Варяг - книга третья

[vlad-nikolaev]

Всем добрый вечер!
Молчание на форуме затянулось и порядком надоело. Позвольте разбавить ее своим бумагомаранием?
Если никто не против, я выложу начало третьей книги о приключениях Кеттиля, моего варяга. Вопросы, как всегда, одни - интересно ли, удобоваримо ли, читаемо ли? Начало, как по мне, вышло не очень, и, думаю, на моменты, в которых я сомневаюсь, вы и укажете. Есть отсылки к первым двум книгам, но без них в начале никуда. Вкратце - вторая книга закончилась битвой при Любече, вокняжением в Киеве Ярослава и бегством Бориса (а с ним и Аскеля).
Буду рад, если кто-нибудь прочитает, и счастлив, если оставит комментарий.
Итак...
____________________-

ВАРЯГ

Часть 1
Осада

Глава 1

Хвала Господу!
Наступило долгожданное лето, и я могу вновь ощущать его горячее дыхание. Оно, полное запахов скошенной травы, цветущих лугов и намоченного дождём конского навоза, врывалось в келью сквозь неплотно прикрытое окно и радовало обоняние старика.
Время, беспощадное ко всему живому, все еще милостиво относилось ко мне, даря возможность в который уже раз насладиться всеми прелестями созданного Господом мира. Частью этих прелестей стали и птицы, что весело щебетали на ветвях растущей рядом вишни, и пчелы, которые постоянно попадали в прохладный каменный плен кельи и возмущенно громко жужжали, пытаясь найти выход наружу. И даже дети, чей весёлый визг доносился издалека настолько долго, насколько хватало терпения у их матерей.
Мир наслаждался светом и теплом, и я, наблюдая за, возможно, последним летом в жизни, делал то же самое. Весеннее солнце куда милосерднее ласкает землю, но не мне жаловаться! Лучи прогревали воздух, камни и мои старческие кости. Хотя им это мало помогало! Ногам все тяжелее носить бренное тело, рукам - держать гусиное перо, а глаза - те и вовсе уже с трудом могли различить буквы.
Хвала Господу! Он позволил приставить ко мне помощника. Пусть старца, почти такого же дряхлого, как и я, но с пока ещё твердой дланью и видящим оком. К тому же, моего давнего знакомого, о чем я не уставал благодарить Всевышнего!
Аббат Туни, или, как его называли все вокруг - Антоний, напоминал мне отца Власия. Причём не только худощавым телом и великой набожностью, но и заботой и терпением, с какими он ухаживал за мной. Ведь помимо того, что аббат записывал все, что я говорил, он также непременно подносил мне и пищу.
- Это поднимет тебя на ноги, - говорил Туни, заставляя меня глотать горячий куриный бульон.
Я послушно пил, обжигая горло. Жирное питье придавало сил, но лишь для того, чтобы вознести несколько молитв и откинуться на прикрытое медвежьей шкурой ложе.
- Не смеши, - улыбался я в ответ и с тоской смотрел на синий кусок неба, видимый в окне. - Это моё последнее лето.
- Откуда тебе знать? - не унимался аббат, хлопал, смеясь, ладонями по худым коленям, и как-то спросил: - Господь надоумил? Или с тобой заговорили старые боги?
При этих словах моя рука дрогнула и сама потянулась к поясу, где долгое время таился оберег. Движение было мимолетным, и тут же мною пресеченное, но оно не скрылось от внимательного взгляда аббата. Он хитро воззрился на меня из-под кустистых бровей, едва заметно усмехнулся в седую бороду, но промолчал. А я попытался оправдаться:
- Свана, - имя слепой девушки до сих времен ласкало уста. - Боги говорили с ней. Не со мной.
- Да, - кивнул аббат и забрал у меня чашу с недопитым бульоном. - Конечно же.
Он сделал вид, что поверил. Ну а я лукавил. Потому что всего раз в жизни, но это случилось.
Боги со мной заговорили.

* * *

Но сперва я встретил торговца.
- Кнорр, господин, - сказал Эрик, один из моих воинов, и указал рукой в сторону, где в паре вёрст от нас текла река. - Мы остановили кнорр.
Эрик, уже немолодой, лет сорока, северянин, провел большую часть жизни на воде. Держал в руках как весло и сети, так и меч с топором. Ловлю рыбы с лёгкостью менял на разбойные набеги, а в соседний фьорд попеременно возил то товар, то смерть. Морской недуг презирал, на твёрдой же земле подобно тюленю чувствовал себя неуютно. По белым прядям в его бороде невозможно было понять, затронула ли их сединой старость, или то просто давно застывшая коркой соль. Он ходил под парусом, ловко орудовал правилом. Лодка, драккар или обычный плот - ему было все равно, на чем выйти в море. И уж конечно, этот человек не мог ошибаться.
Он явно остановил кнорр.
И это меня озадачило.
Минуло полгода, как Ярослав сел в Киеве, и казалось, что война уже позади, где-то в далёком прошлом, яркими всполохами украшая песни, воспеваемые на пирах. Борис, потерпев поражение, исчез в южных степях, и, похоже, за ним мало кто тосковал. Тогда же, после битвы под Любечем, вслед за князем ушёл и Аскель, мой брат. И его, на удивление, мне не хватало.
Мы не были дружны. Более того, довольно долго единственным чувством нас объединяющим, была взаимная неприязнь, и даже ненависть. Сперва он наивно полагал, что отец более благосклонен ко мне, нежели к нему. Затем винил меня в его смерти и смерти Исрид, своей матери, позабыв при этом, что одновременно с ними погибла так же и моя мать. По сути, нам нечего было делить, кроме общего горя и жажды мести, и я не обижался на Аскеля за его чувства. К тому же, в какой-то мере я и сам считал себя виновным. Не в гибели родителей, а в том, что остался жив после бойни в Хрингарики. Аскеля же это не останавливало, и позже он даже пытался оговорить меня, уличая в ложном предательстве. Я чудом остался цел после этого, а брат каким-то образом втерся в доверие к Ярославу, и, как ни крути, победа под Любечем была во многом его заслугой. Он не обнажал меч, не сражался с врагом, не проливал кровь. Зато делал то, что умел лучше всего - лгал. На этот раз Борису. Так что да, победа в промерзшей ночи была его заслугой. Неоспоримой, но не перечеркнувшей его прошлых деяний. Ярослав сделал вид, что позабыл о них, но он все ещё нуждался в предателе Аскеле, а потому и сейчас брат продолжал быть глазами князя подле Бориса.
И мы не слышали о нем с тех самых пор, как затих шум битвы.
Аскеля мне и впрямь не хватало. Не хватало его острых, как нож, слов, язвительных замечаний. И постоянных пререканий с отцом Власием, которые не могли не вызвать на устах улыбку.
- Всё в руках Божьих, - глубокомысленно говорил монах, стоило с тоскливым видом упомянуть брата.
Отца Власия приставили к нам, северянам, в первый же день прибытия в Новгород. Он стал моей тенью, нудной, скучной до зевоты. Тенью, избавиться от которой я смог лишь однажды, когда бежал из Киева, оставив монаха в плену вместе с княгиней Анной и Сильвестром - старым торговцем, лазутчиком Ярослава, и заодно, как оказалось, священником.
- Ты знал?! - возмутился я при встрече с отцом Власием.
Монах ни словом не обмолвился об этом на всем протяжении пути из Новгорода в Киев. Промолчал он и тогда, выйдя на свободу под руку со старцем Сильвестром.
- Любой человек может прийти к Господу и надеть рясу, - ответил он на обвинения позже и, подумав, добавил, - даже ты, господин.
Знал бы я, что его слова окажутся пророческими! Но в тот момент они показались мне нелепыми и даже смешными.
- Ты мог бы меня предупредить.
- Я делал лишь то, что было велено.
С этим не поспоришь. Святоши все сделали отменно, хоть и не совсем так, как задумывалось. Старый Сильвестр помог выбраться из Киева не только мне, но и князю Святополку, что пришлось не по нраву Ярославу, ибо он не желал освобождения брата и ставил нам целью вызволение дочери короля Болеслава. Но та цель, как оказалось позднее, предназначалась лишь мне и на успех не претендовала. Очередное "предательство" Аскеля, о котором знали только он сам и князь, всё изменило. Я же, спасая Святополка, пытался сделать хоть что-то. И этим, похоже, разочаровал Ярослава. Но, оставляя меня в неведении с самого начала, ему оставалось довольствоваться тем, что есть.
Эмнильду, супругу Святополка, мы, придя в Киев, конечно, освободили. Но Ярослав вопреки ожиданиям не торопился возвращать её отцу и мужу, отправив вместо этого в Новгород. Я уже привык, что князь думает на два шага вперёд, и ничему не удивлялся. Главное, что, наконец, в Гардарику, как казалось, пришёл мир.
С приходом весны оживала торговля. Даны, свеи, урмане, франки, ромеи - от всех наречий голова могла пойти кругом, и на торжище я предпочитал не соваться без надобности.
Пристань была еще одним местом, где с лёгкостью можно позабыть свое имя. Множество судов из самых разных краев земли сменяли друг друга, чтобы выгрузить товар, набрать провизии, наполнить бочки водой, сойти на берег и подняться на борт вновь. Пчелиный улей казался пустыней по сравнению с киевской пристанью, а у меня после тихой жизни в Хрингарики и вовсе возникало лишь одно желание - убраться от нее куда подальше и как можно быстрее.
Среди многообразия кораблей я видел и кнорры - широкие, неуклюжие, вместительные посудины, облюбованные торговцами из Норега. Их было немало - не один, и не два, но все они неизменно приходили с севера.
Остановленный же Эриком кнорр шел с юга. И это не могло не настораживать.
- Показывай, - велел я, и поддал пятками в бока лошади.
Река, куда направился Эрик, называлась Трубеж, и была хорошо мне знакома.
Весь последний месяц, едва сошел снег, я находился в южных степях княжества. Ярослав, даже сев на престол отца, не забывал о том, что его брат и соперник все еще жив, и озаботился о своём спокойствии, отправив меня с обнаженным мечом на рубежи своей земли.
Он сказал мне об этом сам в один из дождливых дней, таких редких в этих краях.
Помню, я явился по зову и нашёл князя в Детинце, в пустом помещении с высокими потолками и окнами в человеческий рост. Свинцовые тучи превратили день в поздний вечер, и сумрак разгоняли несколько свечей, одна из которых потухла от сквозняка, возникшего, пока я не закрыл за собой массивную дубовую дверь.
Ярослав склонился над бумагами, перо скрипело, меня не видели. Князь был одет в простую накидку, похожую на монашескую рясу. Волосы и борода немного отросли за последнее время, и, если бы я хорошо не знал, кто передо мной, его и впрямь можно было бы принять за священника.
Порыв ветра хлестнул по окнам ливнем. С потолочной балки сорвалась капля воды и гулко упала в уже накопившуюся на полу лужицу.
Князь хмурился, смотря в бумаги. Я стоял, не двигаясь. Ожидание затягивалось, и, чтобы напомнить о себе, будто нарочно зацепил пустыми ножнами резную колонну.
Ярослав не поднял голову, но перо застыло в воздухе.
- Свеча, - негромко произнёс он. - Зажги её, - и перо указало в угол, - она потухла.
Я выполнил просьбу князя, воспользовавшись огнём соседней свечи. Темноту это не разогнало.
Князь глубоко вздохнул и воззрился на только что им написанное.
- Грязная утка, - сказал он, не отрывая взгляда от бумаг. - Корчма у Бабина торжка. Знаешь её, ярл Кеттиль?
У торжка находилась не одна корчма, и я легко мог их перепутать, но решил, что это не имеет значения.
- Да, господин.
- Вчера вечером там произошла драка.
Подобное случалось с завидным постоянством, и я не мог понять, почему этот случай заставил князя обратить свой взор на себя.
- Слышал, господин. Разбито два носа, выдавлен один глаз.
- Да, до смертоубийства не дошло, - Ярослав говорил медленно, растягивая слова, чем изрядно злил, ибо каждая его фраза, казалось, таила угрозу. - Но что делать с виновными? - он положил, наконец, перо на столешницу. - И кто виноват?
В пьяной драке обычно виноваты обе стороны, но о вчерашнем случае я на самом деле слышал. Киевляне и северяне что-то не поделили, и ссора быстро переросла в побоище. По слухам разбитых носов оказалось много больше двух, но я доверял только тому, что видел.
- Зачинщик? - предположил я, заметив, что князь ждет от меня ответа.
- И кто им был? Из-за чего случилась ссора?
- Смазливая девка? Выпивка? Что угодно, - пожал я плечами. Драка в пьяной толпе на самом деле могла вспыхнуть на ровном месте.
На удивление ответ пришёлся по нраву князю, и его перст назидательно указал вверх.
- Это надобно пресечь.
- Как? - я не сдержал ухмылку. Мужчина всегда будет пить и махать кулаками.
- Я думаю над этим, - Ярослав опять уткнулся взглядом в бумаги, словно в них хранились либо ответы на все вопросы, либо то, как надлежит наказать виновных. - Сей случай не первый, а мне совсем не нужны склоки, куда раз за разом попадают урмане, - он задумался, а я неприятно удивился, как быстро князь определил зачинщика.
Где-то вдали ударил гром. Гроза уходила. С потолка вновь упала капля воды.
- Киев не спокоен, - после длительного молчания изрек Ярослав, пытаясь объяснить свои слова. - Одни держатся меня. Другие - ждут Бориса. А третьи и вовсе вспоминают Святополка, - князь оторвался от бумаг и прошёл к окну. Пламя свечи игривым отсветом пробежало по золотой гривне на шее. - И все улыбаются мне.
Я оставил замечание без ответа, полагая, что за раздумьями последует вопрос. Так и было.
- Как поступил бы король в твоей земле, случись ему столкнуться с подобным, ярл Кеттиль?
Я слишком хорошо помнил, что сделал Олав в Нореге, дорвавшись до власти.
- Убил бы одну половину недовольных. Вторая и думать бы перестала о смуте.
- Утопил бы в крови свою землю?
- Напоил ею, - уточнил я, - не более.
Ярослав склонил голову и тронул пальцами подбородок, но вряд ли прикидывал в уме силы сторон. Он был хитер, как Локи, и мудр, как Один, но не относился к тем, кто добывал власть страхом, и я не сомневался, что мой совет растворится в воздухе подобно чаду свечи. И оказался прав, потому что князь ответил:
- Поступи я так, и смуты не избежать. Враг лишь затаится, чтобы ударить в спину тогда, когда этого меньше всего ждёшь.
- У тебя слишком много врагов, господин, - согласился я. - За всеми сложно уследить.
- Верно. И ты мне поможешь в этом, ярл Кеттиль.
Тон, которым это было сказано, не внушал доверия.
- И как?
- Ты пойдешь на юг, - князь повернулся, и заглянул мне в глаза. - С тобой отправятся пять десятков северян.
- И что нам надобно будет делать?
- Следить за спокойствием княжества.
Несомненно, выдворяя полсотни наемников за пределы Киева, князь отводил от стен града бурю, что грозила разразиться после бесконечных стычек между бездействующими северянами и его жителями. Драки рано или поздно могли перейти в нечто большее, и показательный отъезд части чужаков сыграет на руку Ярославу. В то же время, он явно преследовал не только эту цель.
- Ты ждешь удара с юга, господин?
- Предпочитаю быть начеку.
Князь старался придать словам толику безразличия, но ему это не удалось. Брови хмурились больше обычного, пальцы нервно скрещивались у пояса. Хотя, возможно, виной тому всего лишь бушующая в небе гроза?
- Кто придёт с юга, господин?
- Борис? - не стал таиться князь.
- После Любеча?
- Ты видел его мёртвым, ярл Кеттиль?
- Нет. Он жив, - признал я.
- Тогда Любеч вряд ли смог его вразумить.
- Но кто пойдёт за ним? - недоумевал я. - Верных воинов у него пересчитать по пальцам! Степняки разбежались, как вши от гребня. Борис один!
Поток возражений оборвала длань Ярослава, что опустилась мне на плечо.
- Значит, совсем скоро ты принесёшь добрые вести, ярл Кеттиль.
Однако вскорости вернуться мне не удалось.
День за днём я проводил в седле. От одного поселения спешил к другому. Изучил все овраги, реки и долины. И нигде не встречал даже намёка на возвращение князя Бориса. К сожалению, призыва вернуться в Киев я так же не получал. И потому продолжал следить за южными рубежами княжества со всем рвением, на которое был способен.
Бесконечная скачка не доставляла удовольствия моим воинам, предпочитающим скрипу седла тоскливые стоны деревянных бортов драккаров от напора волн. Они роптали, злились, но следовали за мной, куда бы я их не повёл.
И река Трубеж была одним из наиболее часто посещаемых нами мест.
Неширокая и достаточно глубокая, чтобы по ней могли проплыть суда крупнее лодки, она, извиваясь, впадала в Днепр. На одном ее берегу, в нескольких днях неспешного пути от Киева, стоял городок Переяслав, и в нем мне также довелось бывать. Но сейчас Эрик вёл меня несколько восточней, к одному из многочисленных прибрежных поселений.
Кнорр я увидел сразу. Тёмные борта и высокий нос бросались в глаза издалека, а редкие бледные лучи заходящего солнца, что пробивались сквозь плотные облака, словно указывали на них и не давали укрыться.
Хотя прятать судно было и некому. Поселение, к которому мы подъезжали, насчитывало чуть больше десятка дворов. Столько же лодок лежало на берегу среди растянутых сетей. Сухой камыш прикрывал крыши редких изб, и над одной из них даже вился дымок. Неподалеку несколько рыбаков возились над новой лодкой и хмуро поглядывали на пятерых северян, оставленных Эриком с кнорром. При виде меня они отвели взгляды, словно кроме корпения над посудиной их ничего не интересовало.
Женщина с младенцем на руках вышла взглянуть на шум, поднятый копытами лошадей, но окрик одного из рыбаков - обеспокоенного мужа, не иначе, - вернул её в избу.
- Осмотрели? - кивнул я стерегущим судно воинам в сторону кнорра.
- Да, господин, - нервно ответил Берг, смышленый малый одного со мной возраста, обладающий помимо смекалки ещё и недюжей силой. Тем удивительный был его явный испуг. - Это торговец.
- Торговец? И где он?
Берг махнул рукой в сторону одной из изб.
- Мы велели ему ждать тебя там, господин.
- Товар? - я постарался, чтобы вопрос звучал угрожающе. Какой северянин откажется пограбить остановленное судно, а мне очень не хотелось, чтобы следом за отрядом шла подобная слава.
- Товар там же, - добавил Берг, и от меня не скрылась бледность на его щеках.
Что могло так напугать увешанного оружием северянина? Да и остальные воины не были похожи на себя. Они отводили взгляды, нервно сжимали рукояти мечей и явно жаждали поскорее убраться подальше от пропитанного запахом рыбы поселения.
- Хорошо, - людей надобно было успокоить, и я уверенно спрыгнул с лошади и кинул уздечку Бергу. - Дай ей воды. Я сам поговорю с торговцем.
Тот ждал меня у избы. Он сидел на пеньке, прислонившись спиной к стене и подставив лицо уходящим за верхушки деревьев солнечным лучам.
Хромота никогда не способствовала тихой ходьбе, и торговец заранее узнал о моем приближении. Он встал, улыбнулся и почтительно склонил голову.
- Ярл Кеттиль.
- Гудлейк?
Я не видел его пару зим, которые заставили щеки торговца впасть, плечи осунуться, а волосы успели покрыть сединой, и все же легко узнал. Человек, что способствовал моему появлению в Гардарике, и, главное, познакомил со Сваной, навсегда запал в память. Он постарел, пожелтел лицом, съедаемый возможной хворью, и, скорее всего, устал от постоянных путешествий. Но это был Гудлейк, и глаза его при виде меня вмиг ожили, напомнив того торговца, кто так ловко и умело мог продать сущую безделицу по бешеной цене самому конунгу.
- Ты узнал меня, Гудлейк Гардский? - я вспомнил и его прозвище.
- Конечно, Гарда-Кеттиль, - не остался в долгу торговец и так же показал, что наслышан и обо мне. - Ведь ты с ярлом Рагнаром отобрали у меня рабыню.
Мне никогда не по душе были разговоры о Сване, но я постарался сделать вид, что мы говорим о пустяке.
- Ты только за этим пришёл в Гардарику? Насколько помню, ярл Рагнар заплатил за девушку.
- Она стоила много больше, - Гудлейк явно не обмолвился, сказав "стоила", а, значит, знал о судьбе Сваны.
- Надобно было торговаться, - мне пришлось приложить неимоверные усилия, дабы продолжать улыбаться. - Ведь тебе в этом нет равных.
- Ярл Кеттиль слишком высокого мнения о моих способностях, - торговец благодарно поклонился.
- Даже если так, тебе сейчас не с кого спросить. Ярл Рагнар мёртв.
- Да, я слышал, - кивнул Гудлейк и равнодушно взмахнул рукой. - Что же, мне только и остаётся приносить жертвы Одину в благодарность за то, что он не даёт мне разориться.
Я улыбнулся. Какой торговец не жалуется на судьбу, потрясая при этом полной золотом мошной?
- Так что же тогда привело тебя в Кэнугард, Гудлейк Гардский?
- Я всего лишь пытаюсь добраться домой, к Норегу, - ответил торговец, щедро приправив слова тоской и скорбью.
- С набитым товарами кнорром путь покажется не таким тяжким, верно? - усмехнулся я.
- Едва ли мне удастся остаться хоть с чем-то после того, как отдам все как плату за проход.
- Ты уже платил кому-то? - удивился я, так как не слышал, чтобы князь Ярослав велел собирать дань за проход по воде. Пристань Киева была единственным местом, где брали пошлину, и потому слова торговца вызывали недоверие.
- Приходилось, - уклончиво и с явной неохотой изрёк Гудлейк.
- И что же за товар ты везешь?
- Рабыни.
- Рабыни? - ответ торговца неприятно резанул по сердцу. - И как? Они опять слепы, или разговаривают с богами?
- Они - пряхи, - просто ответил Гудлейк.
- Пряхи? И только? - вскинул я брови. Такой товар не был так бесценен, как показывал это торговец. - Позволь мне взглянуть на них?
- Не в моих силах препятствовать тебе, ярл Кеттиль, - Гудлейк склонил голову и посторонился.
Я прошёл к избе и толкнул грубо сколоченную дверь. Низкая притолока заставила пригнуться. Запах рыбы ударил в нос, напоминая, каким ремеслом занимался хозяин. Остатки чешуи валялись на земляном полу, у входа висела рыбачья сеть. Рукой отодвинул её в сторону и вошёл внутрь.
Дверь, не удерживаемая более, громко хлопнула. С потолка просыпалась пыль. Я отмахнулся от неё, взглянул вглубь избы и обомлел.
Ноги готовы были подогнуться, словно враз лишились костей. Язык прилип к нёбу, а дыхание прервалось. Вся моя храбрость осталась снаружи, и я понял, почему такими испуганными выглядели многое повидавшие на своём веку воины.
Передо мной сидели далеко не рабыни. И не просто пряхи.
Передо мной сидели боги.
Урд, Верданди и Скульд.
Норны-волшебницы.

[просто мария]

А почему боги - а не богини?

[vlad-nikolaev]

Вот не поверите - написал сперва"боги", исправил на "богини". Посмотрел, вернул "боги", потом опять "богини". И так несколько раз)
Глаз цепляется у самого, и если не только у меня, значит надо вернуть "богинь", спасибо!