Пернатый пастырь (20К)

[Джек-Попрыгунчик]

Этот рассказ написан довольно давно. Еще в 2015 году. Писал его на один конкурс. Конкурс был закрытый, и никаких отзывов, ни рецензий там не писали.
Я его больше нигде не показывал. До сего дня.
Хотелось бы узнать мнение об этом рассказе.




Солнце только выглянуло из-за горизонта, когда Старый Ворон, тяжело проваливаясь в полете на одно крыло, слетел с высокой разрушенной колокольни и опустился во двор. Двор уже запущенный, зарастал лебедой и курчавой мелкой травой, названия которой он не знал. Ворон привык наблюдать за этим домом. В течение многих лет. Вся жизнь бабушки, которая еще девчонкой начала его подкармливать, прошла на его глазах. С тех самых довоенных лет, до дня похорон, он наблюдал за этим двором. Он видел, как девчонка росла, взрослела. Все с той же, разрушенной в войну, колокольни он видел её свадьбу. Он смотрел как она в белом платье, бежала вместе с молодым человеком к колокольне, и она убеждала своего спутника, что сейчас покажет ему своего Старого Ворона. Они долго кружили вокруг развалин, она звала его, насыпала зерна в медный тазик, который был вмурованный возле дверей в кирпичную квадратную тумбу. Когда-то в этот тазик наливалась святая вода. Сейчас же девушка приспособила этот тазик под кормушку.

Но Ворон, непонятно почему обидевшись на девушку, после того случая еще долго не показывался ей на глаза. Хотя она ежедневно приносила ему зерно, хлеб и раз в неделю кусок мяса. Ворон не показывался ей на глаза. Он наблюдал издалека. И только когда она уходила, он спускался с колокольни, планируя среди развалин, садился на край каменной тумбы и клевал то, что она ему приносила.

А девушка, спрятавшись за толстой березой, что росла за церковной оградой, подглядывала за Старым Вороном.

— Ревнуешь, да? — Полина с улыбкой наблюдала, как Ворон прижав кусок мяса лапой, отрывал маленькие куски и, закинув голову, проглатывал их, при этом как-то забавно щуря глаза. — Эх ты, ревнивец мой калеченый. Вот придет весна, прилетят птицы, и ты наконец-то встретишь свою ворону.

Полина знала, что его ворониха погибла в том взрыве. Вместе с птенцами. И что Ворон не улетает, и все ждет, когда они к нему вернутся. Ревность Ворона очень забавляла её. И еще долго девушка стояла и любовалась Вороном, разговаривая сама с собой.

А Старый Ворон, утолив голод, садился на верхнюю перекладину купольного креста. И, наклонив голову на левое плечо, дремал в солнечной тишине. Немного позже Ворон все же снова начал слетать к Полине, ходил возле неё, слушал её разговоры, склонив голову влево.

Но однажды девушка пришла в разрушенный храм с маленьким свертком на руках, и, оглядывая развалины, звала его, что-то приговаривая, когда заглядывала в сверток, который держала на руках, поправляя белую кружевную накидку. Старый Ворон услышав детский плач, пустился с колокольни и, подергивая покалеченным крылом, смешно подпрыгивая, подошел к ногам девушки.

Старый Ворон помнил все, с той самой памятной ночи, когда попал под обстрел на этой самой колокольне. Он не мог улететь. Его птенцы еще не оперились, и они вдвоем с вороной закрывали от шума, взрывов, и всполохов гнездо с птенцами. До тех пор, пока снаряд прямым попаданием не разворотил колокольню.

После этой ночи он уже не мог летать далеко, так как ему хотелось бы. И его крыло, как и надломленный купол храма, навсегда покосилось, не разгибаясь на всю свою ширину, и не могло больше держать его тяжелое тело парящим в воздухе.

И бабушка, уже тогда, в те далекие лихие и голодные годы, совсем маленькой девочкой, украдкой от родителей воровала для него немного зерна, хлеба, а иногда, правда очень редко, и кусочек сырого мяса, так вкусно пахнущего кровью.

Старый Ворон видел, как состоялись похороны, и маленькая, всего в несколько человек, траурная процессия двинулась со двора к покосившемуся, как и все в этой деревне, старому деревенскому кладбищу.

Хромая кобыла, махая облезлым хвостом, тащила телегу с гробом. Бабки всхлипывали, что-то причитали, по бабьи поджав руки к щекам. Когда гроб с телом опустили в могилу, Ворон напрягаясь, сделал большой круг над кладбищем. Он парил в воздухе, отдавая последний долг той, которая кормила его всю свою жизнь. И которой он был безмерно благодарен, за любовь, за надежду, за тепло, которое она ему дарила холодными и долгими зимами. Ворон понимал, что без поддержки этой женщины его жизнь, скорее всего тоже в скором времени закончиться.

Все это он вспоминал, пока опускался на пустынный и заросший двор.

Причина, заставившая Старого Ворона прилететь, с кудахтаньем кинулась в сарай при виде грозной черной тени скользнувший во двор. У бабушки, которую проводили в последний путь, остались две курицы. Пока соседи организовывали похороны, поминки, курицы неизвестно отчего, убежали за сарай, зарылись в траве, и сидели там до вечера, пока соседи не покинули двор. Когда начало темнеть они вернулись в сарай, устроились на насесте и спокойно провели первую одинокую ночь.
Ворон видел как они утром, шарахаясь от каждого звука, топтались по крыльцу, запрыгивали на завалинку и кричали, негромко, по-тихому, звали хозяйку. Не докричавшись, и не доставшись, они пошли искать червячков, что-то ковыряли по травянистой лужайке двора, куда бабушка сыпала им каждое утро несколько горстей зерна. Вечером, голодные, и недовольные они снова с глухим кудахтаньем крутились вокруг дома, все ждали, когда же выйдет хозяйка и наконец-то накормит их.
Ворон знал, что сейчас, как только начнет темнеть они уйдут спать. Но как спать на голодный желудок Ворон прекрасно помнил. Он помнил голодные ночи, в первые дни, когда он только-только повредил крыло. Он выжил только благодаря той, которую вчера схоронили. Ворон поднялся на крыло, и тяжело вздыхая, полетел в ночь, в поля. Там, выбрав бугорок повыше, он сел на него и подтянув крылья под себя, начал ждать. Ночью, не вдалеке, начали шебуршиться полевые мышки. Ворон вспомнил молодость, и, учитывая свои силы и сегодняшние возможности, резко подпрыгнул и, упав, ударил когтями по земле. Есть! Повезло. Даже можно сказать очень повезло. В каждой когтистой лапе трепыхалось по серой полевой мышке. Придавив пищащие тушки, Ворон снова устроился в своей засаде. За короткое время, поймав три мышки, Ворон вернулся на колокольню.

На колокольне он, в два глотка проглотив мышку, утолил мучивший его голод. Так же точно разобрался и со второй. Третью он положил на край карниза и довольный собой устроился спать.

Ворон опустился на середину двора и положил убитую мышку на траву. Уже собравшись улетать, он понял, что курицы слишком слабые, чтобы разорвать крепкую шкурку полевой мышки и, прижав мышь лапой, в два удара клювом разорвал тушку бедной мышки. Стряхнув кровь с лапы, Ворон улетел к себе, чтобы, устроившись на перекладине креста, подремать в лучах теплого солнца.

Перед его закрытыми глазами протекали воспоминания о том, каким он был в молодости, и зрелом возрасте. Как он жил, весело и беззаботно, пока этот взрыв не разрушил его гнездо, колокольню старой церкви, и его жизнь. Осколок едва задел крыло. Но с тех пор крыло не расправлялось на всю ширину, и очень болело, когда ему приходилось парить, опираясь на воздух всей площадью крыла. А еще оно начало болеть перед сменой погоды. А много позже оно начало болеть, когда ему было холодно, а еще позже, когда у него было плохое настроение. И он бы, наверное, умер, или от голода, или от холода, если бы не забота этой милой и очень доброй женщины, которая все эти годы, начиная с той самой ночи, когда он только повредил своё крыло, оберегала его.

Теперь он должен оберегать её кур. Ворон от возмущения каркнул резко и громко, тряхнул головой и захлопал крыльями.

Когда он был молодой, он воровал цыплят из этой самой деревни для своих птенцов. Сейчас ему приходилось кормить этих самых кур. Но по-другому он не мог поступить. Это были куры его бабушки. Бабушки, которая в военные лихие года отдавала ему целую горсть зерна. Целую горсть.

Прошло несколько дней. Еженощные охоты настолько увлекли Старого Ворона, что он даже начал забывать про больное крыло. Однажды он даже решился на очень дальний полет. На зернохранилище. Он летел на ток с надеждой каким-то образом набрать зерна. Ворон не знал, как это сделать, но что-то толкнуло его в эту дорогу.

Куры похудевшие, хоть и через силу, но начали клевать те мышиные тушки, которые он приносил им под утро. Они склевывали тушку мыши за день, и, продолжая недовольно кудахтать, рылись в траве, или грелись на солнце, устроившись в пыли, посреди двора.

Ворон прилетел на ток и увидел огромные горы зерна. Доступного, но только чтобы поклевать его. Ворон полетел вдоль забора, оглядывая сверху землю, в надежде, что ему что-нибудь да откроется. И он увидел это. Пластмассовое ведро, небольшое, один край которого чем-то смят, и оно лежало как раз этим, толстым смятым краем, вверх. Ворон, рассчитав траекторию, пролетая, подхватил ведро когтями. Понимая, что сил у него мало, и на тренировочные заходы времени просто нет, он с первого раза пошел в пике на гору зерна.

Пролетая над гуртом зерна, он зачерпнул ведром зерна и сразу почувствовал тяжесть, которая потянула его вниз. По крылу, которое за время ночных охот немного разработалось, ударила резкая боль, и Ворон скользнул вниз, едва не выронив от неожиданности ведро, и чудом избежав столкновения с забором. Превозмогая боль, набрал высоту и медленными взмахами заставил себя лететь в сторону деревни. Уже практически на виду деревни крыло заболело так сильно, что Ворон едва поборол желание бросить это чертово ведро, и сесть на толстый сук дерева, мимо которого он, как раз, пролетал.

В этот момент он вспомнил, как дед девчонки поймал ее, когда она стащила для него две горсти зерна. И выпоров её за это хворостиной, кричал, что им самим нечего жрать, а она удумала кормить эту полудохлую птицу. На следующий день девочка все равно прибежала к нему, и со слезами на глазах крошила маленький кусочек хлеба в тазик. Именно тогда Ворон впервые спустился с колокольни и смешно подпрыгивая, подошел к ней. Она гладила его больное крыло и, всхлипывая, объясняла ему, что дедушка хороший, и вовсе не жадный, просто сейчас нет никакой еды и им самим нечего кушать. Вот когда все закончиться, у них будет много зерна, и она вылечит ему крыло, и они, возможно, улетят с ним в теплые страны.

С этими воспоминаниями Ворон буквально рухнул на лужайку посреди двора, рассыпав зерно, и больно ударившись лапами о землю. Всю ночь он провел во дворе, не в силах подняться в воздух, и лишь под утро, отдохнув, он смог улететь к себе на колокольню.

Так прошло еще несколько дней. Зерна, которое принес Ворон, хватило курам на несколько дней. Куры были хоть и дуры, но поняли, что нельзя взять вот так вот и склевать все сразу. Они с удовольствием клевали уже высохшие мышиные косточки, сами старались найти в высокой траве жучков, червячков. Они уже не сильно шарахались при виде черной тени, когда Ворон приносил им мышей, но все равно убегали на противоположный край двора. Куры, под руководством Старого Ворона, проявляли чудеса сообразительности.

Ворон еще раз повторил попытку полета за зерном. И снова эта попытка, хоть и с трудом, и болью, но удалась. В этот раз он даже принес больше зерна. Он умудрился зачерпнуть практически полное ведро.

А утром появились родственники. Это приехала, поздно получившая телеграмму, внучка. Приехала отдать бабушке последние почести, понимая, что похороны уже давно прошли. Она стояла с молодым человеком возле старенького дома, а соседка объясняла им, что и как.

– Вещи, которые еще были ничего, соседи разобрали. В ограде брать практически нечего, все так и осталось. – Старушка поджала губы, сложила руки на животе, - а вот вроде тут две куры бегают. Я пыталась поймать, но их даже не видно. А может мерещиться мне. Мой-то дом вон он. Двора не видно, но по вечерам иногда слышно, вроде куры кудахчут. Я приходила, смотрела, нету. Да ворон её летает тут. Чего летает? Чего ищет?

— А ворон еще живой? — девушка глянула на колокольню.

— Живой, что ему сделается-то? Пока Полина жива была, он сюда редко летал. А сейчас зачастил. Летает, а чего летает….

Бабушка отвернулась, и украдкой смахнув слезу, продолжила:

— Тут-то спать уж и не на чем, да и пыльно там, не прибрано. Да и пусто. — Она махнула на заброшенный дом. — Что вам в нем-то? Пошли уж ко мне. Места хватит. Не задавите. И денег не возьму. Чай вот пить вечером будем. — И повернувшись, не оглядываясь, пошла к своему дому.

— Ну что мать Тереза, пойдем? — мужчина подхватил рюкзак и большую синюю сумку поглядел на спутницу.

— Не называй меня так, я же просила, — девушка подняла маленький саквояж и пошла следом за бабушкой.

Ночами похолодало, приближалась осень. Роса по утрам стала очень холодной. И скоро она превратиться в иней, а там и до снега не далеко. Ворон понимал, что если он что-то не придумает, где найти теплое жилье и постоянную еду, ему эту зиму не пережить. Прилетев утром на двор Ворон, по-хозяйски, двинулся к сараю. Открытое слуховое окно позволяло увидеть, что на крыше есть немного сена. Ворон, влетев внутрь чердака, принялся устраивать себе гнездо.

Девушка открыла дверь, зашла в дом. Застоявшийся воздух, паутина, редкая пыль, летающая в солнечных лучах. Мария с тоской оглядела хату, воспоминания захлестнули её. Смахнув какие-то газеты с лавки, она уселась у окна и начала смотреть во двор.

Из сарая выбежали две курицы. Из окна, через приоткрытую дверь сарая, было видно, что сверху, из чердака, кто-то сваливает вниз сено. Мария с удивлением и неким страхом смотрела на эту картину, и вдруг в слуховом окне увидела Старого Ворона. Ворон, оглядев двор, снова нырнул в глубь чердака.

Слезы навернулись на глаза Марии, спазм сдавил горло.

— Это и есть ваш Старый Ворон?

Мария, вздрогнув от неожиданности, резко повернулась.

В дверях стоял молодой человек.

— Паша, ну нельзя же так, — Мария вздохнула, прижав ладонь под сердце. — Да, это наш Ворон.

— Интересно, что он там делал? Посмотрим? — Павел подал руку.

— Пошли, — Мария поднялась с лавки, опираясь на протянутую ладонь.

Они зашли в сарай и увидели, что Ворон, через дыру в потолке сбрасывал вниз, курам, сено. Мария задумчиво поглядела на Павла. О чем-то думая, осмотрела сарай, выйдя из сарая, заглянула в огород.

— Ты чего? — Павел насторожился, он хорошо знал Марию, и понимал что вся эта серьезность не спроста.

Мария молча обошла двор, зашла в дом.

— Ну, ты чего? Маш… — мужчина вошел следом.

Мария села на лавку, положив руки на стол. Жестом указала Павлу на стул. Павел сел. Мария вздохнула, рукой остановив хотевшего что-то сказать Павла.

Прошло несколько минут.

— Помнишь, — начала Мария, — я тебе рассказывала, что бабушка не могла иметь детей?

Павел молча кивнул.

— И что бабушка всю жизнь ухаживала за Вороном, который живет на этой старой колокольне? — Мария посмотрела Павлу в глаза. Она словно хотела проникнуть ему в душу, узнать, понимает ли он её? — Так вот все врачи сказали бабушке однозначно, когда она рожала маму, что она в принципе не могла иметь детей. Но она родила, и врачи очень даже удивлялись, как она смогла забеременеть. Понимаешь, она не могла иметь детей, и причины были реальны, у неё было…. — Мария махнула рукой, не вдаваясь в медицинские рассуждения. — Так вот когда бабушка родила маму, прадедушка эту церковь даже хотел восстанавливать, хотя был коммунистом.

Мария прижала сжатые ладошки к коленям, и, вздохнув, продолжила:

— Хотя бабушка считала, что это все Ворон.

— Что ты хочешь? — Павел уже начал догадываться, куда клонит Мария.

— Да, ты правильно думаешь, — Мария снова положила руки на стол, — я хотела бы тут пожить. Ну, посуди сам. У меня все равно кризис. Я не могу писать, думать, мне ничего и никого не охота видеть. А в Москве снова все начнут жалеть меня, что-то советовать, надоело, понимаешь, надоело. Эти взгляды, эти вздохи….

— Маш, — Павел присел перед ней на корточки, и, прижавшись лбом к её коленям, продолжил. — Тебе всего лишь тридцать, и у нас все еще впереди….

— Паша, у меня диагноз – бездетность, и впереди ничего нет. Давай просто перезимуем тут. Одну зиму. Я здесь начала рисовать. Здесь зимой такие картины открываются. Может быть, я здесь стану сухопутным Айвазовским, а? Как думаешь? — Маша сверху вниз смотрела на Павла, держа его лицо в своих ладонях. — Бабушкам поможем перезимовать, одним им тяжело очень. Сколько их осталось-то? Шесть домов? Ну что они сами могут? Вот, тетка Марфа сказала, что могут свет отрезать. На зиму. И отрежут же….

Мария заглянула ему в глаза.

— Тебе для работы все равно ничего, кроме компьютера и Интернета, не надо. Тарелка для телевизора не проблема. Интернет проведешь. Ты на своей бирже вообще ни разу не был. Так что мы теряем? Ворон вон о курах заботиться. А он птиц, они ему вообще до фонаря должны быть. А он…. Мария улыбнулась. — Он так смешно подпрыгивает, когда по земле ходит. И он такой красивый. Старый уже. Без нас ему этой зимы не пережить.

Мария, замолчала, и, отодвинув Павла, встала, подошла к окошку. Упершись ладонями в подоконник, выглянула во двор:

— Стыдно мне перед ним, понимаешь, стыдно. Я как увидела, Ворон о курах…. — неожиданно слезы, потоком, лавиной, со всхлипом, со сдавленным криком, с хрипом и стоном, рванулись наружу, Мария рухнула на лавку, придавила ладони к лицу. — Понимаешь, а-а-а, — её трясло, плечи ходили ходуном. — Ворон заботится. А-а-а я, да ты знаешь как… ты… Знаешь, бабушка… сколько скандалов…. — Маша пыталась задавить слезы, она зажимала рот рукой, глаза сверкали, она одновременно была и тут, в пустой избе, и там, маленькая, с бабушкой, возле храма, у колокольни, и слушала рассказы бабушки о её Старом Вороне. — Из-за него перенесла… его стрелять… сколько раз…. Он столько цыплят перетаскал. А он им сено с крыши, на насест…. — Плач, судорожный, истеричный, хлестал Марию. Она то смотрела в окно, то, повернувшись к Павлу, что-то показывала рукой, куда-то себе за плечо, то прижимала ладони к лицу, пытаясь задавить свой испуг, свои нервы, свою истерику.

Боль за потерю любимой бабушки, стыд за опоздание на похороны, обида на судьбу, ощущение несправедливости за невозможность материнства, все эти переживания, нервы, напряжение последних дней, все это вылилось в эти слезы.

Павел подошел к жене, обнял. Мария вжалась ему в грудь, руками тянула его плечи на себя, стараясь укрыться, спрятаться от мира, от ощущения одиночества, от несправедливости – она живет, а Ворон заботиться о бабушкиных курах.

Чуть позже, когда Мария успокоилась, Павел прошелся по дому. Похлопал рукой по дверному косяку, повернулся к Марии:

— Ну что? Ты у нас деревенская, составляй список, без чего нам тут не прожить? А инструменты и мебель я сам организую….

На середину двора вышли две курицы. Они, деловито роясь в траве, кудахтали и кивали друг другу головами. Как будто делились между собой новостями, только что увиденными в оконном проеме. Ворон, выбравшись из чердака, сидел на крыше сарая и смотрел на дом. Потом, даже как-то легко встав на крыло, полетел к себе, на колокольню.

Осень выдалась теплая, практически без дождей. Мария с Павлом помогали бабушкам с уборкой урожая, копали картофель, занимались благоустройством дома. Павел учился колоть дрова, править заборы, и вообще он находил удовольствие в этой повседневной работе по хозяйству.

Каждый день Мария ходила к Ворону, в разрушенную церковь. Ворон не сразу, но все же спустился к ней, смешно подпрыгивая, подходил к Марии, и, вытягивая шею, прижимался головой к её ногам.

Мария, присев на ступеньку, кормила его с руки, гладила Ворона по крыльям, разговаривала с ним. Ворон заглядывал ей в лицо, ходил подле неё, важно выгнув грудь, что-то пытался говорить, каркая, негромко, наверное, рассказывал, как помнил её еще совсем маленькой девочкой, когда бабушка привела Марию в первый раз, познакомить со своим Вороном.

За хлопотами незаметно пришел Новый год. Павел и Мария поздравили всех бабушек, что еще жили в деревне, всем подарили небольшие подарки. Под вечер вместе сходили к разрушенному храму, и принесли Старому Ворону зерна и кусок свежего мяса, вкусно пахнущего кровью.

— Надо было, наверное, все же порезать? — Павел положил кусок в тазик.

Мария покачала головой:

— Нет, он любит отрывать полоски от целого куска.

Дома Мария довольная, веселая, что-то напевая, накрывала стол, изредка загадочно поглядывая на Павла.

Уже били куранты, Павел, открыв шампанское, наполнял бокалы, когда Мария прижавшись, прошептала ему на ухо:

— Милый, я беременная….

А Старый Ворон, сидя в гнезде, рвал крепким клювом свежее мясо, и смотрел на двор, где под счастливой звездой зарождалась новая жизнь.


21.12.2015 год.

[просто мария]

Мне понравилось.
Добрый рассказ, после него на душе хорошо.

[Джек-Попрыгунчик]

Мне понравилось.
Добрый рассказ, после него на душе хорошо.

Спасибо за добрые слова.

[Oleg]

Рассказ весьма неплох, особенно сюжет.
Но, со времени его написания прошло много лет и теперь у вас нет конкурсных ограничений по объёму текста. За эти годы, я надеюсь, вы стали писать ещё лучше и, теперь можно несколько развернуть сюжет, сгладить ритм рассказа. Он достаточно отлежался, теперь можно и подправить. Как-то так.

[Джек-Попрыгунчик]

Рассказ весьма неплох, особенно сюжет.
Но, со времени его написания прошло много лет и теперь у вас нет конкурсных ограничений по объёму текста. За эти годы, я надеюсь, вы стали писать ещё лучше и, теперь можно несколько развернуть сюжет, сгладить ритм рассказа. Он достаточно отлежался, теперь можно и подправить. Как-то так.

Не понял?
Или как сейчас модно говорить = не догнал?
А что с рассказом не так?
Подскажите куда разворачивать сюжет? И главное зачем его разворачивать?
На сколько градусов? На 120; или сразу на 486?
Чем сглаживать сюжет?
Уважаемый Олег, не будите ли вы так любезны, и не окажите ли мне милость, сделать существенное замечание = куда развернуть сюжет, и что и как сгладить?
Я вот ни разу не ёрничаю, но мне таки интересна ваша мысль.
Спасибо конечно за вашу веру в меня, что я, мол, и писать стал лучше, и все такое....
Правда ваши слова как бы иносказательно намекают, что раньше я писал не так хорошо.
)))))
А вот теперь совершенно серьезно.
Сюжет, ежели конечно этого требует произведение, надо не разворачивать, а развивать.
В данном рассказе я совершенно не вижу смысла что-либо куда развивать, а тем более разворачивать.
В этом рассказе все = точка. Шах и мат, как говорят гроссмейстеры.
Зачем сюда что-то ещё впихивать?
Что за потребность к гигантомании?
Почему у всех, буквально у всех, что у читателей, что у писателей, есть неистребимое желание впихнуть не впихуемое?
Я абсолютный противник сериалов, мыльных опер, бесконечных историй.
Я люблю законченные, логично законченные, произведения.
Уважаемый Олег, я прошу отнестись к моим словам с юмором, и не сердиться за мои, столь язвительные слова.
Ну правое же, я не вижу никакого смысла увеличивать эту историю.
Этот рассказ лаконичен по объему, и это совершенно выписанная история. При написании этой истории были использованные все имеющиеся в моем распоряжении и мысли, и слова, и буквы. _))))))
Если вы соблаговолите указать мне на конкретные ошибки, сюжетные, временные, какие-либо ляпы, или иные литературные просчеты, тогда я, даю вам слово, согласен учесть их и отредактировать предоставленный рассказ в строгом соответствии с рекомендациями.
И еще раз прошу, не воспринимайте мои слова слишком серьезно.
Просто у меня хорошее настроение.

[Oleg]

После фразы о "гроссмейстерах", действительно, можно было бы поставить точку, но продолжу немного - у меня сегодня тоже хорошее настроение.
Перечитал рассказ ещё раз.
Рассказ сшит на живую нитку из абзацев слабо связанных между собой, с резкими перепадами по времени действия. В бабушках-девочках и девочках-бабушках можно легко запутаться, а тут ещё и похороны подоспели.
Автор не желает менять этот ритм изложения, связывать всё в единое целое - его право, но я не гроссмейстер и мне было сложно усваивать такой текст. Сюжет - сюжетом, но подача его читателю, слабовата.
И по мелочам навскидку.
В первой строчке - ворон наблюдает не за строением (домом, избой, избушкой), а за её обитателями( что ты и подтверждаешь в дальнейшем).
Есть устоявшееся словосочетание для всего и всех, кто и что находится в воздухе - свалиться на крыло, а не провалиться.
Джек, зная тебя, прошу - избавить меня от срача здесь. Есть твоё мнение, а это моё и - точка.

[Джек-Попрыгунчик]

Джек, зная тебя, прошу - избавить меня от срача здесь. Есть твоё мнение, а это моё и - точка.

Да без проблем.
Только замечу, вы меня ни хрена не знаете. Совершенно.
Это моё мнение.

[Джек-Попрыгунчик]

Джек, зная тебя, ....

P.S.
И на будущее - пожалуйста на ВЫ.
Я с вами свиней не пас, вы со мной на брудершафт не пили.
Честь имею!

[Татьяна Ка.]

Немножко посвободнее стала. Почитаю обязательно!