как пастух растерявший паству. Эгле отвернулась, чтобы ненароком не встретиться с ним взглядом. Помнила крепкую хватку нищего, свой страх и отвращение, от которого избавил лишь оказавшийся рядом Йонас.
В надежде, что удалось остаться незамеченной, дождалась своей очереди, и монах протянул ей ржаную ковригу, проговорив усталое, заученное:
- Храни тебя Господь, дочь моя. Ступай с миром и молись о спасении.
Эгле поклонилась, прижав к груди еще теплый хлеб, заторопилась домой, и тогда, как камень в затылок, ударил истошный вопль красноглазого:
- Стой!
Обернувшись, она замерла, не в силах пошевелиться, будто околдованная властью «пророка».
Трясущейся рукой нищий указал на Эгле:
- Она принесла проклятие Мемелю! Она виновна в гневе Господнем! – воскликнул «пророк», обращая свои слова к горожанам и кнехту, стерегущему корзины с хлебом. – Смерть ей!
Но, кнехт, будто не услышал и вдруг, согнувшись в приступе рвоты, выпустил из рук копье, упал на колени. Потом повалился набок, замер, не пытаясь подняться, и никто из горожан не внял призыву красноглазого, словно убоявшись участи, постигшей тевтона.
Что бы там ни было – страх, или равнодушие людей на площади, но Эгле внезапно ощутила свое превосходство над «пророком» и, сделав шаг навстречу, плюнула себе под ноги, не сводя глаз с полуобнаженного оборванца. Он замолчал, опустив руку, не ставшую «рукой судьбы», и вновь сел на ступени храма, будто смирившись с поражением.
Теперь она безбоязненно повернулась к нищему спиной и прошла к изножью лестницы, ведущей к пристани. Над главным зданием порта вяло трепыхалось черно-желтое полотнище флага. Флаги такой же расцветки она увидела на мачтах ганзейских коггов, так и не покинувших воды Мемеля. Еще пара суденышек поменьше и несколько лодок сиротливо жались к другому причалу, брошенные, или утратившие своих хозяев. Взглянула на блестящую мириадами солнечных бликов спокойную синюю гладь… Сейчас Эгле не спрашивала у нее совета, не искала добрых примет, как раньше. Теперь ей хватило молчания стихии.
Несмотря на уговоры лекаря она вовсе не оставила мыслей о бегстве из города. Ворота Мемеля стережет Орден, но есть море, которое запереть невозможно, а Эгле умела обращаться с лодкой и веслами.
Возвращаясь домой, она несколько раз обернулась, словно ее преследовал чей-то ненавидящий взгляд. Чувство победы над красноглазым исчезло и только крепко прижатая к груди коврига позволяла немного унять дрожь, охватившую все тело.

[Oleg]

А вот и наша редкая посетительница.
Всегда с удовольствием читаю ваши тексты. Сегодня - только читаю.

[Oleg]

Перечитал ещё разок.
Всё, как вседа хорошо и, выискивать что-либо не хочется, но ...
"лопнувшего у той на шее бубона" в этом месте "у той" - царапнуло. У вас есть свой стиль изложения, а этот оборот, как бы инородный, не ваш. Так мне кажется. Его можно просто выбросить или заменить.

" ...сделав шаг навстречу, плюнула себе под ноги, не сводя глаз с ..." Вы определили это, как знак превосходства. А я бы определил его, как знак презрения. А вот чтобы объединить эти два сильных знака, ей бы надо плюнуть - ему под ноги.
Подумайте.

Вы взвалили на хрупкие плечи ГГ-ни троих детей. Очень тяжкая ноша в чумном городе. Как вы распорядитесь их судьбами - это ваше право. Право автора. Надеюсь, что будет достоверно и с учётом логики. Тут тебе и чума в городе и, намечающийся побег из зачумлённого города не по тихому озеру, а по морю. Покупка(янтарная серьга в помощь) или кража лодки. Только учтите, лодки и вёсла, всегда хранятся отдельно. Так было всегда и везде. Надеюсь, лодка будет без паруса? Иначе, кучи заморочек вам не избежать. В предыдущем романе вы в этом убедились.
Больше, вроде бы и нечего сказать, кроме как - фантазии вам в голову и перо в руку!
С интересом буду ждать продолжения.
Успехов.

[marshaMarina]

"лопнувшего у той на шее бубона" в этом месте "у той" - царапнуло. У вас есть свой стиль изложения, а этот оборот, как бы инородный, не ваш. Так мне кажется. Его можно просто выбросить или заменить.

Спасибо за замечание, заменила. Это "у той" мне тоже казалось не тем. В своем файле переделала так:
"Эгле осторожно забрала подарок Вилкаса с еще горячей ладони, и отпрянула при виде лопнувшего на шее у тетки бубона - опухоль будто пульсировала, выталкивая наружу гнойную жижицу."

" ...сделав шаг навстречу, плюнула себе под ноги, не сводя глаз с ..." Вы определили это, как знак превосходства. А я бы определил его, как знак презрения. А вот чтобы объединить эти два сильных знака, ей бы надо плюнуть - ему под ноги.

Здесь, наверное, все вместе: превосходство она почувствовала, а презрение выразила плевком. А чтобы плюнуть прямо под ноги нищему, героине придется подойти к нему вплотную, он же к ней не близко. То есть, одного шага не хватит… а идти специально ради плевка? Тогда вроде как и превосходство и презрение исчезают, так мне кажется. А один шаг именно навстречу, а не назад, показывает, что героиня его не боится, а больше шагов нищий не заслуживает, не достоин. Да и сама она просто не хочет подходить ближе, думаю понятно почему.
И еще одно: нищий на ступенях храма. Плевать на эти ступени… как то не очень. Могут принять за богохульство.
Я не оправдываюсь, только хочу объяснить, как сама вижу эту сцену, и почему так ее описала. Конечно, не мне судить получилось, или нет.

Только учтите, лодки и вёсла, всегда хранятся отдельно. Так было всегда и везде.

Обязательно учту, спасибо за подсказку.

Надеюсь, лодка будет без паруса? Иначе, кучи заморочек вам не избежать. В предыдущем романе вы в этом убедились.

Да, без паруса. О нем даже мыслей не было, и мне конечно, не хочется наступать на те же самые грабли.

Больше, вроде бы и нечего сказать, кроме как - фантазии вам в голову и перо в руку! С интересом буду ждать продолжения.

Спасибо, что читаете, и спасибо за отзыв.

[Oleg]

"только хочу объяснить, как сама вижу эту сцену, и почему так ее описала".
Да нормально вы её описали.
Это я не учёл, что он сидит в отдалении и, тогда да, каждый её шаг к нему, умаляет "вес" и значение такого плевка.
Успехов.

[marshaMarina]

Да нормально вы её описали.

Спасибо. Хорошо, что все выяснилось.

[marshaMarina]

Глава 7

Возле двери Эгле остановилась, глубоко вдохнула-выдохнула, краем глаза отметив, что собиратели трупов управились с работой – увезли тело тетки. Забрали даже подстилку, и теперь ничто не напоминало о том, что когда-то Ядвига жила здесь, ругалась, плакала, заботилась и любила. Ничто ушедшее в никуда... Эгле спохватилась новому богохульству – нельзя так думать о бессмертной душе, которая теперь у небесных врат, и только бренная оболочка канула в дымную бездну. Перекрестившись, испросила милости у Тевтонской девы. Милости, прощения и помощи в задуманном.
Первое, что увидела в комнате – полное ведро воды, и вопросительно посмотрела на детей.
- Это я принесла, - не отвела взгляда Людвика. – Мы случайно разлили… Алджис очень хотел пить.
Девочка насупилась, ожидая гневной отповеди.
- Ладно. Но больше так не делай. Всегда оставайтесь в доме.
Короткая стычка с нищим, лодки в порту, ждущие беглецов… у Эгле не было сил сердиться. Она торопливо разрезала хлеб, раздала детям по краюхе:
– Ешьте, завтра будет еще. И очень скоро мы уедем отсюда, уплывем по морю.
Себя тоже не обделила. Не переставая жевать душистую ржаную мякоть, расстелила на топчане куцее одеяло, в которое накануне складывала семейные пожитки, обернулась:
- Теперь снова можете спать здесь.
Дамна почти доела свой кусок, Людвика лишь надкусила, но Алджис даже не притронулся к хлебу.
- Что? – непонимающе спросила Эгле.
Мальчик бросил краюху на пол.
- Все из-за тебя! Из-за тебя умерли мама и папа!
Людвика хлеб не бросила – медленно, нехотя, положила его на тряпье и придвинулась к Алждису.
Эгле застыла - в груди мгновенно вырос камень - тяжелый, давящий, средоточие ноющей боли. Оставаться в доме было невыносимо, и она чуть ли не бегом выскочила на улицу, провожаемая взглядом Дамны, которая словно извинялась за сестру и брата.
Прижавшись спиной к двери, безвольно обмякла… Сначала Ядвига, обвинившая в смерти мужа, потом «пророк» взваливший на нее все несчастья, и теперь Алджис… может быть, все правда, и она, отмеченная злом, посланница Дьявола? Вторая Гильтине, с той лишь разницей, что оказалась настоящей и единственной причиной бед семьи и всего Мемеля?..
Изнутри дверь толкнули. Эгле не стала ее удерживать, и нетвердыми шагами пошла к колодцу, к изваянию Марии Тевтонской, чтобы упасть на колени перед Святой девой, и пусть небеса покарают, если заслужила.
По стенам домов поползли тени – опять задул сильный ветер, пригоняя облака с севера, с моря. Недолгое затишье окончилось - быстрая перемены погоды предвещала высокую волну, может быть, шторм, но непреходящая тяжесть обиды и страх, что обвинения справедливы, заслонили, отбросили мысли о бегстве, об опасностях, подстерегающих на неспокойной воде.
Нет, она не желала зла семье и несчастий городу, хотя иногда проклинала и ненавидела Мемель, сомневалась в милосердии Всевышнего… Но разве Господь или Дьявол могли внять жалким проклятиям какой-то рыбачки – ничтожной водоросли, мелкой песчинки, влекомой прибоем? Как такое случилось?.. Эгле совсем запуталась, ощутив себя той самой невзрачной морской травой, сдавленной, застрявшей меж валунами.
Впереди звякнуло железо - двое, спинами к ней, опоясанные короткими мечами, в жилетах грубой кожи… не похожие на горожан, но и не кнехты, поняла она и остановилась. Мужчины неслышно переговаривались, тот, что повыше, снова бряцнул ножнами.
Попятившись, наткнулась на кого-то, и едва сдержала крик… Дамна! Похоже, что девочка кралась следом от самого дома.
- Тихо! – прошептала Эгле, зажав ей рот ладонью. – Назад.
Дамна не воспротивилась приказу - послушно засеменила рядом, пока незнакомцы не скрылись из вида.
- Кто они? – осмелилась, наконец-то, спросить.
- Не важно. Идем быстрей.
Для верности Эгле взяла девочку за руку и побежала. Несколько раз оглянувшись, успокоилась – переулок был пуст, их не преследовали.

Войти в дом не решилась, чуть присела, стараясь заглянуть в глаза Дамне:
- Скажи мне, почему?.. Почему они считают меня виноватой? – кивнула на дверь. – Или… ты тоже?
- Я нет… - не отвернулась, не смутилась девочка. - А Людвика и Алджис… мама всегда любила его больше… он ее слушался и слушал.
Эгле, конечно, помнила слезы и отчаяние Ядвиги, когда тело Линаса внесли в дом и положили на топчан, помнила обвинения в колдовстве, брошенные теткой… В тот день довелось услышать немало обидных, несправедливых слов. Но Эгле даже подумать не могла, что дети способны поверить в ее бесовскую суть, потому что не верила сама…
Потом дни работы у Паулины за скудные нищенские подачки, когда приходилось выслушивать похвальбы сварливой старухи своим сыночком Антанасом. Это мешало, заслоняло от Эгле все остальное. И, даже рассказывая предания о Юрате и Перкунасе, она не замечала нарастающего отчуждения, неприязни Алджиса и второй близняшки. Похоже, что смерть Ядвиги оказалась последней каплей – Эгле получила «заслуженное». Но не это остановило ее у порога… преградой было незнание, что сказать, как оправдаться и посмотреть в светлые глаза Алджиса, чем переубедить Людвику.
Дамна как будто почувствовала неуверенность Эгле, и пришел ее черед взять за руку старшую сестру.
- Пойдем.
Девочка так сильно потянула за собой, словно нашла единственное, только ей известное, решение.

- Черная, черная! – воскликнул, сидевший на топчане Алджис. – Ведьма!
Эгле беспомощно отступила, но Дамна не позволила уйти, и только крепче сжала руку.
- Сейчас проверим! – деловито заявила она и велела близняшке. – Дай мне распятие.
Людвике пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до висевшего на стене креста, это удалось не сразу, и она едва не уронила его на пол.
- Смотрите!
Заставив Эгле немного нагнуться, Дамна приложила распятие к ее лбу и недолго подержала. Прикосновение к коже оловянной фигурки сына Божия словно развеяло, уничтожило все опасения Эгле в своей дьявольской сущности.
- Видите? – торжествующе спросила Дамна. – Она не испугалась, а ведьму бы скрючило. И на лбу ни следа.
Алджис недоверчиво поморщился, но промолчал. Людвика как-то растерянно кивнула.
- Ну, правда, Алджис, ведьмы боятся распятия, мама же говорила, помнишь? – произнесла она неуверенно, словно убеждая и себя, и брата.
- Помню, - нехотя согласился мальчик.
- Не ведьма, не ведьма, - подтвердила Дамна. – И без нее мы заболеем и умрем. А Эгле увезет нас к дедушке. Увезешь?
- Конечно, - облегченно выдохнула Эгле. - Я же обещала.

Вечером она улучила время, когда кроме Дамны ее никто не мог слышать.
- Почему ты была уверена, что я не ведьма?
- Ну… я же видела, как ты крестилась перед Тевтонской девой у колодца. Мы тогда вместе ходили за водой, – прошептала девочка. – И сегодня ты опять пошла туда, чтобы помолиться.
- Как ты узнала?
- Догадалась, - пожала плечами Дамна, заговорив громче. – А кто были те двое в переулке, от которых мы убежали?
Теперь Эгле тоже не видела причин скрытничать и шептаться.
- Я, правда, не знаю, может быть, жемайты…
Алджис сначала прислушивался к разговору издали, потом подошел ближе, присел рядом. Он еще заметно хромал, и Эгле посоветовала ему больше ходить, чтобы нога окрепла.
- Только не на улице, - предупредила. – Там опасно.
- Хорошо, - кивнул мальчик без прежней враждебности.
- Жемайты? – переспросила Дамна. - Мама пугала нас ими, когда мы не хотели спать.
- Угу, - согласился Алджис и обернулся к Людвике, которая медленно доедала крошки, оставшиеся от ковриги.
- Мама говорила, что они злые и страшные, - отозвалась вторая близняшка.
- Да, это язычники, не верящие в Бога, - обвела Эгле взглядом всех троих. - Они убивают христиан, таких как мы.
- И пришли убить нас?
Эгле пожала плечами, сама не понимая, что нужно жемайтам в зачумленном Мемеле, и как они смогли пробраться за городские стены.

Сегодня она легла спать на топчане вместе с детьми, но долго не могла заснуть, прислушиваясь к их тихому сопению. И была почти счастлива, несмотря на болезнь съедающую город, на смерть Линаса и Ядвиги… Счастлива посреди несчастий, и не видела в этом даже тени кощунства. Потому что главным было и оставалось доверие, которое она незаметно утратила, а теперь, благодаря Дамне, вернула. Пусть оно еще слабое, почти невесомое и ненадежное, как дрожащая на ветру паутинка, но все уладится – в этом не хотелось сомневаться.
Мысли о побеге вернулись, стали навязчивыми. Увиденные в порту лодки – полдела. Прожив всю жизнь в рыбацкой деревне, Эгле прекрасно знала, что хозяева даже самых ветхих посудинок прячут весла под замок. Конечно, можно надеяться, что в суматохе и панике, охватившей жителей после известий о страшной болезни, кто-то оказался забывчив, но нельзя полагаться на случай.
Неуловимое воспоминание возникло в сознании, принудило чуть привстать на жестком ложе, напрячься, чтобы не упустить-удержать что-то важное… В доме Паулины на ржавых крюках, вбитых в стену, она видела два коротких, а значит не слишком тяжелых весла. Сейчас показалось странным, почему старуха забыла похвастаться, что у ее сына - «завидного женишка» есть лодка… Или лодки нет? Не важно, когда нужны только весла.
Но, как пронести их через полгорода, не вызвав вопросов и подозрений? Не говоря уже о том, что попасть в дом Паулины нелегко, а может быть, невозможно – боязнь старухи заразиться слишком сильна. Ни за что не отопрет, и надо искать другие способы добыть весла. Или же… если других не найдется?..
«Или» и «если» начинали путаться в голове, закружились в причудливом хороводе.
Пришло видение, будто плывет одна в лодке по спокойному морю, а позади бесшумно вздымается огромная волна, бьет в корму утлого суденышка, в спину, тащит вниз, отнимая дыхание… И, как удар о донные рифы, вспыхнули боль, стыд, будто предала, обманула лекаря, который всегда был добр к ней, поделился целебной настойкой, отговаривал от бесполезных попыток бежать.
Вздрогнула, удивленная, что чувствует себя виноватой перед Рисбиттером… но сон не явь, и нелепое ощущение понемногу отступило – нехотя, мелкими шажками, будто упираясь.
Опять забылась ненадолго, и вновь очнулась, разбуженная топотом тяжелых сапог в переулке, а через несколько мгновений в дверных щелях замелькали отсветы огней, послышался новый шум – гортанная ругань кнехтов, знакомая с детства на мысе Вянте. Жемайты и копейщики Ордена? Догадка о незнакомцах оказалась верной?..
Снаружи все стихло, однако сон уже не шел, и Эгле зажгла фитиль в глиняной плошке - крохотный огонек ласково согрел озябшие пальцы…
Подобрала со стола пару хлебных крошек, не замеченных Людвикой, скатала в шарик и отправила в рот. Завтра в полдень она опять пойдет к храму Иоганна, чтобы получить из рук монаха ржаную ковригу. Потом спустится на пристань, ближе к лодкам - выбрать подходящую и, если Тевтонская дева смилуется, найдутся и оставленные без присмотра весла. Если же нет… Снова поймав себя на нескончаемых «если», Эгле горько усмехнулась собственной наивности, что зиждилась на столь хрупких надеждах. Посмотрела на спящих детей…
Нельзя уповать на случай. В дощатых сараях у пристани наверняка хранятся весла, и ей пригодится топорик, которым недавно хотела взломать бакалейную лавку. В тот день Господь уберег от греха воровства, теперь же… когда решилась на кражу лодки, было бы глупо раскаиваться в еще одном богопротивном замысле.
Входная дверь дрогнула, и через мгновение распахнулась от сильного удара, едва не сорвавшись с петель, хлипкая щеколда отлетела на пол. На пороге возник мужчина, едва различимый в слабом свете от плошки.
Проснувшись, вскрикнула и заплакала Людвика, ей вторила Дамна.
- Заткни их, - тихо приказал незнакомец, ткнув пальцем в сторону топчана. – Или придушу.
Спокойный голос незваного гостя испугал Эгле больше, чем сама угроза. Верилось, что он исполнит свое обещание столь же бесстрастно и быстро, как свернул бы шею крикливой никчемной птице, бьющейся в клетке.
Она бросилась к детям, прижала к себе девочек, пытаясь успокоить, и когда это с трудом удалось, обняла молчавшего Алджиса. Ощутив, что мальчик дрожит всем телом, зашептала ему на ухо:
- Ты настоящий мужчина, настоящий…
Удержавшись от слез, Алджис сглотнул комок в горле, близняшки почти неслышно всхлипывали.
- Хорошо – одобрительно кивнул незнакомец, посмотрев на притихших детей.
Он закрыл дверь, подперев ее обломком тележки, и присел к столу, лишь теперь опустив руку, которую прижимал к левому боку. Кровь потекла по грубой коже жилета, закапала с пальцев.
- Помоги снять жилет, - велел он Эгле. – И перевяжи.
Она повиновалась, но не нашла для перевязки ничего лучше, чем тряпье с пола.
- Только этим.
Ругнувшись вполголоса, незнакомец не возражал, только морщился, пока она обматывала ему торс полосой грязной ткани, и лишь однажды нарушил молчание:
- Туже!
Эгле уже поняла, что это один из тех, кого встретила днем в переулке - жилет, теперь измазанный кровью, ножны на поясе, сейчас пустые.
- Дай поесть.
Услышала новый, по-хозяйски уверенный приказ, когда закончила перевязку.
- У нас ничего нет. Только вода.
«Гость» поднял взгляд к полке, увидел глиняную бутыль, которую оставил лекарь:
- Что в ней?
- …Вино… Целебная настойка…
- Дай сюда!
Жадно осушив посудину до дна, бросил ее на пол.
- Что вам нужно? – не побоялась Эгле задать вопрос, возмущенная, что дети лишились лекарства. Спросила озлобленно, на мгновение забыв, что сейчас им всем грозит самое худшее – смерть от руки язычника.
- Мне? – искренне удивился «гость». – Укрытие и отдых, а тебе, наверное, нужно остаться в живых, нет?
Он засмеялся, но тут же умолк, скривившись от боли в боку.
- Здесь есть пустые дома. Разве нельзя было… - начала Эгле.
- В них зараза, и, похоже, что мой напарник успел подхватить эту дрянь, - оборвал ее незнакомец. - Его счастье, что он умер от копья тевтона прежде, чем начал гнить заживо. А теперь я хочу прилечь.
Согнувшись и придерживая повязку, «гость» доковылял до топчана, взмахом руки прогнав с него Алджиса и близняшек. Лег, не сдержав стона.
- Затуши огонь.
Когда фитиль уронил на стол последние красные искорки, язычник закашлялся и проговорил уже в темноте:
- Не повезло тебе, девка… Моя рана слишком болит, а то бы позабавились.
Щеки Эгле будто ожгло… стыдом, или чем-то иным, греховно-запретным?.. она не посмела себе признаться, и попросила Тевтонскую деву даровать незваному гостю сон… крепкий и вечный.

[Татьяна Ка.]

Вот говорят, что напишешь, то и сбудется...надо срочно писать хорошие вещи, позитивные)))

[marshaMarina]

Эта глава и следующая, которая восьмая, и начало девятой написаны еще до пандемии. А теперь, да – у меня как-то пропало желание продолжать роман. Слишком уж перекликается с ситуацией.

[Татьяна Ка.]

Зато теперь хорошо видны поступки людей, как с хорошей стороны, так и с плохой. И представлять ничего не надо - все на виду.

[marshaMarina]

Да, в такое время проявляются настоящие качества людей - как положительные, так и отрицательные.

[Винников Алексей]

Похоже не я один пишу истории годами. Вы отлично пишите. Дописывайте и издавайте, наверняка вас ждёт успех.

[marshaMarina]

Вы отлично пишите. Дописывайте и издавайте

Спасибо за мнение. А дописывать, то есть, продолжать, пока нет настроения.